Благословение небес (История любви леди Элизабет) - Макнот Джудит. Страница 8

– Вспыльчивость – мой единственный недостаток, – чопорно сообщила ей Люсинда, и Элизабет сочла это своего рода извинением.

Элизабет тогда подумала, что Люсинда, должно быть, загоняет эмоции внутрь себя как в бутылку, и они до поры до времени сидят там, пока она пребывает в неподвижности на стульях и кушетках. Они сидят там годы и годы до тех пор, пока в один прекрасный день не вырываются наружу, подобно извержению вулкана.

К тому времени как брат и сестра Камероны вместе с Люсиндой и необходимой прислугой прибыли в Лондон, Элизабет уже знала все, чему могла научить ее миссис Портер, и чувствовала себя в силах справиться с любой ситуацией из тех, что описывала ей эта дама. Надо сказать, что запомнить правила этикета ей было гораздо легче, чем понять, почему им придают такое большое значение. В конце концов танцевать она за шесть месяцев научилась, вести беседу умеет с трехлетнего возраста, а насколько она могла понять, в обязанности дебютантки входило умение вести приятную светскую беседу ни о чем, танцевать и ни при каких обстоятельствах не выдавать своих способностей к мышлению.

На следующий день после того, как они вселились в городской дом, который снял Роберт, их навестила леди Джемисон, вызвавшаяся опекать Элизабет в свете. С нею были ее дочери Валери и Черайз. Валери была на год старше Элизабет и дебютировала в прошлом году, ее сестра была старше на пять лет. Черайз была вдовой лорда Дюмонта, который умер через месяц после свадьбы, оставив новобрачную богатой, свободной и совершенно независимой.

До начала сезона оставалось две недели, и все это время Элизабет довольно много общалась с богатенькими молодыми дебютантками, которые собирались в гостиной у Джемисонов, чтобы вволю посплетничать обо всех и вся. Они приехали в Лондон с одной и той же целью, которая являлась также и почетной обязанностью: выйти замуж в соответствии с пожеланиями семьи за человека как можно более богатого и влиятельного, дабы увеличить состояние и упрочить положение своих родных.

В этой гостиной светское образование Элизабет продолжилось и завершилось. К своему ужасу, она обнаружила, что миссис Портер была права, когда говорила, что в обществе принято хвалиться своими связями и упоминать громкие имена. Она также узнала, что в свете не считается дурным тоном обсуждать чье-либо финансовое положение, особенно если речь идет о перспективах неженатого мужчины. В самый первый день единственное, что она смогла сделать, чтобы не выдать своего невежества, это мысленно ахнуть и молча слушать сыпавшиеся со всех сторон замечания: «Лорд Петере – отличная добыча. Еще бы, у него двадцать тысяч фунтов годового дохода, к тому же он наверняка унаследует баронетство от своего дяди, когда тот умрет от сердечной болезни, на что есть все основания надеяться», – провозгласила одна из девушек, и остальные подхватили: «У Шорхэма такое чудесное поместье в Уилтшире, и мама сидит как на иголках, ожидая, когда же он наконец объяснится… Подумать только, изумруды Шорхэмов!.. Робелсли разъезжает в чудесном голубом ландо, но папа говорит, чтобы я и не думала о нем – он по уши в долгах… Вот погоди, Элизабет, скоро ты увидишь Ричарда Шипли! Ни в коем случае не позволяй ему увлечь себя – он страшный волокита, и, хотя разодет в пух и прах, у него нет ни гроша за душой!» Последний совет исходил от Валери Джемисон, которую Элизабет считала здесь своей самой близкой подругой.

Элизабет с радостью принимала их дружеское расположение и делала вид, что внимает их советам. Однако она ощущала все возрастающее чувство неловкости, когда видела их отношение к людям, Которых они считали ниже себя. Она привыкла общаться на равных со своими конюхом и дворецким, и потому ей было нелегко притворяться, что она придает значение сословным различиям.

Сам Лондон Элизабет очень понравился, она буквально влюбилась в его суматошные улицы и стриженые парки. Ей также нравилось возбужденное ожидание сезона, и она обожала своих новых подруг, с которыми, когда они не сплетничали, можно было весело провести время.

