Горец II - Макнамара Кристофер Лоуренс. Страница 11
На голову выше окружающих, чуть ли не вдвое шире в плечах. Лицо скрыто под хищноклювым забралом в виде орлиного черепа. Лишь уголки глаз видны сквозь прорези полумаски.
И темный, адский огонь полыхал в них…
А в руках — громадный меч. Из тех самых, разрубающих волос на воде.
Вот оно что…
"…И усмехнулся Фер Ломна при виде этого.
— Благословенна судьба моя! — так вскричал он. — Хороший подарок сделан мне напоследок!
Понял он, что сам Черный Воин, Крагер всех Крагеров, решил помериться с ним клинок на клинок, а не клинок на пулю.
Для того решил, чтобы перед лицом рядовых воинов смыть с себя пятно неудачи, которым пометил его нынешний день.
И радость наполнила сердце Эстока, ибо замыслил он увлечь врага за собой в царство гибели. Вернее же — перед собой послать, чтобы шел он вестником, за длинные волосы неся, словно фонарь, свою отрубленную голову.
Знал Эсток, что свеж Черный Воин, сам же он — изнурен предшествующей битвой, да и оглушен взрывом недавним.
Знал он, что короче его меч-шпага, чем вражеский эспадон, смазанный трупным ядом.
И для быстроты движений снял Эсток перед началом боя доспехи, черная же броня противника — прочна была…
Но с воинственным кличем бросился он вперед, и клинок его описал сверкающую дугу…"
Нет, все было даже не так…
Жалели сказители последнего из Священного отряда. А жалея — давали ему предсмертное утешение, которого он так и не получил.
Хуже дело было…
Великим счастьем, великой наградой было бы для Фер Ломна ощутить напоследок, что он проигрывает неравный бой.
Но даже этого было ему не дано. Бой оказался равным!
Не сыграло своей роли отсутствие доспехов или яд на клинке. Усталость тоже роли не сыграла, так как не стал поединок затяжным.
И никто из рядовых не вмешался в схватку на стороне своего вождя. Знали они, что не сносить им тогда головы! И послушно рассыпались полукругом, освобождая место для боя.
"…Говорят: истина дороже дружбы. Но вражды она — тоже дороже.
Врагом для всех, кто носит имя человеческое, был вождь Крагеров. Но велики были его сила и умение. Страшен и неотразим меч в его руках…
Сталь задела о сталь, и искры посыпались, когда встретились эспадон с эстоком. Но — только звон пошел. Остановил враг удар Фер Ломна и увел его на себя и в сторону.
Так рыбак водит своей снастью сильную рыбу, которая может порвать лесу.
А затем свершилось странное. Велик был телом Крагер Крагеров, высок и тяжел, словно горный бык. Но с легкостью юной танцовщицы провернулся он вокруг себя, опираясь на пальцы ноги.
И — уже с разворота — обрушил эспадон вниз всей его и своей тяжестью…"
Темная полоса прошла через тело Эстока. От левого плеча — к правому бедру.
Губы его приоткрылись, словно хотел он что-то сказать или крикнуть. Но невозможно подать голос, если рассечены легкие.
Все видели, как, словно колос, снятый со стебля, сползала в снег половина тела.
И только тогда ударила кровь…
— Слава!! — бешено закричали воины.
"Еще, говорят, так было: ноги Фер Ломна вместе с частью туловища продолжали стоять. Прежде, чем упали они, Черный Воин отбросил свой меч. Всю пятерню запустил он в утробу страшно разрубленного тела. Вырвал печень
— средоточие жизни — и впился в нее зубами, размазывая дымящуюся кровь по лицу.
Торжествуя, улыбался он кровавыми губами. Но угрюм был его взгляд…"
9
…ВОТ ИМЕННО ТАК ВСЕ И БЫЛО.
Впрочем, иное гласят древние сказания — не записанные, растворившиеся в глубине веков. Саги, сложенные на их основе, также представляют дело иначе.
Будто все же одолел Фер Ломна на поединке Черного Воина. Будто не победу, пусть жестокой ценой, одержало войско Крагеров, а потерпело поражение. Будто бы…
Впрочем, кто знает… Может быть, путают. Может — ошибаются.
Возможно, что и лгут — преуменьшая либо преувеличивая.
