Кукла на цепи - Маклин Алистер. Страница 30

Это и был остров Хейлер. Собственно, даже не остров. Было им некогда, но какие-то инженеры выстроили дамбу, связавшую его с берегом, – вероятно, для того, чтобы полнее удовлетворить островитян благами цивилизации и притоком туристов. И по верху той дамбы проложили дорогу.

Сам остров тоже ничем особенным не выделялся. Он был таким низким и плоским, что казалось – первая же большая волна может его затопить. В эту плоскость вносили разнообразие разбросанные тут и там хозяйственные строения, несколько больших овинов, а на западном берегу, почти напротив места, где я стоял, городок, припавший к маленькому порту.

И, разумеется, на острове были свои каналы. Вот и все, что удалось разглядеть. Я вернулся на шоссе, дошел до остановки и первым же автобусом вернулся в Амстердам.

Следовало пораньше отправиться ужинать, позже в этот вечер такая возможность вряд ли представится, а кроме того, лучше было не выходить с пустым желудком навстречу тому, что уготовила мне нынче судьба. Потом я улегся в постель, потому что шанса выспаться позже тоже не предполагалось.

Дорожный будильник вырвал меня из сна в половине первого ночи. Я натянул темные брюки, темный матросский свитер под горло, темные парусиновые туфли на резиновой подошве и темную брезентовую штормовку. Застегнул на молнию непромокаемый футляр револьвера и сунул его в подмышечную кобуру. Два запасных магазина в подобном же футляре положил в карман и задернул молнию. Тоскливо глянул на столик, где стояла бутылка виски, не без колебания решил все же к ней не прикасаться и вышел.

Вышел, как обычно, по пожарной лестнице. Улица внизу была пуста, и я знал, что никто не потянется за мной, когда буду удаляться от отеля. Никому не было нужды в том, чтобы идти за мной. Те, кто желали мне зла, знали, куда я направляюсь и где они могут меня найти. А я в свою очередь знал, что они это знают. И надеялся только на то, что никто не знает, что я это знаю.

Машины у меня теперь не было, а к амстердамским такси я с некоторых пор стал относиться подозрительно, так что отправился пешком. Улицы были пусты – по крайней мере те, какие я выбирал. Город казался очень тихим и спокойным. Дойдя до портового квартала, сориентировался, где нахожусь, и двинулся дальше, пока не очутился в тени складского навеса. Светящийся циферблат моих часов показывал двадцать минут второго. Ветер усилился, и заметно похолодало, но дождя не было, хотя он как будто и висел в воздухе. Его дыхание чувствовалось сквозь сильный специфический запах моря, смолы, пеньки и всех тех вещей, благодаря которым портовые кварталы пахнут одинаково во всех концах земли. Потрепанные темные тучи мчались по чуть менее темному небу, время от времени открывая на миг бледный высокий полумесяц.

Я пытался разглядеть порт, который тянулся сперва в полумрак, а потом в никуда. Сотни барж собрались в этом порту, одном из самых больших транспортных портов мира, – баржи размерами от малых, шестиметровых, и до огромных, бороздящих. Рейн, сгрудились тут в беспорядке. Однако я знал, что беспорядок этот скорее кажущийся, чем действительный. Баржи стояли очень тесно, но – хотя это и требовало чрезвычайно искусного маневрирования – каждая имела свой доступ к узкому фарватеру, который сходился с несколькими гораздо более широкими путями перед выходом в открытые поды. Баржи были связаны с берегом рядом длинных широких мостков-пирсов, к которым, в свою очередь, сходились другие, поуже.

Месяц скрылся за тучей. Я вышел из тени и ступил на один из главных пирсов. В резиновых туфлях шаги мои по мокрым доскам были бесшумны, но если бы даже я топал в подкованных башмаках, вряд ли кто-нибудь, кроме тех, кто имел злые намерения, обратил на это внимание: хотя на всех баржах почти наверняка жили команды, а во многих случаях и их семьи, на сотни рубок можно было насчитать лишь четыре-пять огней. Тут царила абсолютная тишина, едва нарушаемая сдавленным гудением ветра да тихим скрипом и шорохом, когда подталкиваемые ветром баржи терлись о пирс. Этот набитый баржами порт был городом в себе, и этот город спал.

Я прошел примерно треть длины пирса, когда месяц вынырнул из-за туч, давая мне возможность приостановиться и оглядеться. Два человека тихо и решительно шли за мной, отставая пока еще шагов на пятьдесят. Они были всего лишь тенями, силуэтами, но очертания правых рук этих теней были длиннее, чем левых. Они что-то держали в правых руках. Не скажу, что меня поразил вид этих предметов, как не поразил и вид самих этих людей.

Я поглядел направо. Двое других мужчин неторопливо удалялись от берега по соседнему, параллельному пирсу. Они шли вровень с теми двумя, которые были на моем.

Слева-то же самое. Два движущихся темных силуэта. Можно только подивиться такой согласованности.

