Благословение небес (История любви леди Элизабет) - Макнот Джудит. Страница 59

– Больше всего я люблю торговаться, когда закупаю продукты и прочие необходимые вещи. Это ужасно забавно, и Бентнер говорит, что в этом деле я просто гений.

– Торговаться? – переспросил пораженный Дункан.

– Я рассматриваю это как проявление здравого смысла и как возможность помочь другим людям проявить здравый смысл, – непосредственно объяснила Элизабет, оседлав своего конька. – Ну, например, если бы деревенский пекарь испек только одну булочку, он потратил бы на это… ну, скажем, час. Причем половина этого времени ушла бы на доставание всех необходимых ингредиентов, отмеривание исходных продуктов в нужных пропорциях и раскладывание всего снова по местам.

Внимательно слушавший викарий согласно кивнул, и Элизабет продолжила:

– Однако если бы он собрался испечь двенадцать булочек, ему не понадобилось бы на это времени в двенадцать раз больше, ведь так? – поскольку доставать все необходимое ему пришлось бы только один раз.

– Да, это не заняло бы столько времени.

– О чем я и говорю! – радостно сказала Элизабет. – Так почему же я должна за двенадцать булок платить в двенадцать раз больше, если он не потратил на них в двенадцать раз больше времени? Из этого следует, что если один человек производит какие-либо предметы в большом количестве, а другой человек закупает их в большом количестве, то за каждый предмет отдельно он платит меньше, чем если бы покупал этот предмет в единственном экземпляре. Во всяком случае, так должно быть, если продавец обладает здравым смыслом, – закончила она.

– Занятная теория. Честно говоря, я никогда-не думал об этом с такой точки зрения, – признался викарий.

– Наш деревенский пекарь, к сожалению, тоже, – засмеялась Элизабет. – Но, думаю, скоро он к этому придет. По крайней мере он уже перестал при моем появлении прятать мешки с мукой. Запоздало испугавшись, что такой проницательный человек, как викарий, может догадаться о ее затруднительных обстоятельствах, она быстро добавила: – И дело не в цене, абсолютно. Здесь дело принципа, понимаете?

– Конечно, – мягко ответил Дункан. – Наверное, вы очень любите свой дом. Вы каждый раз улыбаетесь, когда говорите о нем.

– Да, люблю, – Элизабет не смогла удержаться, чтобы снова не улыбнуться им обоим – и викарию, и Яну. – Это чудесное место, и куда бы вы ни взглянули – везде красота. Там очень красивая холмистая местность, а у нас еще парк и довольно интересный сад.

Ян взял свою чашку с блюдцем и встал из-за стола.

– Насколько я понимаю, у вас большой дом? – осведомился викарий.

– В нем сорок одна комната, – начала она, но Ян перебил ее.

– Готов спорить, что все они убраны персидскими коврами и драгоценными камнями величиной с вашу ладонь, – сказал он, ставя свою чашку в таз для грязной посуды. Затем отвернулся к окну, сердито глядя на свое отражение в темном стекле.

– Конечно, – ответила Элизабет с наигранной веселостью, упрямо глядя в застывшую спину Яна. – На стенах висят картины Рубенса и Гейнсборо, а дымоходы проектировал Адаме. Ковры в самом деле были персидские. – «Когда-то это было правдой, – сказала она кольнувшей ее совести. – Пока мне не пришлось все распродать, чтобы расплатиться с кредиторами».

Ян неожиданно обернулся с каким-то странным выражением на красивом лице и, встретившись с ее грозным взглядом, неожиданно отступил.

– Простите меня, Элизабет, – глухо проговорил он. – Мое замечание было неуместным.

И на этой удивительной фразе он закончил разговор и вышел, сказав, что отправляется на охоту.

Элизабет отвела недоумевающий взгляд от закрывшейся за ним двери, но викарий еще несколько секунд продолжал смотреть на дверь. Потом перевел взгляд на Элизабет, и задумчивая улыбка медленно озарила его лицо и зажгла веселые огоньки в карих глазах.

– Что-то не так? – спросила она. Его улыбка стала еще шире, и он откинулся в кресле, продолжая смотреть на нее задумчивым ласковым взглядом.

– Определенно, – удовлетворенно заметил он. – И я очень этому рад.

Элизабет подумала, уж не является ли сумасшествие их наследственным заболеванием, и только хорошее воспитание удержало ее от того, чтобы высказать это замечание вслух. Вместо этого она встала и пошла мыть посуду.

Перемыв посуду, она занялась уборкой нижнего этажа и полировкой мебели, невзирая на отчаянные протесты викария. На это занятие она потратила почти весь день, прервавшись только на время обеда. Работа подняла ей настроение, и, закончив ее, Элизабет встала посреди комнаты, любуясь на плоды своих трудов.