Кто знает…
Нем язык прошлого, и слепы его глаза — словно трепещет в каждой глазнице трехперый хвостовик стрелы…
Но ведь и действительно: вскоре исчез с лица Зайста Черный Воин, предводитель Крагеров.
И сами Крагеры вслед за ним исчезли, подобно туману.
Как дурной сон…
Впрочем, никто уже на Зайсте и не знает, что Крагеры — это народ. Хотя слово такое известно. Означает оно…
Излишне говорить, что оно означает. Достаточно сказать одно: любой зайстовский мальчишка, если назовут его «крагером», кидается в драку без раздумий.
Потому что нет оскорбления страшнее…
"…Искривились в улыбке окровавленные губы Черного Воина. Но угрюм был его взгляд.
Знал Крагер всех Крагеров: не сделано дело!"
— Свободные люди Зайста, слушайте меня!
Катана уже был прежний, уже говорил по-прежнему. Трудно было поверить, что еще несколько минут назад по глубоким, словно рубленым морщинам его лица одна за другой стекали слезы.
Слезы горечи и бессилия. Слезы, рожденные невозможностью помочь.
И действительно: никто не верил в это. Хотя бы потому только, что никто не видел этих слез…
— Я открываю вам последний секрет…
— Слушайте! Слушайте! — пронеслось по толпе.
Да, по толпе. Потому что именно в толпу превратился теперь Священный отряд резерва.
По правде сказать, после того, как он не пришел на помощь своим собратьям, этот отряд не мог уже называться «священным»…)
— Да, открываю. Все когда-то бывает в последний раз… Например, сейчас я в последний раз выступаю перед вами как предводитель…
Негромкий ропот прошел по зале. Но этим все и ограничилось.
Если они уже не Священный отряд, если они не отстояли свою честь, свою землю и покой своих семей — действительно, какие уж тут предводители…
Только один голос решился высказаться открыто:
— Что это все значит? Ты — наш вождь, Рамирес! — выкрикнул этот голос
— ломающийся, еще юношеский.
(От волнения вопрошающий даже не сообразил, что называть предводителя по имени, а не по прозвищу — непристойно в часы войны.)
— Ты — наш вождь! И ты не вправе покинуть нас, пока не нашел себе преемника!
Рамирес, прозванный Катаной, грустно усмехнулся в ответ:
— Кто сказал тебе, что я не нашел его, Конан?
Он тоже назвал юношу по имени…
«…Свободные люди Зайста, слушайте…» — словно отзвук далекого эха прозвучал в голове у Крагера Крагеров.
Он сморщился, будто от раны. Шеренги его воинов выжидающе смотрели на вождя.
— Вперед! — с хриплым рыком Черный Воин указал куда-то.
Гвардейцы недоуменно озирались.
— Куда, вождь? — решился, наконец, заговорить один из них. Он уже был готов к тому, что это окажутся его последние слова.
Но на сей раз предводитель не обнажил меча.
— Вперед, бараньи головы! — снова прохрипел он. — К старому зиккурату! Бегом!
И, во время короткой паузы, покуда отряд разворачивался в нужном направлении:
— Я знаю, я чувствую… Не спрашивайте у меня — каким образом!
Никто и не думал у него спрашивать. Не было таких глупцов. И самоубийц — тоже не было!
— …Кто тебе сказал такое, Конан?!
И снова ропот прошел по залу.
Они находились теперь в здании старого зиккурата. Как святилище оно не использовалось уже на памяти двух поколений — с тех пор, как цоколь его треснул после землетрясения, а стены угрожающе накренились, готовые рухнуть.
За эти десятилетия здание еще более обветшало. Трудно было сказать, можно ли теперь называть укрываемую его крышей площадку «Святой землей…».
Наверное, нет… Ведь святость — не место, не предмет. Она творится лишь осознанием ее как таковой…
— Есть у нас новый предводитель, свободный народ Зайста! И он — здесь!
И снова короткая боль пронзила голову Черного Воина. Будто орел, изображенный у него на шлеме, вдруг клюнул его сразу в оба виска одновременно.
— А, проклятье!
По верхней губе его тонкой, нерешительной струйкой стекала кровь, струящаяся из лопнувшего сосуда в ноздре.