Когда бьет восемь склянок - Маклин Алистер. Страница 10

Я подключил два изолированных кабеля, защелкнул мощные зажимы на полюсах батареи, нацепил наушники, включил передатчик и нажал кнопку вызова. Мне не нужно было крутить верньер настройки — передатчик имел фиксированную частоту для работы на УКВ, так что мы могли обходиться без квалифицированного радиста.

— Говорит станция СПФ-ИКС, — донесся голос. — Станция СПФ-ИКС.

— Доброе утро. Говорит Каролина. Могу я поговорить с шефом?

— Будьте добры подождать. — Это означало, что дядюшка Артур еще в постели. Он никогда не встает так рано. Прошло три минуты, и телефоны снова ожили.

— Доброе утро, Каролина. Говорит Аннабель.

— Доброе утро. Координаты 481— 281. — Вы никогда не найдете такие координаты в самом большом атласе и в дюжине приложений к нему. Но у дядюшки Артура была специальная карта. И у меня тоже.

— Я нашел вас, Каролина, — сказал он после паузы. — Продолжайте.

— Я выяснил, где находится потерянный корабль. В четырех или пяти милях отсюда к норд-осту. Ночью я был на борту корабля.

— Где вы были, Каролина?

— Я был у них на борту. Старая команда распущена. На борту новый экипаж. Сокращенный.

— Вы нашли Бетти и Дороти? — Хотя у обоих из нас микрофоны были снабжены устройствами, исключающими подслушивание, дядюшка Артур настаивал, чтобы мы разговаривали околичностями, используя кодовые имена для своих подчиненных и для него самого. Он предпочитал женские имена, инициалы которых совпадали с нашими. Дурацкая причуда, но мы обязаны были о ней помнить. Он был Аннабель, я Каролиной, Бейкер и Дельмонт -Бетти и Дороти, а Ханслетт — Харрнэт. Это звучало, как серия предупреждений о карибских ураганах.

— Я нашел их, — сказал я, глубоко вздохнув. — Они не вернутся домой, Аннабель.

— Они не вернутся домой, — автоматически повторил он. Он молчал так долго, что я решил, что он ушел из эфире. Затем он снова появился, голос его был далеким и отсутствующим. — Я вас предупреждал об этом, Каролина.

— Да, Аннабель, вы меня предупреждали.

— А судно?

— Ушло.

— Куда ушло?

— Не знаю. Просто ушло. Предполагаю, что на север.

— Вы предполагаете, что на север... — Дядюшка Артур никогда не повышал голоса, он был всегда спокоен и беспристрастен, лишь необычное многословие выдавало то, что он разъярен. — Куда на север? К Исландии? В норвежские фиорды? Или оно производит грузовые перевозки на площади в миллион квадратных миль между Атлантикой и Баренцевым морем? Вы просто упустили его. После стольких тревог, планов, затрат, вы упустили его! — Он мог сколько угодно разоряться по поводу планов — ведь план от начала до конца был разработан мной. — И еще Бетти и Дороти...Последние слова означали, что он овладел собой.

Я рассказал ему все, и после этого он сказал:

— Я все понял. Вы упустили корабль. Вы потеряли Бетти и Дороти. И теперь наши друзья знают о вас, значит, последний элемент секретности утрачен навсегда. И все результаты, которые вами были получены, полностью перечеркнуты. — Он помолчал. — Буду ждать вас в управлении в десять часов вечера. Скажите Харриет, чтобы доставила яхту на базу.

— Да, сэр. — Черт с ней, с Аннабель. — Я ждал этого. Я ошибся. Я подвел вас. Меня обыграли.

— В девять вечера. Я жду вас.

— Вам долго придется ждать, Анна бель.

— Что вы хотите этим сказать?

— Здесь не летают самолеты, Анна-бель. Почтовое судно придет через три дня. Погода испортилась, и я бы не стал рисковать нашей яхтой, чтобы пробиться к континенту. Похоже я застрял здесь надолго.

— Вы что, за дурака меня приникаете? — Похоже, что так оно и было. — Высадитесь на побережье. Вертолет спасательной службы заберет вас в полдень. В девять вечера в моем кабинете. И не заставляйте меня ждать. Во? так-то. Но я предпринял еще одну попытку;

— Не могли бы вы дать мне еще двадцать четыре часа, Аниабель?

— Не смешите меня. И не тратьте зря время. До свидания.

— Я прошу вас, сэр?

— Я был о вас лучшего мнения. До свидания.