Однако когда наступил день ее первого бала, уверенность в себе и радостное предвкушение удовольствий внезапно покинули Элизабет. Поднимаясь по парадной лестнице Джемисонов под руку с Робертом, девушка неожиданно почувствовала страх, какого еще не испытывала ни разу в жизни. В голове ее вихрем закружились все «можно» и «нельзя», которые она не особенно старалась запомнить, и у нее появилось убийственное предчувствие, что она прославится в свете тем, что весь сезон будет упорно подпирать стенку. Но когда Элизабет вступила в бальную залу, вид, представший перед ее глазами, заставил забыть все страхи, и глаза ее засияли от восторга. В канделябрах горели сотни тысяч свечей, мимо нее проходили красивые мужчины и прелестные женщины в пышных туалетах из атласа и шелка.

Не обращая внимания на молодого человека, который дважды оглянулся, чтобы получше разглядеть ее, Элизабет подняла глаза на улыбающегося брата.

– Роберт, – прошептала она, ее зеленые глаза сверкали, – мог ли ты представить себе, что на свете бывают такие красивые люди и такие огромные комнаты?

Затянутая в тончайшее белое газовое платье с золотыми нитями, с белыми розами в золотых волосах, со сверкающими зелеными глазами, Элизабет Кэмерон была похожа на сказочную принцессу.

Она была очарована, и в этом выражении ее лица действительно было что-то неземное, когда она наконец пришла в себя, смогла улыбнуться и поздороваться с Валери и остальными девушками.

К концу бала Элизабет и в самом деле чувствовала себя, как в сказке. Мужчины обступили ее со всех сторон, вымаливая танец или хотя бы право принести ей пунш. Она улыбалась и танцевала, не прибегая к обычным женским уловкам и кокетству, которыми напропалую пользовались другие девушки. Вместо этого она с живым интересом внимала тому, что ей рассказывали и благодарно улыбалась, принимая различные знаки внимания, она старалась не обижать своих кавалеров и танцевала без передышки. Ее заразило всеобщее веселье, чудесная музыка снова и снова влекла ее танцевать, она купалась в мужском внимании, и все эти чувства отражались в ее сияющих глазах и улыбке, не сходившей с ее лица. Элизабет и в самом деле была сказочной принцессой на своем первом балу – обворожительная, очаровательная, она кружилась в мерцающем свете свечей, окруженная прекрасными принцами, позабыв о времени и о том, что всему когда-нибудь наступает конец. Своей ангельской красотой, золотыми волосами и глазами, сверкающими, как изумруды, Элизабет Кэмерон штурмом взяла Лондон. Это был не просто успех. Это была повальная страсть.

На следующее утро к ее дому потянулся бесконечный ручеек визитеров, и именно здесь, а не на балу, Элизабет одержала свои самые грандиозные победы, потому что при более близком знакомстве мужчины обнаруживали, что на нее не только приятно смотреть, но с ней также легко и приятно общаться. За три недели четырнадцать человек сделали ей предложение, весь Лондон гудел от такого беспрецедентного успеха. Даже мисс Мэри Гладстон, коронованная красавица двух последних сезонов, не получила такого количества предложений.

Двенадцать искателей руки Элизабет были молоды, совершенно покорены ее красотой и подходили по всем статьям, двое были значительно старше, однако так же высоко ценили ее красоту. Роберт, страшно гордый успехом сестры и столь же бестактный, хвастался ее победами и безжалостно отказывал претендентам как неподходящим и недостойным. Верный своему обещанию найти Элизабет идеального мужа, с которым она будет счастлива, он выжидал.

Пятнадцатый кандидат в мужья отвечал всем его требованиям. Баснословно богатый, красивый и представительный, двадцатипятилетний виконт Мондвэйл, бесспорно, был самой крупной добычей сезона. Роберт знал об этом и, как он сказал в тот вечер Элизабет, так разволновался от его предложения, что чуть не забылся и не перемахнул через стол, чтобы поздравить виконта с предстоящей свадьбой…….

Элизабет была очень рада и тронута тем, что Роберт выбрал именно того молодого джентльмена, которым она особенно восхищалась.