Горец I - Макнамара Кристофер Лоуренс. Страница 9
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, — его рука добралась до креста, подняла его вверх и трижды осенила крестным знамением бездыханное тело юноши. — Все кончено.
Лицо девушки исказила гримаса страдания.
— Нет! Нет! — вскрикнула она сквозь душащие ее слезы и, рыдая, уронила голову на плечо покойного.
Удивительно, что оно все еще было теплым.
Монах перекрестился, накинул на голову капюшон рясы и пошел к дверям, где стоял Эйн Гусс.
— Другие люди тоже умирают сегодня, я должен помочь и им. Мне пора, — тихо проговорил монах, склоняя голову.
— Спасибо тебе, отец Томас, — вполголоса ответил Эйн Гусс, выпуская священника на улицу.
— Отец, почему так? — громко причитала девушка. — Господи!
— Тихо, — сурово ответил тот, — замолчи. Он умер и его душу не должны тревожить крики глупых женщин. Не мешай мужчине умирать. Идем.
Тугл потрогал глубокую ссадину над бровью и, облизнув пересохшие губы, пригубил пенистый эль из большой глиняной кружки. Сидевший возле него Эйн Гусс пустым тоскливым взглядом смотрел на языки пламени, метавшиеся в большой металлической жаровне, стоящей прямо у ног.
— Мы снова остались ни с чем, — тихо и задумчиво проговорил он, вздохнув.
— Это все тот странный рыцарь. Я никогда раньше не видел его у Мэрдока. Откуда он? — спросил угрюмо Тугл.
— Одному Богу известно…
Ровный гул в продымленной харчевне действовал усыпляюще. Воины сидели небольшими группами за столами и возле ярко пылающих жаровен. Негромко переговариваясь, они обсуждали прошедший бой и крепким элем поминали убитых друзей и родственников. Некоторые из завсегдатаев уже спали прямо здесь же, облокотившись на стол или на спину соседа.
Вдруг покосившаяся дубовая дверь открылась — и в проеме неожиданно возникла стройная фигура Конана. Вначале никто не обратил на вошедшего никакого внимания. Уставшие мужчины продолжали есть, пить, щупать подававших еду девушек и обсуждать свои проблемы.
Конан переступил через криво стоявшую скамью и направился к Туглу и сидевшему с ним Эйну Гуссу, рядом с которым была его дочь Элен.
Разливавшая вино хозяйка подняла голову и бросила равнодушный взгляд на нового посетителя. Взгляд скользнул по знакомой фигуре и застыл на лице. Веки женщины поднялись вверх, обнажая белки больших светло-карих глаз. Пальцы, держащие тяжелый кувшин, разжались — и одновременно раздавшиеся испуганный женский крик и грохот разбивающегося вдребезги кувшина заставили встрепенуться всех присутствующих.
Тишина повисла в воздухе, перемешиваясь с дымом от пламени очагов. Конан остановился, непонимающим взглядом обводя испуганные лица и пялящиеся на него глаза, словно он был голым или превратился в привидение.
— Привет всем, — юноша неловко улыбнулся, стесняясь всеобщего внимания, и поднял в приветствии руку.
Эйн Гусс повернул седеющую рыжую голову и, щурясь подслеповатыми глазами, посмотрел на Конана. Тугл тоже развернулся. Его лицо вытянулось, пальцы неровно прошлись по густой бороде, в глазах промелькнул страх.
— Ты ведь мертв, — тихо прошептал он, поднимаясь со скамьи. Элен негромко вскрикнула и, встав со своего места, подошла к неподвижно стоящему Конану. Тонкие пальцы потянулись к его плечу, но не коснулись, словно не смогли преодолеть какую-то невидимую тонкую преграду, возникшую между двумя телами. Большие глаза блеснули в свете пламени, наполняясь слезами. По прелестным губам пробежала не то судорога, не то улыбка.
— Он Люцифер во плоти! — прошептала девушка и, отступив на шаг, закричала: — Изыди! Изыди, сатана!..
Тугл перекрестился и, стараясь не смотреть на Конана, произнес, вставая:
— Не говори так, Элен… Лучше я сам это скажу!
Конан подошел к нему и тронул за руку:
— Это я, брат Тугл.
Бородач отдернул руку и сел на прежнее место.
— Ты что, будешь пить с нами?
— Да. А за что вы пили?
— Мы пили за упокой души Конана ап Кодкелдена Мак-Лауд, — продолжая неотрывно смотреть в пламя, ответил Эйн Гусс.
— Я не понимаю, в чем дело…
Юноша растерянно склонился над Туглом, но тот шарахнулся от него, как от прокаженного.