— До свидания. Может, мы еще и встретимся когда-нибудь. Хотя вряд ли. Прощайте. Я выключил радио, закурил и стал ждать. Вызов пришел через полминуты. Я выждал еще полминуты и включил радио, Я был совершенно спокоен. Он ухватил приманку.

— Каролина? Это вы, Каролина? — В его голосе слышалась нотка заинтересованности. Событие, достойное занесение на скрижали.

— Да.

— Что вы сказали? В самом конце?

— До свидания. Вы сказали «до свидания». Я сказал «до свидания».

— Не играйте со мной, Каролина!

— Я больше не служу у вас. В моем контракте оговорено, что я могу уволиться в любой момент, если только не участвую в это время в операции. Вы вызываете меня в Лондон, значит, освобождаете меня от участия в операции. Заявление появится на вашем столе с первой же почтой. Бейкер и Дельмонт не были вашими друзьями. Они были моими друзьями. Вы имеете наглость сидеть там и возлагать на меня вину за их смерть, в то время как вы, черт побери, прекрасно знаете, что план любой операции утверждается лично вами! И теперь вы лишаете меня последней возможности свести счеты. Меня тошнит от вашей бездушной конторы. Прощайте!

— Подождите минуту, Каролина. — В его голосе появилась, пожалуй, нота сочувствия. — Не стоит совершать опрометчивые поступки. — Я уверен, что никто до сих пор не разговаривал с контр-адмиралом сэром Артуром Эрнфордом-Джейсоном в подобном тоне, но в то же время не заметно было, чтобы он был этим обескуражен. Он хитер как лис, а его бесконечно трезвый и проницательный мозг перебирает и сортирует варианты со скоростью компьютера. Он мог позволить мне какое-то время вести в счете, зная, что всегда синеет одержать верх. Наконец он сказал спокойно: — Вы не из тех, кто вешает голову и распускает нюни. Видимо, вы решили что-то предпринять?

— Да, сэр. Я решил кое-что предпринять. — Одному богу было известно, что я решил предпринять.

— Я вам дам двадцать четыре часа, Каролина.

— Сорок восемь.

— Сорок восемь. Но затем вы вернетесь в Лондон. Вы даете мне слово?

— Я обещаю.

— И еще, Каролина...

— Слушаю, сэр.

— Мне не нравится такая манера разговора. Я уверен, что мы никогда не возвратимся к ней.

— Нет, сэр. Простите, сэр.

— Сорок восемь часов. Докладывайте мне в полдень и в полночь. — Щелчок. Дядюшка Артур отключился.

Когда я вышел на палубу, уже светало. Холодный косой дождь покрывал брызгами поверхность моря. «Файркрест» медленно поворачивался по дуге в сорок градусов, сильно натягивая цепь, и я подумал о том, сколько еще эта чертова цепь сможет удерживать на глубине резиновую лодку, мотор и акваланг при такой качке. Ханслетт лежал на носу, устроив себе ложе из всех теплых вещей, что были на борту. Когда я подошел, он посмотрел на меня и спросил:

— Как тебе это нравится? Он указал на бледно светящийся на фоне неба контур «Шаагри-Ла», которая так же, как и мы, болталась на якоре. В носовой частя горели яркие огни — там, где была рулевая рубка.

— У кого-то бессонница, — сказал я. — Или проверяют, не тащит ли их якорь по дну. Уж не думаешь ли ты, что это наши друзья орудуют ломом в их передатчике? Может быть, они оставляют огни на всю ночь.

— Они появились десять минут назад. А теперь, смотри погасли. Интересно... Как ты поговорил с дядюшкой?

— Плохо. Сначала он смешал меня с грязью, потом отошел. У нас есть сорок восемь часов. — Сорок восемь часов? Что ты сделаешь за эти сорок восемь часов?

— Бог его знает. Сначала высплюсь. И ты тоже. Сейчас уже слишком светло для посетителей. Проходя через салон, Ханслетт сказал как бы между прочим:

— Я все соображаю... Как тебе показался констебль Мак-Дональд? Младший.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, он был каким-то угрюмым, подавленным. Как будто у него был камень на сердце.

— Может быть, он похож на меня. Может, он тоже не любит вставать посреди ночи. Может, у него неприятности с девушкой, а в таком случае должен тебе сказать, что любовные дела констебля Мак-Дональда меня не касаются. Спокойной ночи. Я должен был прислушаться к тому что сказал Ханслетт. Ради самого же Ханслетта.