Караван в Ваккарес - Маклин Алистер. Страница 5

— Это и есть живой материал для мсье Дюка? — спросил Боуман.

— Да, сэр.

— А что теперь? Развлечения? Цыганские скрипки? Уличная азартная игра? Тиры? Киоски для продажи сладостей? Гадания по руке?

— Боюсь, что да, сэр.

— О Боже!

— Сноб! — четко произнесла Сессиль.

— Извините, мадам, — сухо сказал метрдотель, — я тоже придерживаюсь мнения мистера Боумана, но это древний обычай, и у нас нет ни малейших намерений обижать ни цыган, ни местное население. — Он снова взглянул на патио и нахмурился: — Извините, пожалуйста.

Он быстро прошел через патио к месту, где возбужденная группа цыган, очевидно, спорила. Главными действующими лицами в этой ссоре оказались мощного телосложения цыган, лет примерно сорока пяти, с хищным выражением лица, и почти потерявшая рассудок, многословная, готовая разрыдаться цыганка того же возраста.

— Пошли? — обратился Боуман к Сессиль.

— Что, туда?

— Вы все еще возражаете?

— Но вы же сказали...

— Может быть, я и бездельник, но меня интересует человеческая натура.

— Вы хотите сказать, что любознательны?

— Да.

Боуман взял девушку за руку, сделал шаг и вежливо посторонился, давая возможность ле Гран Дюку промчаться мимо, если так можно сказать о человеке его комплекции. За ним неохотно следовала Лила. В руках у ле Гран Дюка была записная книжка, а в глазах — азарт заядлого фольклориста, и, даже находясь в стремительном порыве, он не забывал подкрепляться витаминами, на ходу кусая большое красное яблоко. Он производил впечатление человека, который всегда знает, что ему нужно.

Боуман с упирающейся Сессиль медленно последовал за ними. Когда они прошли половину пути, от головной кибитки отделился джип с тремя пассажирами и помчался вниз по дороге. Едва Боуман и девушка приблизились к группе, где цыган безуспешно пытался успокоить рыдающую женщину, как от этой группы отошел метрдотель и поспешил к лестнице.

Боуман преградил ему дорогу:

— Что случилось?

— Женщина говорит, что исчез ее сын. Они послали машину на его поиски, чтобы проверить дорогу, по которой пришли.

— Да? — Боуман снял очки. — Но ведь люди не исчезают просто так.

— И я так думаю, поэтому вызываю полицию. — И он быстро ушел.

Сессиль, которая неохотно следовала за Боуманом, спросила:

— Почему такой шум? Почему женщина плачет?

— Пропал ее сын.

— И что?

— И все.

— Вы хотите сказать, что с ним ничего не случилось?

— Этого никто не знает.

— На то могла быть дюжина причин. Во всяком случае, она не должна вести себя подобным образом.

— Цыгане, — Боуман пустился в объяснения, — очень эмоциональны и очень любят своих детей. У вас есть дети?

Сессиль с трудом сохранила внешнее спокойствие, однако даже при вечернем освещении было видно, как она покраснела.

— Это нечестно.

Боуман моргнул, посмотрел на нее и произнес:

— Простите меня. Я не то хотел сказать. Если бы у вас были дети и один из них пропал, как бы вы прореагировали?

— Не знаю.

— Сожалею, что спросил об этом.

— Я бы, конечно, волновалась. — Она не могла долго обижаться или сердиться. — Возможно, я бы здорово волновалась, но не впадала бы в истерику и не выглядела бы столь убитой горем, пока...

— Пока что?

— О, я не знаю! Я имею в виду, что если бы у меня была причина поверить, что... что...

— Что?

— Вы очень хорошо понимаете, что я имею в виду!

— Я никогда и не пойму, что женщины имеют в виду, — грустно произнес Боуман. — Но на этот раз догадываюсь.

Они пошли дальше и буквально столкнулись с ле Гран Дкжом и Лилой. Девушки заговорили, и Боуман понял, что, если следовать правилам хорошего тона, знакомство неизбежно. Ле Гран Дюк пожал его руку и сказал:

— Очарован, очарован!

Однако было видно, что он вовсе не рад, а просто как аристократ хорошо знает, как вести себя в подобной ситуации. У него оказались неожиданно крепкая рука и рукопожатие человека, сдерживающего свою силу.

