Запретная страсть - Маккол Дина. Страница 61

— Но я уже не маленькая. И мне плевать, что он подумает. Так было всегда. Я молчала только потому, что ты так хотел. Будь моя воля — весь свет давным-давно узнал бы, как я люблю тебя.

— Допустим, с меня снято обвинение в убийстве, но мое прошлое от этого лучше не стало. Оно все равно безобразное.

Ребекка взглянула ему прямо в глаза:

— Я и не хочу, чтобы оно было другим. Я люблю тебя, а не какого-то выдуманного человека. Мне жаль, что твое детство было столь ужасно. Стоит подумать об этом — и у меня сердце разрывается. Но я люблю тебя именно таким, каким ты стал, пережив все страдания. И хотела бы, чтобы и ты научился любить себя.

С этими словами Ребекка удалилась, оставив Джексона наедине с самим собой и с истиной. Прошло довольно много времени, прежде чем он вспомнил о Даниеле, который должен был вот-вот приехать. Выскочив из ванной, он побежал натягивать джинсы.

Через несколько минут Джексон, по пояс голый, заглянул на кухню:

— Ребекка, я не могу найти свои майки.

— Наверное, они в сушке. Сейчас посмотрю. Не хочешь пока почитать газету?

— Ты стираешь мои вещи?

— Для самоуспокоения, — прошептала она. — Тебя долго не было. Я начала нервничать, потом испугалась и наконец дошла до такого состояния, что в пору было или выбросить эти вещички с тобой вместе на улицу, или постирать их. И тут-то как раз выяснилось, в чем дело.

Ребекка направилась к двери, но Джексон остановил ее и торопливо поцеловал в ухо.

— Мне так жаль!.. — пробормотал он, полный раскаяния.

— Не надо жалеть, — усмехнулась Ребекка. — Лучше скажи спасибо, что твои майки выстираны, а не валяются где-нибудь на лужайке.

Он рассмеялся и вышел на крыльцо за газетой. Ребекка скрылась в комнате, где стояла стиральная машина.

Как только Джексон отворил входную дверь, из автомобиля, подъехавшего к дому, выпрыгнул какой-то человек и бегом помчался к нему. Знай Джексон о нежданном госте, он приоделся бы ради такого случая. А теперь он стоял, полуобнаженный, сразу после бритья, перед бойким репортером, торопившимся поскорее получить сенсационные новости.

— Мистер Рул! О чем вы думали в тот день, когда вас арестовали? Вы боялись оказаться рядом с закоренелыми преступниками? Как складывалась ваша жизнь за решеткой?

Джексон окаменел от ярости.

— Ты что, черт возьми, здесь делаешь? — проворчал он. — Это — частное владение!

— Меня зовут…

— А мне плевать, как тебя зовут! — Джексон шагнул навстречу репортеру. — Я не даю интервью. Убирайся или я вызову полицию!

Но упрямый репортер сунул свой магнитофон прямо ему под нос.

— Вы когда-нибудь видели, как насилуют вашу сестру? Вы знаете, что случилось с ее ребенком?

Джексону уже сказали, что Молли перенесла выкидыш примерно через неделю после того, как ее поместили в психиатрическую лечебницу. Но он не собирался ни с кем делиться ни этой, ни какой-либо другой информацией, касающейся их жизни.

— Ах ты, слизняк! — пробурчал Джексон себе под нос, оттесняя репортера к его машине. — Да как ты смеешь задавать такие вопросы совершенно незнакомому человеку? Тебе что — нравится зарабатывать деньги на людских страданиях? Лучше подыскал бы себе какую-нибудь настоящую работу.

— Но публика имеет право…

— Нет у публики никаких прав совать нос, в мою личную жизнь! — зарычал Джексон, прервав репортера на полуслове. — А теперь вон отсюда!

Выпалив это, он с равнодушным видом поверулся и направился к дому. Репортер вытаращил глаза, увидев шрамы на его спине. Он единственный воочию убедился в том, каким ужасным истязаниям подвергался Джексон Рул в детстве.

И тут сработал инстинкт. Вот оно — материальное доказательство! Репортер схватил фотоаппарат, висевший у него на плече, навел на фокус и принялся за дело. Один кадр, второй, третий — получилась целая серия снимков, на которых с графической четкостью запечатлелась стройная, атлетическая фигура Джексона и его широкая спина, исполосованная руками безумца.