– Вы сотворили настоящее чудо, – сказал ей викарий. – Но теперь, когда вы закончили, я просто настаиваю, чтобы вы отдохнули.

Элизабет была бы счастлива принять ванну, но, поскольку при Нынешних обстоятельствах это было невозможно, она согласилась с его предложением и вышла на улицу. День был ясный, над головой Ярко-синее небо. Элизабет с наслаждением вдыхала бальзамический воздух, напоенный ароматами трав. Она с тоской посмотрела вниз, на быстрый ручей. Как только Ян вернется домой, она пойдет туда и искупается. До сих пор Элизабет мылась только в уединении своей спальни. Надо дождаться возвращения Яна, иначе есть риск, что он наткнется на нее, когда она будет купаться.

Элизабет побродила по двору, любуясь окружающим видом, но без Яна все ей казалось каким-то скучным. В его присутствии обострялись все чувства, сам воздух казался наэлектризованным. Сегодня уборка его дома – дело, за которое она взялась отчасти от скуки, отчасти из благодарности – неожиданно обернулась для нее чем-то интимным и даже приятным.

Стоя на краю обрыва, девушка обхватила себя руками и, глядя вдаль, стала вспоминать его суровое красивое лицо и янтарные глаза, нежность, звучавшую в низком глубоком голосе, когда он обнимал ее вчера. Она подумала, как бы это было, если бы она была за ним замужем и жила в этом маленьком уютном доме, среди великолепной живописной природы. Элизабет попыталась представить, какую женщину Ян мог бы назвать своей женой и привести в этот дом. Она вообразила себе их вместе, сидящих в креслах у камина, – они о чем-то разговаривали и мечтали.

Очнувшись от грез, она заставила себя встряхнуться. Она ведет себя как сумасшедшая! Ведь именно себя она сейчас вообразила сидящей рядом с ним у камина. Отогнав эти мысли, Элизабет попыталась занять свой ум чем-нибудь другим. Бесцельно оглядевшись, она подняла голову и вдруг… увидела это! На огромном старом дереве был устроен большой шалаш. Густые ветви и плотная листва древнего дерева почти скрыли его от посторонних взглядов. Заинтересовавшись, она подозвала викария, который прогуливался неподалеку.

– Это шалаш, – объяснила она ему на случай, если он не понял, что это такое. – Как вы думаете, ничего, если я залезу туда и посмотрю? Наверное, вид оттуда открывается изумительный.

Викарий с сомнением посмотрел на ступеньки, ведущие наверх, которые представляли собой не что иное, как старые доски, привязанные к дереву.

– Я думаю, это может быть небезопасно,

– О-о, об этом не беспокойтесь, – бойко сказала Элизабет. – Элберт всегда говорил, что я лазаю как обезьяна.

– Кто такой Элберт?

– Это один из наших грумов, – объяснила она. – Он вместе с двумя плотниками построил мне дома такой же шалаш.

Викарий посмотрел в сияющее лицо Элизабет и не смог отказать ей в таком маленьком удовольствии.

– Ну что ж, думаю, ничего страшного в этом нет, если вы обещаете, что будете осторожны.

– О, конечно, я обещаю.

Элизабет сбросила туфли и несколько минут кружила, поднимаясь по дереву, а потом исчезла в вышине – там, где уже не было ступенек. Дункан был поражен, когда понял, что она взобралась на дерево без помощи старых досок. Он стал кричать, чтобы она была поосторожнее, но вскоре понял, что в этом нет необходимости – Элизабет уже достигла середины дерева и направлялась к шалашу.

Элизабет уже добралась до той ветки, где находился пол шалаша, и заглянула внутрь. Он оказался достаточно высоким, чтобы она могла стоять в нем, не сгибаясь, видимо, Ян был очень высоким даже подростком. Она с интересом оглядела старый столик, стул и большой деревянный ящик. Больше в шалаше ничего не было. Отряхнув руки, девушка выглянула в окно шалаша, и у нее перехватило дыхание от открывшейся перед ней красоты – холмы и долины в полном цвету, вишня, боярышник, колокольчики… Она отвела от окна восхищенный взгляд и снова осмотрела небольшое помещение. Взгляд ее снова упал на выкрашенный белой краской ящик, и она присела и смахнула с него пыль. Через всю крышку проходила надпись: «Частная собственность Яна Торнтона. Не открывать – опасно для жизни!» Но, видимо, мальчик посчитал словесное предупреждение недостаточным и потому ниже нарисовал череп с костями.