Пробуждение барса - Антоновская Анна Арнольдовна. Страница 118

Луарсаб произнес имя любимой.

Сначала Мариам не поняла. Несколько раз повторенное имя Тэкле Саакадзе проникло наконец в сознание. Мариам безмолвствовала, на бледном лице застыли изумленные глаза.

Позвав Нари, Луарсаб резко хлопнул за собою дверью.

Пораженная холодностью сына, Мариам послала за Шадиманом. Царедворец рассмеялся: цари в Грузии не женятся без одобрения высшего Совета светлейших… Больше надо беспокоиться о странном поведении неизменно нежного сына.

Царица поспешила в покои Луарсаба: она не поняла шутки, но зачем сердиться?

Луарсаб холодно посоветовал на превращать в шутку любовь, равноценную трону.

Царица рассердилась: где видел Луарсаб царя, женатого на простой азнаурке? Если нравится такая, разве нет иного способа приблизить?

Луарсаб гневно заявил: даже матери он, царь, не позволит оскорблять невесту.

— Невесту? А разве светлейшие уже дали согласие на брак?

— Мало забочусь. Светлейшие и даже близкие люди не спрашивают моего согласия, когда потихоньку собираются обсуждать свои дела…

Царица побледнела. Луарсаб пристально смотрел на пальцы, нервно перебирающие четки. «Говорить, — думала Мариам, — значит выдать себя».

— Видишь, в ваши дела я не вмешиваюсь, очевидно, из расчета не давать повода вмешиваться в мои…

В замке наступило затишье, предвещающее бурю. Луарсаб небрежно спросил Баака, по-прежнему ли уверен князь в охране? Начальник метехской стражи насторожился: тотчас скрытно проверил стражу, добавил из верных людей телохранителей и, кроме обычных, расставил еще тайные посты.

Приехавшему на Совет Саакадзе, улучив момент, Луарсаб шепнул:

— Найди предлог стянуть к Тбилиси верные трону войска.

На ближайшем совещании, созванном Шадиманом по поводу посольства в Иран, Саакадзе обратился с просьбой к царю сделать смотр перестроенным по персидскому образцу дружинам. Просьба никому не показалась странной, даже прозорливый Шадиман был введен в заблуждение скучающе-вежливым ответом Луарсаба: хотя он вполне доверяет своему Моурави, но рад будет вместе с князьями посмотреть затею полководца. Когда Моурави думает устроить смотр? Через две недели? Дорогой Шадиман озаботится приглашением всех князей.

Георгий еще раз убедился в хитрости и ловкости двадцатитрехлетнего царя. Никому, даже Баака, не открыл Луарсаб задуманного.

Зураб с момента возвышения Саакадзе находился при войсках, изучая военную тактику Великого Моурави. Любимый ученик быстро усвоил стратегию великого полководца. Через много лет Саакадзе горько пожалел об этом…

Встревоженный озабоченностью Моурави, Зураб вместе с «барсами» расположил дружины с расчетом на быстрое окружение Метехи.

По желанию царя князья перед смотром собрались в посольском зале. Бартом расположился с писцами позади трона. В зале смолкли голоса. Луарсаб поднялся.

Он ни в чем не хочет нарушать обычай, напротив, считает долгом не только светлейших посвятить в задуманное…

Шумное одобрение подхватило последние слова… Жениться? Царь поручает князьям выбрать невесту?

— Нет, князья, я сам нашел будущую царицу и жду вашего восхищения.

— Князья давно восхищаются мудростью любимого царя… Неужели имеретинская царевна? Нет? Значит, Шадиману удалось сватовство греческой Елены?

— Нет, князья, я женюсь на прекраснейшей из прекрасных, чей ум и красота достойны делить со мною трон… Будущая царица — Тэкле Саакадзе, сестра героя, спасшего Картли от гибели в Сурамской долине…

Зал оцепенел. Даже Шадиман потерял дар речи.

Луарсаба не удивило настроение князей. Он украдкой взглянул на бледного Саакадзе.

Встал, задыхаясь, Баграт:

— Царь, никто не сомневается в твоем вкусе, но… женитьба царя — женитьба царства. Поэтому выбор неизменно принадлежит старейшим, царской крови…

— Такое не нарушал ни один царь из Багратидов, — прохрипел Амилахвари.

Князья возмущенно убеждали царя отказаться.

— Уж не хочет ли царь Картли стать посмешищем не только Грузии, но и магометан! — кричал Симон.