Услышав щелчки, Джексон резко обернулся. Это был последний, самый лучший кадр: лицо Рула, полное ярости и откровенной угрозы. Репортер усмехнулся. Он знал, конечно, что именно из-за поразительного сходства Джексона с отцом к Молли вернулась память. Отличная тема для завтрашней передовицы. У него перед глазами уже мелькали заголовки. Что-нибудь вроде «Каков отец… таков и сын?»…

— Я получу повышение, это уж точно, — про бормотал бойкий журналист, прыгнул в свою машину и умчался прочь.

А Джексон, ничего не подозревая, поднял газету и направился к дому.

— Убрался отсюда, и то хорошо, — пробурчал он и тут же услышал шум подъезжающего автомобиля.

За рулем сидел Даниел Хилл. Несколько мгновений мужчины смотрели друг на друга, застыв в оцепенении. Преподобный первым отвел взор.

— Ребекка, встречай отца! — крикнул Джексон и скрылся в доме, оставив входную верь открытой.

Ребекка выбежала на улицу. Она боялась, как бы двое самых близких ей людей не затеяли очередную ссору. Однако Джексона уже и след простыл. Ребекка расстроилась еще больше. Придется каким-то образом улаживать эту неловкую ситуацию — другого выхода нет.

Отец вошел в прихожую.

— Папочка, я получила твое сообщение по автоответчику, — смущенно оправдывалась Ребекка, убирая его пальто в шкаф. — Извини, что не перезвонила. У нас здесь с утра сущий ад.

Даниел кивнул. Конечно, слово «ад» отдает богохульством, но, другого, пожалуй, не подберешь. Он и сам никак не мог прийти в себя после вчерашних телепередач. Еще больше его ошеломила статья в утренней газете. Преподобный корил себя за то, что так предвзято судил о Джексоне Руле. А ведь сколько раз он имел возможность увидеть истинную сущность этого человека. Сам Господь Бог подавал ему знаки, но он не соизволил понять их — вот к какому выводу пришел отец Ребекки.

— Ничего, — сказал Даниел, храбро отбрасывая мысли о том, что означает присутствие полуодетого мужчины в доме его дочери, да еще ранним утром. — Я приехал повидаться с Джексоном.

Ребекка сникла и умоляюще тронула отца за рукав.

— Папа, я думаю, сейчас неподходящее время… Даниел покачал головой:

— Нет, Ребекка, очень даже подходящее. Мне стыдно за свое поведение. Я хочу попросить прощения.

И тут в комнату вошел Джексон, натягивая через голову чистую футболку.

— Вам незачем извиняться, преподобный Хилл, — сухо сказал он, пригладив волосы.

Отец Ребекки вроде бы говорил вполне искренне. Но чувство самосохранения заставляло Джексона держать дистанцию. Даже сейчас, когда все беды, казалось, остались позади, он ощущал груз тех долгих, страшных лет, полных боли и унижений, а потому не особенно рассчитывал на понимание.

— Нет, я обязан, — настаивал Даниел. — Я провел в молитвах всю ночь и понял, что вел себя ужасно.

— Ну, ситуация сама по себе была довольно отвратительная, — заметил Джексон. Но Даниел не сдавался.

— Нет, позвольте уж мне сказать то, что положено, — он вздохнул поглубже и отвернулся от дочери, стыдясь смотреть ей в глаза. — Ну, сначала я действительно боялся вас… из-за Ребекки. А потом увидел, как прекрасно вы работаете, выяснил, что вы не раз спасали мою дочь… И я продолжал бояться, но не вас. Меня пугало другое: что вы можете отнять у меня Ребекку.

А еще этот приют. Я устыдился, слыша, как люди расхваливают Джексона Рула, которого я сам считал чуть ли не врагом общества! Когда вы попросили помочь — не себе, а несчастному Тэйлору, — я окончательно понял, что вы достойный человек. Но не мог заставить себя признать это.

Ребекка всхлипнула, а Даниел продолжал говорить:

— Да, это правда. Я ревновал, а это страшный грех. Я видел, как в сердце Ребекки растет любовь, но не хотел, чтобы она любила вас сильнее, чем меня. Мне жаль… так жаль, что я обижал вас, и это случалось не раз. Вы простите меня?

Джексон онемел от удивления. Он никак не ожидал, что упрямый и самоуверенный Даниел способен на подобный поступок.

— Ребекке повезло, что у нее такой отец, — вымолвил он наконец. — Думаю, она и сама это понимает. А извиняться надо не вам одному! Я ведь не ангел и во многом сам виноват, что все так получилось. Если вы простите меня, то и я вас прощу.