— Ты говоришь, дышишь… А ведь был трупом, — быстро заговорил бородач. — Эйн Гусс сам закрывал тебе глаза. Ты умер, Конан!
Гусс молча кивнул.
— Я не понимаю ничего, — испуганно повторил ошарашенный Конан.
— Как тебе это удалось?
Тугл встал и, достав из ножен меч, приставил его к груди Конана.
— В тебе дьявол!
— Господи, Тугл! — юноша отшатнулся. — Двадцать лет мы с тобой вместе! Мы ведь родственники…
— Конан Мак-Лауд — мой родственник, а вот кто ты такой — я не знаю!
— Эйн Гусс! — вскричал Конан, ища поддержки у единственного человека, которому всю жизнь верил как себе, который славился своей честностью и справедливостью и который был отцом девушки, единственной в мире для Конана Мак-Лауд.
Мускулистая рука подалась вперед, остановив приближающегося парня. Потом пожилой воин встряхнул головой — и пряди рыже-седых волос упали на лоб. Слова путались в мохнатых усах, становясь почти неслышными:
— Иди, иди, Конан… Уходи от нас. Навсегда.
— Да вы что все, с ума посходили! — закричал юноша, глядя на начинающих подниматься со своих мест соплеменников.
— Иди с богом. Иди от греха, — продолжал бубнить Эйн Гусс.
— Я никуда не пойду, — вскричал Конан и сел на скамью.
Тяжелый глиняный кувшин с вином опустился на затылок юноши, разлетевшись вдребезги, и Конан тут же как подкошенный рухнул на пол, теряя сознание. Тугл, скрежеща зубами, накинулся на упавшего, заламывая ему руки за спину. Успевшие подняться со своих мест родичи бросились на помощь Туглу.
Сознание провалилось в черный колодец. Разноцветные пятна пестрым хороводом завертелись перед глазами, расплываясь в мутные очертания человеческих фигур. Пятна лиц, то болезненно яркие и четкие, то пастельно размытые и бледные, скалились ненавистью. Они, такие знакомые, вдруг превратились в уродливые маски демонов, выкрикивающие странные звуки, лившиеся бурным водопадом откуда-то сверху, сливаясь в резкие, грубые, ничего не значащие слова, смысл которых, и без того туманный, расползался под градом обрушивающихся ударов.
Дыхание то и дело перехватывал спазм, заставляющий судорожно хватать ртом обжигающий воздух. Тугл, друг и брат Тугл, сцепив оскаленные зубы, монотонно, как кузнечный молот, наносил своим большим кулаком короткие удары. Привкус крови и клокотание в груди мешали Конану дышать.
Рыжеволосая красотка Элен вырвалась из крепких объятий отца и, вцепившись ногтями в лицо избиваемого, заверещала дурным голосом дерущейся кошки. Если бы не подоспевший Эйн Гусс, то через мгновение юноша лишился бы глаз благодаря стараниям бывшей возлюбленной. Держа извивающуюся, как угорь на сковородке дочку, Эйн Гусс прокричал в беснующуюся толпу, плотным кольцом обступившую еле стоящего на ногах Конана:
— Расходитесь все! Живо!
Но его никто не слушал. И через три минуты привязанного к большой дубовой чурке Конана уже тащили на веревках к огромному стогу сена на окраине деревни.
— В огонь сатану! — ревела добрая сотня глоток.
Эйн Гусс, отшвырнув Элен в толпу и схватив Тугла за пояс, ловко отбросил его от растянувшегося в пыли Конана.
— Он твой родственник! Брат!
— Люцифер не может быть братом! — истошно вопил бородач. — Его нужно сжечь!
— Расходитесь! — перекрыл вой толпы голос Гусса, и в нем звенела сталь. — Все! Больше сегодня ничего не будет! Вы никого не сожжете! Расходитесь! Я вам приказываю!
Сознание в который раз с адским упорством возвращалось к Конану, не давая возможности забыться и не видеть больше этого кошмара. Вой ревущей толпы отдавался в голове резкими отвратительными звуками.
Прекрасная Элен, сверкая безумными глазами, бросилась вперед, крича:
— В огонь его! В огонь!
Мощные руки отца схватили ее за плечи и втолкнули обратно в глубину вновь взрывающейся воплями толпы. Люди приближались к Конану и Эйну Гуссу. Тяжелое дубовое полено скользнуло по ноющей спине юноши. Горящий позвоночник с трудом разогнулся. Затекшая рука вместе с привязанным бревном подалась вперед, отталкивая озверевшего Тугла.