Я повернулся и пошел дальше. На ходу вытащил оружие из кобуры, снял непромокаемый футляр, задернул молнию и спрятал футляр в карман. Месяц скрылся за тучей. И я побежал, оглядываясь через плечо. Три пары мужчин тоже припустились бегом. Когда через несколько ярдов я снова оглянулся, то увидел, что мужчины на моем пирсе остановились и целятся в меня из пистолетов, или мне так показалось – трудно разглядеть что-либо при свете звезд. Однако мгновением позже я убедился, что не ошибся: в мраке вспыхнули узкие красные огоньки, – хотя выстрелов не было слышно, что вполне понятно, поскольку ни один человек, будучи в здравом рассудке, не захотел бы поднять на ноги сотни крепких голландских, немецких и бельгийских матросов с барж. Зато они, видимо, ничуть не опасались потревожить меня. Месяц показался снова, и я опять побежал.

Настигшая меня пуля причинила больше вреда одежде, чем мне самому, хотя резкая, обжигающая боль на внешней стороне правого плеча заставила непроизвольно схватиться за него другой рукой. Это уж было чересчур. Я свернул с главного пирса, спрыгнул на нос баржи, пришвартованной к меньшему, отходящему под прямым углом, и бесшумно пробежал через палубу к рулевой рубке на корме. Укрывшись в ее тени, осторожно выглянул из-за угла.

Двое на главном пирсе приостановились и знаками показывали своим коллегам справа, что следует зайти в тыл и, если удастся, выстрелить мне в спину. Мне подумалось, что у них довольно оригинальное представление о джентльменском спортивном поединке, но их профессионализм не подлежал сомнению. Было совершенно ясно, что если до меня доберутся – а шансов на это у них было предостаточно, – то сделают это именно так, обходя с флангов и окружая, так что единственный для меня выход – постараться как можно скорее лишить их охоты к этому маневру. Поэтому временно можно было оставить без внимания двоих на главном пирсе – им предстояло ждать, пока обходящие застигнут меня врасплох. Следовало срочно заняться тем, что происходило слева.

Они появились через несколько секунд – не бежали, а осторожно и с виду неторопливо шли, заглядывая в тень, отброшенную рубками и палубными надстройками барж. Это было легкомысленно, если не сказать – глупо, потому что я стоял в глубочайшей тени, какую только мог найти, в то время как их довольно резко освещал снова выплывший месяц, и это позволило мне заметить их задолго до того, как они увидели меня. Впрочем, сомневаюсь, что они вообще меня видели. Один из них наверняка не видел, он наверняка умер еще прежде, чем рухнул на помост и без особого шума, с тихим плеском сполз в воду. Следующий выстрел не состоялся, потому что второй среагировал мгновенно и бросился назад, оказавшись вне досягаемости взгляда раньше, чем я успел нажать на спуск. Мне почему-то подумалось, что моя спортивная форма хуже, чем у них, однако в ту ночь умение пользоваться обстоятельствами до некоторой степени уравнивало шансы.

Пора было возвращаться к покинутой мною паре. Как выяснилось, эти двое так и не двинулись с места. Возможно, просто не знали, что произошло. Для прицельного ночного выстрела из пистолета они были далековато, но я целился долго и тщательно и несмотря ни на что попробовал. Все же цель и впрямь была слишком далека. Правда, один из них вскрикнул и схватился за ногу, но, судя по проворству, с каким он припустил за своим товарищем и соскочил с пирса, прячась на одной из барж, рана не могла быть серьезной. Месяц, снова спрятался за тучу, маленькую, но единственную на ближайшие несколько минут, а они теперь точно знали, где я. Так что пришлось взбираться на главный пирс и сломя голову мчаться вперед. Но не удалось преодолеть и двадцати ярдов, как этот проклятый месяц опять появился. Я бросился плашмя на доски, лицом к берегу. Левый причал был пуст, чему не приходилось удивляться, потому что тот, кто лишь случайно остался в живых, на какое-то время теряет уверенность в себе. А двое на правом были значительно ближе, чем те, которые только что расторопно очистили главный пирс, и, судя по тому, как уверенно и решительно продолжали путь, они еще не знали, что один из их группы уже на дне. Однако и они мигом поняли преимущества быстроты – и тут же пропали с помоста, едва я дал по ним два беглых выстрела оба явно мимо. Преследователи, укрывшиеся на барже, теперь осторожно пытались вернуться на центральный пирс, но были слишком далеко, чтобы побеспокоить меня, а я – их. Минут пять еще длилась эта смертельная игра в прятки – перебежка, укрытие, выстрел, снова перебежка – и все это время они неумолимо приближались ко мне. Теперь они были очень осмотрительны, допуская минимум риска и умело пользуясь своим численным превосходством: один или двое отвлекали мое внимание, а остальные тем временем крадучись, с баржи на баржу, продвигались вперед. Я был спокойно и твердо уверен, что, если не предприму какого-то решительного шага, резко изменив ситуацию, игра эта может иметь только один конец и конец этот наступит скоро.