Поцелуй на бис - Маккомас Мэри Кей. Страница 32

— Господи, я и забыл о репетиции, — рассмеялся Скотти. — Удалось что-нибудь исправить?

— Мы пытались. Но вскоре родители стали приходить за детьми, и все вообще пошло кувырком.

Августа задержалась на несколько минут, чтобы предупредить Скотти о подводных камнях, которые могут ожидать их завтра, а затем отправилась домой. Чтобы переодеться, поесть и взять розовой воды у матери, которая предавалась воспоминаниям о том, как болели ветрянкой ее девочки.

— Ну как, Хлоя? Тебе нравится? — спрашивала Августа полчаса спустя, промокая лицо девочки холодной, ароматно пахнущей салфеткой. Пока она ходила домой, у девочки снова подскочила температура, и Скотти опять пришлось дать ей жаропонижающего.

Когда пришла Августа, он спустился вниз сделать кое-какие телефонные звонки.

— Если тебе не нравится, я больше не буду.

Хлоя замотала головой по подушке.

— Так хорошо пахнет.

— Да, розами. Может быть, на следующий год мы посадим у меня в саду несколько розовых кустов и сможем нюхать их все лето. Хочешь?

Девочка равнодушно кивнула. Ее апатия просто убивала Августу. Она не могла понять, почему Хлоя не говорит — потому ли, что у нее нету сил, или из-за того, что очень расстроена по поводу спектакля.

— Знаешь, Хлоя, — начала она. — Вполне может случиться, что ты не поправишься завтра настолько, чтобы участвовать в пьесе. — Больше всего ей хотелось убедиться в том, что Скотти прав. — Если так случится, я хочу, чтобы ты знала — никто не обвинит тебя в том, что ты заболела. В этом нет твоей вины. Мы все очень расстроены, что с тобой случилось такое.

— Я знаю, — угрюмо произнесла девочка. — Все дети иногда болеют.

— Вот именно, — Августа была поражена неожиданной мудростью ребенка. — И почти никогда ничего нельзя сделать, чтобы это предотвратить. Просто так случилось. И это никак не меняет нашего отношения к тебе.

— Я знаю. Сделай мне снова холодно, Августа, пожалуйста.

Быстро намочив и отжав салфетку, Августа снова приложила ее к щекам девочки.

— Твои папа и мама очень-очень сильно тебя любят. И я тоже.

— Несмотря ни на что, — произнесла девочка без малейшего намека на вопросительную интонацию.

— Вот именно, — глаза Августы невольно наполнились слезами. — Несмотря ни на что.

Она не смогла удержаться, чтобы не позавидовать Хлое. Девочка так уверена в любви близких, так безгранично верит в эту любовь. Неужели так бывает у всех детей? И лишь вырастая, они теряют эту уверенность? Или это результат особых отношений между ребенком и его родителями?

— Мои мама с папой развелись, — удрученно сообщила девочка, — не потому что они плохие. В этом никто не виноват. Просто так случилось. Но мы все равно любим друг друга. Несмотря ни на что.

— Правильно. — До Августы не сразу дошел смысл сказанного. Оказывается, Хлою научили этой самой вере в любовь. Родители медленно и упорно воспитывали в ней это. И девочка жила с этим чувством с самого рождения, не считая его чем-то необычным. Августа закрыла глаза, снова подавляя в себе желание заплакать. Мать любила ее. И отец тоже по-своему любил. Она всегда знала это. Так что же случилось? Или неудачи ее оказались слишком велики? Она отчаянно пыталась вспомнить хоть один случай, когда мать открыто выразила бы свое разочарование, негодование… хоть какие-то негативные эмоции в ее адрес. Нет. Никогда. Только это выражение бесконечной грусти в глазах матери. А потом она начинала суетиться, организовывать новые прослушивания, нанимать новых учителей, заявлять дочь на участие в новых конкурсах.

— Августа, — жалобно позвала Хлоя. Снова обмакнув салфетку в розовую воду, Августа продолжила протирать девочке лицо.

— А знаешь, ты очень счастливая маленькая девочка, Хлоя.

Прошло несколько секунд, прежде чем Хлоя пробормотала:

— Да, почти всегда, но только не с ветрянкой.

Лицо и руки Ванды покрывали красные точки, нарисованные губной помадой.

