Поцелуй на бис - Маккомас Мэри Кей. Страница 14

— Разве? А по-моему, все в порядке. — Августа сложила руки на груди. — Когда еще представится такая возможность.

— Хорошо, — процедил сквозь зубы Скотти, ложась спиной на кровлю, чтобы уменьшить нагрузку на шею. Он слишком хорошо изучил женщин и понимал, что уговорами ничего не добьешься. Нет, он просто не сдвинется с места, пока сама Августа не будет умолять его об этом.

Берт улегся у ее ног, он явно был очень рад тому, что гостья осталась во дворе.

— Так что же вы там делаете, на крыше? — ехидно поинтересовалась Августа. — Решили позагорать?

Обращаясь к небесам, Скотти рассказал, как оказался прикованным к водостоку. Ответа не последовало. Приподняв голову, он увидел, что Августа вытащила на лужайку шезлонг и устроилась в нем поудобнее, скрестив свои длинные красивые ноги и одернув на коленях юбку.

— Удобно?

Августа улыбнулась:

— Да, спасибо. А вам?

Скотти поморщился:

— Чего вы от меня хотите?

— Ничего. Может быть, это вам что-то надо?

Несмотря на унижение, Скотти не мог не оценить комизм ситуации. Он понимал, что повел бы себя примерно так же, если бы они поменялись местами. Но сейчас он разозлился не на шутку. Скотт терпеть не мог признаваться в своей беспомощности — тем более женщине.

— Послушайте, что я должен пообещать, чтобы вы согласились приставить к крыше лестницу?

Августа покачала своей изящной ножкой; и снова улыбнулась:

— Приятно иметь неограниченные возможности. Когда надо выбирать из пяти-шести вариантов — это одно. Но бесконечное количество… тут нетрудно запутаться, как вы думаете?

На какую-то секунду Скотт пожалел в глубине души, что бросал мусор через ее забор, дразнил в церкви и мешал ее музыкальным урокам.

— Может быть, вы ограничите мой выбор и скажете, что вы сами готовы сделать, чтобы я согласилась приставить лестницу?

Хм-м… да он сделал бы все что угодно.

— Я знаю, что вы не особенно щепетильны и готовы на многое, чтобы добиться своего. Но где-то ведь есть граница? Так где же?

На случай, если переговоры затянутся, Скотти подогнул одну ногу, пытаясь обрести равновесие, и стал подтягиваться по крыше вверх.

— Интересный я задала вопрос, не так ли? Насколько далеко зайдет Скотт Хэммонд, чтобы получить то, что хочет?

Скотти удалось приподняться и посмотреть на Августу.

— Я всегда иду до конца, когда хочу добиться чего-то действительно для меня важного. А что в этом плохого?

Ей нечего было возразить. Вроде бы ничего плохого. Некоторое время назад и она ответила бы на этот вопрос так же — когда еще существовали вещи, имевшие для нее особую ценность.

— И что же для вас важно, Скотт Хэммонд? — Августой овладело любопытство. — Чего вы так сильно хотите?

Наконец-то она задала ему личный вопрос. Хоть как-то проявила к нему интерес. Что ж, очень хорошо. Лиха беда начало.

— Для меня важны люди. Люди, которых я люблю. Кто я и что делаю — зависит от их влияния на меня. — Он замолчал на мгновение, словно собираясь с мыслями, затем продолжил:

— Я хочу… жить полной жизнью. Ничего особенного, грандиозного, просто приятно иметь работу, которая наполнена смыслом, которая чего-то стоит. И очень важно иметь рядом дорогих тебе людей, с которыми можно поделиться победами и поражениями. — Подогнув колени, он оперся на руки. — Я не великий ученый, который надеется найти лекарство от неизлечимой болезни. И не очень амбициозный человек. К тому же рабочие навыки не слишком мне даются. — Он кивнул на дыру в крыше. — Я просто — человек, полный добрых намерений. Мне нравится быть счастливым. И мне нравится видеть счастливыми других. Я простой человек и хочу простых вещей.

Достойная цель в жизни и близкие люди рядом? И это все, чего он хочет? Все, что для него важно? Действительно все? Но ведь и Августа хотела того же самого. Что же тогда случилось? Что в ее жизни пошло не так? Что Скотти умудрился сделать правильно, а она — нет? Все обожают Скотти Хэммонда. Все, за что он берется, у него получается. В чем же его секрет? Или некоторым людям просто на роду написано всегда добиваться успеха и любви окружающих?

