Сан-Андреас - Маклин Алистер. Страница 47

— Но зачем немцам необходимо было пронести взрывчатку на борт «Сан-Андреаса»?

— Понятия не имею. По этой же самой причине я просто не понимаю, почему немцы атаковали нас, выслеживали и преследовали, даже не пытаясь потопить нас. И это происходит с того самого момента, как мы обогнули мыс Нордкап. Думаю, что вполне возможно, что германский агент или, может быть, агенты подкупили кого-нибудь из раненых, которых мы взяли на борт в Мурманске. Больной с так называемым психическим расстройством, который устал и от войны, и от моря, — вполне идеальный выбор на роль предателя. Я даже могу себе представить, что и плата была совсем невысока.

— Возражаю, мистер Маккиннон. Решение убрать «Сан-Андреас» из конвоя было принято в самую последнюю минуту. За одну ночь человека к предательству не склонишь.

— Верно. В лучшем случае, крайне маловероятно, но, может быть, заинтересованным лицам уже за неделю-две стало известно, что мы получим предписание идти в Мурманск?

— Чёрт побери, каким же образом они могли узнать об этом?

— Не знаю. Точно так же понятия не имею, почему кому-то в Галифаксе уже задолго было известно о том, что доктору Сингху понадобится передатчик?

— А вам не кажется странным, что русские, если они действительно не имеют никакого отношения к проносу взрывчатки на борт корабля, заставили «Сан-Андреас» идти в Мурманск только ради интересов ваших таинственных германских агентов?

— Ну, во-первых, они — не мои, а то, что таинственные, — это действительно так. Ответ вновь один — я просто не знаю. По существу, я ничего не знаю ни о чём. — Он вздохнул. — Да, кстати, уже почти полдень, лейтенант. Я схожу за секстантом и хронометром.

Лейтенант Ульбрихт распрямился над картой.

— Чудесно, мы по-прежнему следуем тем же курсом — 213. Точнее, вдоль 64-го градуса северной широты. В идеале нам бы следовало сейчас немного подать на юг, но мы поблизости от Тронхейма, а в результате такого маневра мы бы оказались к нему ещё ближе. Думаю, что нам следует пока придерживаться этого курса, а вечером или в полночь подать чуть южнее, благодаря чему к завтрашнему утру, мистер Маккиннон, мы окажемся южнее восточного берега ваших родных островов. Тогда я и сделаю кое-какие поправки.

— Вы же у нас прокладываете курс, вам и карты в руки, — любезным тоном произнёс Маккиннон.

В отличие от массового захоронения, которое имело место всего лишь сорок восемь часов тому назад, погода на сей раз была почти милосердной.

Умеренный ветер, спокойное море, небольшие белые кудряшки облаков на ребристом небе. Маккиннон, стоя у ограждения правого борта «Сан-Андреаса», совершенно равнодушно воспринимал нововведения, лично он предпочел бы белые саваны, как во время первых похорон.

Кроме боцмана на этом событии присутствовали Паттерсон, Джемисон, Синклер, а также двое кочегаров и двое матросов, которые принесли тела.

При самом богатом воображении нельзя было сказать, что эти лица испытывали горе. Больше никого не пригласили по одной простой причине: никому не хотелось оплакивать доктора Сингха, и только Синклер знал мертвых матросов с «Аргоса», и то в качестве двух бессознательных тел на операционном столе.

Доктора Сингха бесцеремонно швырнули за борт, чтобы не было ему удачного пути в загробном мире. Паттерсон, которому явно никогда не приходилось выступать в роли священника, быстро прочитал из молитвенника литургию над двумя мертвыми греками, и они отправились вслед за доктором.

Паттерсон закрыл молитвенник.

— Дважды хоронить — это слишком часто. Будем надеяться, что третьих похорон не будет. — Он посмотрел на Маккиннона. — Как я понимаю, мы только что ушли с веселенькой дорожки?

— Мы делаем всё, что в наших силах, сэр. Лейтенант Ульбрихт предлагает понемногу изменять курс, двигаясь больше к югу. Таким образом, мы выйдем чуть ли не напрямую на Абердин. А он знает, о чём говорит. Но это произойдет примерно часов через двенадцать.

