Ночи нет конца - Маклин Алистер. Страница 12
— Можно сказать и так. — Сенатор обладал способностью придавать даже пустяковым замечаниям государственный смысл. — В качестве председателя одной из финансовых комиссий осуществляю, так сказать, сбор необходимой информации.
— Насколько я могу понять, супруга и секретариат отправились раньше вас, как и подобает простым смертным, на пароходе, — с кротким видом заметил Зейгеро и, покачав головой, добавил:
— Ну и шум подняли парни из комиссии конгресса по поводу средств, расходуемых американскими сенаторами на зарубежные поездки.
— Ваши замечания совершенно неуместны, молодой человек, — холодно проговорил Брустер. — И оскорбительны.
— Наверно, вы правы, — извиняющимся тоном сказал Зейгеро. — Не хотел вас обидеть. Прошу прощения, сенатор, — искренне произнес он.
«Ну и компания подобралась!» — подумал я в отчаянии. Только их мне и недоставало здесь, в самом центре Гренландского плоскогорья. Управляющий тракторной компанией; звезда эстрады; проповедник; острый на язык, хотя и образованный, боксер со своим чудаковатым менеджером; светская львица с немецкой горничной; сенатор; неразговорчивый еврей; смахивающая на истеричку стюардесса. И, вдобавок, тяжелораненый пилот, который в любую минуту может отдать концы. Но ничего не поделаешь. Раз уж они навязались на мою голову, буду лезть из кожи вон, лишь бы доставить этих людей в безопасное место.
Однако сложность задачи ужаснула меня. С чего начинать? У пассажиров нет арктической одежды, способной защитить их от пронизывающего насквозь ветра и лютого холода. Нет ни опыта, ни навыков передвижения в условиях Арктики.
Никто из них, за исключением двух-трех человек, не обладает достаточной выносливостью и силой, необходимыми для того, чтобы выжить в условиях Гренландского ледового щита. У меня голова шла кругом от всех этих мыслей.
Зато словоохотливости наших гостей можно было позавидовать. Помимо того, что коньяк согревает, он, увы, обладает еще и побочным эффектом: развязывает языки. К глубокому моему сожалению, меня засыпали вопросами, полагая, будто я в состоянии на них ответить.
Точнее сказать, вопросов было всего с полдюжины, но задавались они в сотне вариаций. Как могло произойти, чтобы пилот отклонился на столько сотен миль от курса? Уж не вышли ли из строя компасы? А может, командир корабля умом тронулся? Но ведь в таком случае его заместитель и второй пилот наверняка бы заметили, что дело нечисто? Возможно, рация была повреждена? В тот день, когда они вылетели из Гандера, стоял собачий холод. Не прихватило ли морозом закрылки или рулевые тяги, отчего авиалайнер и сбился с пути? Но если так, то почему никто не предупредил их заранее о возможной катастрофе?
Я постарался ответить на все вопросы, но суть моих ответов сводилась к тому, что я знаю не больше их самих.
— Но ведь вы утверждали, будто кое-что известно вам лучше, чем нам, заявил Корадзини, впившись в меня взглядом. — Что вы имели в виду, доктор Мейсон?
— Что? Ах да, вспомнил. — В действительности я ничего и не забывал, просто, поразмыслив, решил не делиться своими соображениями. — Вряд ли был смысл говорить вам, будто я что-то знаю, мистер Корадзини. Да и откуда мне могло быть что-то известно, меня же в самолете не было. Просто хочу высказать кое-какие свои предположения. Они основаны на научных исследованиях, проведенных здесь и на других станциях, установленных в Гренландии в соответствии с программой Международного геофизического года.
Некоторые из таких наблюдений проводятся более полутора лет. Вот уже свыше года мы являемся свидетелями особенно интенсивной солнечной активности, изучение которой является одной из главных задач Международного геофизического года. Величина ее максимальная за все. столетие. Вы, возможно, знаете, что именно пятна на Солнце, вернее излучение этими пятнами частиц, обуславливает полярные сияния и магнитные бури. Ведь оба эти явления связаны с нарушениями, возникающими в слоях ионосферы. Эти нарушения могут вызывать и почти всегда вызывают помехи при передаче и приеме радиосигналов.