Августа невольно почувствовала, как в ней поднимается волна раздражения. Она завидовала Скотти куда больше, чем хотелось признаться. Больше всего ее раздражало то, как он говорил о своей удачливости. Он был везунчиком и не сомневался, что это в порядке вещей.

— А как насчет вас, мисс Миллер? — спросил Скотти. Девушка почувствовала, что он внимательно смотрит на нее. — Что важно для вас? Чего хотите вы?

— Не, знаю, — сказала Августа, поднимаясь на ноги. Все это перестало казаться ей таким уж забавным. Скотти явно был лучшим из них двоих и даже в этой трудной ситуации не терял чувства собственного достоинства. Ее месть показалась Августе мелкой и глупой.

— Не помните? Или не хотите мне говорить? — уточнил Скотти, глядя, как она лениво направляется к лестнице.

— Да тут и говорить не о чем.

Августе стоило немалого труда поднять и прислонить к стене дома тяжелую лестницу.

— Тогда расскажите мне об этих шрамах у вас на запястье, — сказал Скотти, не двигаясь с места. Он внимательно глядел на Августу в ожидании ее ответа.

Августа посмотрела на шрамы на левом запястье, погладила их пальцем, затем улыбнулась и взглянула вверх на Скотти.

— Они так сильно вас интересуют?

— Меня интересует, как и почему они появились.

— Вы будете разочарованы, — предупредила Гасти, вновь опуская взгляд.

— Стоит проверить.

Девушка глубоко вздохнула. Скотти слишком много внимания уделял этим шрамам. Ну что ж, приподняв завесу тайны, она покажет ему, что здесь нет ничего загадочного или романтичного. Все вполне обыденно. Так ему и надо, пусть привыкает к тому, что в отношении ее лучше не питать иллюзий.

— Больше трех лет назад, — начала Августа, разглядывая шрамы, — я перенесла операцию на этой руке. Ничего трагического. Ничего серьезного. Обыкновенная операция» чтобы ослабить давление на зажатый нерв.

— И что же на него давило? — спросил Скотти, начиная осторожно подбираться к лестнице.

— Там есть хрящики. Они начинают болеть и распухать, потом давить на нерв. Это называют синдромом перетренированных рук. Обычно это происходит в результате множества повторяющихся одинаковых движений.

— Вроде игры на скрипке?

Скотти внимательно смотрел на лестницу. Августа взялась за нее обеими руками, чтобы обеспечить устойчивость.

— Вот именно.

— И что происходит после такой хирургической операции? Насколько я знаю, вы по-прежнему можете играть на скрипке.

— Да. — Тяжело вздохнув, она отступила от лестницы, убедившись, что ее поддержка больше не требуется. — После реабилитационного периода, лекарственной терапии, упражнений, щадящих нагрузок на запястье. После этого можно играть на скрипке.

Ступив на землю, Скотти взял руку Гасти, внимательно посмотрел на шрамы, затем попытался заглянуть в глаза девушки.

— Но…

Ее кожа горела в том месте, где к ней прикасалась его рука.

Августа вдруг почувствовала себя слабой и уязвимой. Теперь Скотти известно все о ее поражении.

— Но, — тихо продолжала она, — никогда уже не будешь играть так, как прежде. — Августа старалась изо всех сил унять дрожь в голосе. — Или репетировать часами. Или убедить тех, от кого зависит твое будущее, что еще немного — и твоя игра снова достигнет прежнего совершенства.

У Скотти сжалось сердце, когда он смотрел в ее глаза, полные слез. Ему захотелось прижать ее к себе, взять на себя часть ее боли. Но девушка испуганно заморгала и опустила глаза. Затем медленно, очень неохотно отняла у него руку. Он попытался задержать ее, но понял, что момент упущен.

— Жаль, что разочаровала вас, — произнесла Августа, когда между ними исчезла неловкость. — Знаю, вы предпочли бы услышать что-то более волнующее. Ну, может, рассказ о несчастной любви или…

— Я вовсе не разочарован, — заверил ее Скотти, гадая про себя, что сделает девушка, если он прямо сейчас ее поцелует. — Я лишь надеялся, что это больше не причиняет вам боли.