— Мы с Хлоей страдали весь день вместе, — сообщила она, разрезая пополам сандвич, который приготовила для Августы. — Девочка немного волновалась по поводу этих пятнышек, но как только такие же появились у меня, сразу перестала обращать внимание.

— И ты планируешь ходить так, пока не пройдут пятна у Хлои? — Августа присела у кухонного стола.

— Конечно, нет! Она уже пережила первый шок, и температура наконец упала. Но как раз теперь все будет ужасно чесаться. Никогда не видела столько пятен на одном ребенке. Нам всем придется тяжело. — Августа невольно улыбнулась тому, как Ванда, не задумываясь, включила себя в решение общих проблем. — Я обещала ей, что, как только болячки подсохнут, мы соединим точки волшебным фломастером.

— Ты всегда умела шуткой сгладить тяжелые моменты, мама.

— А ты всегда была такой серьезной, — рассмеявшись, Ванда обняла Августу за плечи, прежде чем поставить перед ней тарелку супа.

— Очень мило с твоей стороны остаться сегодня с девочкой, чтобы Скотти мог пойти на работу. — Августа вдруг почувствовала неловкость.

Она весь день размышляла о матери и пришла к печальному выводу, что, оказывается, знает ее совсем не так хорошо, как ей казалось.

— А ведь сегодня ты пропускаешь спектакль, чтобы остаться с ней. Эрик расстроится, что тебя нет.

— Эрик даже не заметит, есть я там или нет. Он будет очень взволнован. Я увижу его в завтрашнем спектакле. Что такое? — спросила она, поймав на себе пристальный взгляд Августы. — Нет, не говори мне. Я знаю, что выгляжу по-идиотски с этими точечками, но мне все равно. Я…

— Конечно. Я помню, как ты сделала то же самое для нас с Лидди, когда у нас была ветрянка.

— И у меня был такой же дурацкий вид?

Августа кивнула, продолжая изучать мать, словно видела ее впервые.

— Не злись на меня, дорогая. Я уверена, что это тут же отойдет, если протереть холодными сливками. Я использовала бы смываемые фломастеры, но у тебя их нет. Или кетчуп, если бы была уверена, что он будет держаться. А в косметике теперь применяют более легкие красители. Мне не придется ходить в пятнах несколько дней, как было в прошлый раз…

— Мама! Я вовсе не сержусь. Мне даже нравятся твои точечки.

— Правда?

Августа кивнула:

— Я много думала в последнее время…

— О нет! — воскликнула Ванда, опускаясь на стул напротив дочери. — Только не это!

— О чем ты?

— Каждый раз, когда ты говоришь, что много думала в последнее время и у тебя на лице появляется это выражение, я понимаю, что быть беде. Я думала, ты здесь счастлива.

— Я действительно здесь счастлива. Ты дашь мне сказать? Никогда не даешь сказать!

— Ты обычно не хочешь ничего говорить, — вставила Ванда. — Но продолжай, я слушаю.

— Я думала в последнее время, — снова начала Августа, — что, наверное, недостаточно часто говорила и показывала тебе, что я очень люблю тебя и…

— Ну, я тоже очень люблю тебя, дорогая. Я…

— Мама!

— Извини.

— Я хочу извиниться за то, что столько раз подводила тебя. Я знаю, сколько времени и энергии ты посвятила мне и моей карьере. А я ни разу не сказала тебе спасибо. Мне очень жаль, что я не смогла стать тем, чем ты хотела меня видеть… Хотелось бы, чтобы все было по-другому. С другой стороны, я даже рада, что карьера не получилась, что я приехала сюда, в Тайлервилл, что встретила Скотти… Но я знаю, что разочаровала тебя, и мне очень жаль…

Ванда, нахмурившись, смотрела на дочь. Затем смущенно отвела глаза.

— Не понимаю, о чем это ты говоришь, дорогая. — Она замялась. — Ты права в одном — мы редко показываем друг другу свои чувства. Но так бывает во многих семьях. Люди так долго живут вместе, так хорошо знают друг друга, что чувства не упоминаются, а просто подразумеваются сами собой. Это вовсе не значит…

— Но так не должно быть! Не надо ничего подразумевать! Ты должна знать наверняка, что я люблю тебя, и ты должна знать, что Эрику будет не хватать тебя сегодня. Ванда смущенно улыбнулась.

— Я рада все это слышать. Кстати, может быть, тебе интересно узнать, что я тоже тебя люблю.