— Чем раньше, тем лучше. — Паттерсон уставился на пустой горизонт. — Вам не кажется странным, боцман, что нас оставили в покое или, по крайней мере, не трогают вот уже три часа? С того самого мгновения, как прекратились позывные с подводной лодки? Немцы, наверное, очень тупы, если до них не дошло, что что-то не так.

— Командующего немецким подводным флотом адмирала Деница, который сейчас находится в Тронхейме, тупым не назовешь. Как раз наоборот. У меня такое чувство, что немцам прекрасно известно, где мы находимся. Я даже допускаю, что некоторые немецкие подводные лодки позднейших моделей, которые отличаются необычайной скоростью движения под водой, спокойно следуют за нами, определяя наше местонахождение с помощью гидролокатора, только мы ничего не знаем об этом. — Так же, как Паттерсон, но более внимательно он осмотрел горизонт, а затем повернулся лицом в сторону левого борта. — За нами хвост.

— Что? Что это?

— Вы что, не слышите?

Паттерсон прислушался, а затем медленно кивнул головой.

— Кажется, слышу. Да, слышу.

— «Кондор», — сказал Маккиннон. — Или же «фокке-вульф». — Он показал пальцем. — Я его уже вижу. Летит прямо с востока, а Тронхейм сейчас — к востоку от нас. Лётчику точно известно, где мы находимся. Ему сообщила об этом — возможно, через Тронхейм — подводная лодка, что следует за нами.

— Я почему-то считал, что лодка должна подниматься на поверхность, чтобы передать своё сообщение?

— Совсем не обязательно. Ей надо только поднять над водой антенну. Лодка может быть в двух милях от нас, и, естественно, антенны мы не увидим. Вполне возможно, что она даже на большем расстоянии от нас.

— Интересно было бы знать, каковы намерения «кондора».

— Мы, к несчастью, не можем проникнуть в замыслы командующих немецкими подводным и воздушным флотами, базирующимися в Тронхейме.

Предполагаю, что они не собираются уничтожить нас, и не только потому, что они потратили массу усилий, лишь бы не потопить нас. Если бы они хотели потопить нас, одной торпеды с подводной лодки вполне хватило бы.

Если же они хотели бы отправить нас на дно с воздуха, они не стали бы прибегать к «кондорам», которые являются разведывательными самолётами.

«Хейнкели», «хейнкели 111» или «штуки» проделали бы эту работу с большей эффективностью, а Тронхейм всего лишь в паре сотен миль отсюда.

— Что же он тогда делает?

«Кондор» уже находился примерно на расстоянии двух миль, быстро снижая высоту полета.

— Собирает информацию. — Маккиннон посмотрел на мостик и увидел, как Нейсбай выглянул на левый борт и стал смотреть в сторону кормовой части.

Он сложил руки рупор и крикнул: «Джордж!».

Нейсбай обернулся.

— Ложись! Ложись!

Маккиннон сделал соответствующий жест рукой. Нейсбай поднял руку в знак того, что он все понял, и исчез внутри мостика.

— Мистер Паттерсон, надо укрыться. Все — в надстройку. Немедленно.

Паттерсон прекрасно понимал, когда можно задавать вопросы, а когда — нет. Через десять секунд они остановились в покорёженных дверях надстройки.

— Собирает информацию, — повторил Паттерсон. — Что за информацию?

— Секунду, — бросил боцман, быстро подошёл к борту корабля, секунды две смотрел в сторону кормовой части, а затем вернулся в их укрытие.

— В полумиле, — сказал Маккиннон. — Медленно, очень медленно, примерно пятьдесят футов. Вы спрашиваете, что за информацию? Ну, скажем, о наших повреждениях, пробоинах, состоянии надстройки, в общем обо всем, что может свидетельствовать о том, что мы вступали в сражение с другим кораблем. Он не увидит наши пробоины по левому борту.

Паттерсон начал что-то говорить, но его слова потонули в неожиданном стрекоте пулемётов, в яростной какофонии сотен пуль, угодивших в считанные секунды в надстройку и в борт корабля, в резком вое мощных двигателей самолёта, пронесшегося всего лишь в каких-то пятидесяти ярдах от судна. Ещё несколько секунд — и все стихло.

— Теперь я понимаю, почему вы приказали Нейсбаю лечь, — заметил Джемисон.