— Очаровательные! — произнес он, обращаясь исключительно к девушкам. — Вы знаете, что все эти цыгане пришли из дальних стран, находящихся за «железным занавесом»? Большинство из них венгры и румыны. Их вожак по имени Кзерда проделал путь от берегов Черного моря. Я встречал его в прошлом году. Это как раз он так громко беседовал с той женщиной.

— А как им удалось преодолеть границы? — спросил Боуман. — Особенно между Востоком и Западом?

— Э? Что? А? — Ле Гран Дюк наконец обратил внимание на Боумана. — Цыгане путешествуют беспрепятственно, особенно когда известно, что они совершают ежегодное паломничество. Все боятся их, считая, что они имеют дурной глаз, могут напустить порчу, причинить зло и несчастья тем, кто им помешает; мне кажется, коммунисты верят этому так же, как и все. Конечно, это чепуха, сущий вздор. Но люди верят. Пойдем, Лила, пойдем. У меня такое предчувствие, что мы сами убедимся в этом сегодня вечером.

И они пошли. Сделав несколько шагов, герцог остановился, оглянулся, мельком взглянул на Сессиль, затем отвернулся и покачал головой.

— Какая жалость, — сказал он Лиле, как ему показалось, шепотом. — Я имею в виду цвет ее волос. — Они двинулись дальше.

— Не обращайте внимания, — мягко сказал Боуман. — Вы мне нравитесь такой, какая вы есть.

Девушка поджала губы, но не смогла сдержать улыбки. Обидчивость была не в характере Сессиль Дюбуа.

— Вы знаете, он прав. — Она взяла Боумана за руку, и только он хотел сказать ей, что убеждения герцога в превосходстве блондинок не согласуются с постулатом о божественной непогрешимости, она продолжила, сделав широкий жест: — Действительно, все прекрасно...

— Если вам нравится атмосфера цирков и балаганов, — подхватил Боуман язвительно. — А мне не очень-то по душе подобные развлечения, я всегда стараюсь избегать их. Однако это, видимо, в вашем вкусе; хотя я и восхищаюсь тем, как работают эти люди.

А то, что цыгане мастера своего дела, нельзя было не признать. Быстрота, сноровка и слаженность, с которыми они собрали свои палатки и киоски, вызывали восхищение. В считанные минуты были готовы столы для игры в рулетку, тир для стрельбы, четыре кабины для гадалок, палатки для продажи съестного и сладостей, две — для продажи ярких цыганских нарядов, большая клетка для каких-то птиц, обладающих явной способностью подражать человеческому голосу и используемых цыганами для предсказания судьбы. Группа из четырех цыган, устроившись на ступеньках кибитки, начала играть на скрипках задушевную среднеевропейскую мелодию. Передний дворик и автостоянка уже заполнились медленно прогуливающимися людьми, среди которых были постояльцы отеля и гости, обитатели Ле Боу и множество цыган. Пестрая толпа, состоявшая из самых разных людей — от ле Гран Дюка до представителей самых низших сословий, — слилась в единое целое, получая удовольствие от общения друг с другом, и только метрдотель ресторана стоял на лестнице, ведущей в передний дворик, и наблюдал с отчаянием и мученической покорностью, как пространство вокруг фешенебельного отеля превращается в ярмарку простолюдинов.

У входа в передний дворик появился полицейский. Это был потный здоровяк с красным лицом; езда на велосипеде по крутым дорогам в тихий теплый майский вечер явно не доставила ему удовольствия. Он прислонил велосипед к стене как раз в тот момент, когда рыдающая цыганка, закрыв лицо руками, повернулась и побежала к кибитке, окрашенной в зеленый и белый цвета.

Боуман подтолкнул Сессиль локтем:

— Давайте прогуляемся туда, согласны?

— Я не пойду. Это неприлично. Кроме того, цыгане не любят людей, сующих нос в чужие дела.

— Совать нос в чужие дела? С каких это пор забота о пропавшем человеке является чужим делом? Ну, поступайте как знаете.

Как только Боуман отошел, подъехал джип, резко затормозив на гравийном покрытии двора. Молодой цыган, сидевший за рулем, выскочил из машины и побежал к Кзерде и полицейскому. Боуман остановился неподалеку, стараясь держаться на некотором расстоянии от них.