— Посмотрю, кто рискнет смеяться над Луарсабом Вторым.

Сабля угрожающе качнулась. Князья едва сдерживали ярость. Баака скользнул в дверь. Плотной стеной сошлась стража, телохранители неслышно придвинулись к трону.

Напрасно Шадиман призывал князей спокойно обсудить тяжелое дело: не слыша друг друга, они выкрикивали просьбы, мольбы, угрозы.

Что можно противопоставить переживаниям Моурави? Гибель Димитрия Самопожертвователя? Поражение железного потрясателя земли Баязета? Трагедию Александра Кахетинского?

Саакадзе наконец, пришел в себя. Он сжал рукоятку шашки. Неслыханное возвышение. Брат царицы Картли!.. А дальше?.. Раскрытая пропасть, поглощающая все его начинания, друзей, приверженцев, тысячи крестьян, сестру… Разве тавади смирятся? Такой поступок не прощают царю. Значит, начало кровавой распри? А если страсть Луарсаба остынет? Тогда? Монастырь? Нет, смерть! Смерть наполовину сделанному… Все отдать за изменчивую страсть царя? Нет! Пусть лучше под обломками страшной любви погибнет один… Или… или должна сейчас разбиться княжеская власть…

Неожиданно все руки угрожающе легли на рукоятки…

— Великий царь царей! Честь, оказанную мне, нельзя передать словами, пусть меч Моурави заменит слова… Но, великий царь, прости смелость: благородное желание неисполнимо. Князья правы! Подумай, царь, о распрях, о смутах! Не простят тебе светлейшие… На войне ты благосклонно выслушивал меня, и разве Моурави не отличался благоразумием? Пусть Тэкле прекрасна, но разве цари вправе отдаваться влечению сердца? Откажись, царь, ради Картли пожертвуй изменчивой любовью…

Изумленно слушали князья Великого Моурави.

Андукапар шепнул Шадиману:

— Хитрый плебей, — и громко добавил: — Разве Саакадзе не был подготовлен к неслыханному подарку?

— Нет, и я не вижу желающих похвастать доверием царя в этом «тяжелом деле», — насмешливо бросил Георгий.

Действительно, кроме злобы, Шадиман переживал мучительное унижение: «железную руку» провели, как мальчика, и кто? Его же ученик.

— Царь не был откровенен, не надеясь на согласие князей.

— На согласие князей?! Разве я обязан просить вашего согласия?! Не является ли этот акт вежливостью царей? Разве князья, вопреки царскому желанию, не делают, что заблагорассудится? Как же вы смеете давать царю указания в его личном желании? Дипломатия? Но разве женитьба на имеретинской или кахетинской царевне не гибельна для Картли? Разве постоянные требования родственников вмешиваться в междоусобия, войны и споры не препятствуют развитию царства? И почему я один во всей Картли должен быть глупцом и лезть в рабство к беспокойным соседям? Почему Мирван Мухран-батони, несмотря на упорное желание Мамия, не женился на гурийской княжне?

— Почему? Разве новость, кого должен выбирать царь?

— Луарсаб Второй сочетается браком, с кем он желает, и докажет силу царской власти… А ты, Георгий, забылся: я могу возвысить и могу уничтожить… Как посмел со мной говорить, словно с неразумным юношей? Или дарованная власть давит голову? Так знай: на что пал взор Луарсаба Второго, то больше никому не принадлежит… Я напомню князьям время, когда цари носили корону без многочисленной помощи… Кому не нравится будущая царица, может оставить Метехи. Не боюсь! Уйдете в замки? Не дадите помощи в войне, бороться будете? Не боюсь! Сам рыцарь, сумею отстоять честь Багратидов… Кто против, пусть уходит, открыто хочу знать, сколько у меня друзей…

Луарсаб поднялся и гордо покинул бушующий зал…

— Унизить достоинство царя!

— Угрожать владетелям!

— Не допустим!

— Такого царя насильно надо учить!

— К оружию!

— Тише, тише, светлейший Баграт говорит!..

Луарсаб распахнул окно. Все поставлено на нарды… А вдруг порешат заключить в Кавту? Луарсаб вздрогнул, схватил шашку и рванулся к потайной двери.

— Посмотрим. Войско мое у стен Метехи, вскочить на коня и… дать волю дружинникам… Но Георгий с ними, неужели изменил? Нет! Этого не может быть, а если?.. Тогда я один против всех, и посмотрим, умею ли я быть царем.