Когда же помехи велики, они могут полностью нарушить радиосвязь. Кроме того, могут вызывать временные искажения магнитного поля Земли, в результате чего магнитные компасы оказываются совершенно бесполезными. — То, что я говорил, было сущей правдой. — Разумеется, такое могло произойти лишь в чрезвычайных условиях. Однако я уверен, что именно они повинны в том, что случилось с вашим самолетом. Тогда, когда невозможно определиться по звездам, — а ведь ночь была беззвездной, — приходится рассчитывать лишь на радио и магнитный компас. Ну, а если оба прибора выходят из строя, жди беды.
И вновь начались пересуды. Хотя было видно: большинство имеют весьма смутные представления о том, о чем я толкую, мое объяснение всех удовлетворило. Да и фактам, по общему мнению, соответствовало. Поймав на себе недоуменный взгляд Джосса, я пристально посмотрел на товарища и отвернулся. Будучи радистом, Джосс лучше меня знал, что активность солнечных пятен, правда все еще заметная, была максимальной в минувшем году. В прошлом бортрадист, он также знал, что на авиалайнерах применяются гирокомпасы, на которые солнечные пятна и магнитные бури не оказывают никакого воздействия.
— А теперь нам нужно подкрепиться; — произнес я громким голосом. — Есть желающие помочь Джекстроу?
— Конечно. — Как и следовало ожидать, первой поднялась Мария Легард. Правда, стряпуха я не ахти какая. Покажите мне, что я должна делать, мистер Нильсен.
— Спасибо. Джосс, помоги мне поставить ширму. — Кивнув в сторону раненого, я добавил:
— Надо бы как-то помочь этому парню. — Хотя я и не просил ее об этом, подошла стюардесса. Я хотел было возразить, но потом передумал, только пожал плечами и разрешил ей остаться.
Через полчаса я приступил к операции. Я делал все, что было в моих силах. Операция была не из легких, однако и пациент, и ассистировавшая мне стюардесса перенесли ее гораздо лучше, чем я ожидал. Чтобы зашить затылок, я надел на больного прочный кожаный шлем, а Джосс привязал раненого, которого мы поместили в спальный мешок, к носилкам: иначе летчик стал бы метаться и разбередил рану.
— Что вы теперь думаете, доктор Мейсон? — коснувшись моей руки, спросила стюардесса.
— Пока трудно сказать наверняка. Я не знаток по части черепно-мозговых травм, но даже специалист не смог бы сказать ничего определенного. Возможно, рана гораздо опаснее, чем это кажется. Может произойти кровоизлияние. В подобных случаях оно зачастую запаздывает.
— Но если кровоизлияния не случится? — допытывалась девушка! — Если рана не более опасна, чем это кажется на первый взгляд?
— Тогда его шансы пятьдесят на пятьдесят. Еще два часа назад я бы не сказал этого. Но у парня поразительно сильный организм. Более того, если бы можно было его поместить в теплую палату, обеспечить ему хорошее питание, квалифицированный уход в первоклассной больнице… Ну, а пока… Словом, будем надеяться.
— Да, — проронила девушка. — Благодарю вас. Посмотрев на нее, я разглядел осунувшееся лицо, синие круги под глазами и ощутил подобие жалости. Только подобие. Девушка была измучена и дрожала от холода.
— В постель, — произнес я. — Вам нужен сон и тепло, мисс… Прошу прощения, забыл спросить ваше имя.
— Росс. Маргарита Росс.
— Шотландка?
— Ирландка. Уроженка Южной Ирландии.
— Тоже хорошо, — улыбнулся я. Но ответной улыбки не увидел. — Скажите, мисс Росс, почему самолет был почти пустой?
— Это был дополнительный рейс. Ожидался большой приток пассажиров из Лондона. Происходило это позавчера. Мы остались ночевать в Айдлуайлде и утром должны были вернуться в аэропорт. Представитель авиакомпании позвонил пассажирам, имевшим билеты на вечерний рейс, и предложил полететь более ранним рейсом. Десять человек согласились.
— Понятно. Но не странно ли то, что на борту самолета, совершающего трансатлантический перелет, была всего одна стюардесса?
— Я вас понимаю. Обычно мы летаем втроем: буфетчик и две стюардессы.