Что я без тебя... - Макнот Джудит. Страница 8
Песня кончилась, а Шерри, очарованная музыкой, все еще сидела с закрытыми глазами, пока не услышала громких рукоплесканий. Это расположившиеся на противоположной стороне путники, привлеченные пением, пришли выразить свое восхищение. После этого она часто подпевала Рафи, и недостатка в слушателях не было, где бы они ни останавливались, в городе или в деревне. В благодарность за пение люди угощали их, даже давали деньги. Рафи научил ее играть на гитаре, хотя его мастерства она так и не достигла. Научил он ее также свободно говорить по-испански и немного по-итальянски, поскольку и сам не очень хорошо владел этим языком. Он также выполнил просьбу Шерри, следя за тем, чтобы ее отца не обманывали за карточным столом, и Патрик теперь все чаще и чаще выигрывал. Рафи даже стал предлагать отцу всякие рискованные сделки. И если Шерри они очень не нравились, отец считал их весьма заманчивыми. Единственным, кто недолюбливал Рафи, был индеец. Он считал ниже своего достоинства даже разговаривать с ним и отвечал лишь на его прямые вопросы, и то невнятным бурчанием. Он даже охладел к Шерри, и когда она, огорчившись, спросила об этом отца, тот ответил, что индеец обиделся на нее за то, что она теперь уделяет ему меньше внимания. Шерри решила исправить положение и все чаще находила предлоги, чтобы посоветоваться с индейцем, и вместо того, чтобы скакать верхом на коне рядом с Рафи, ехала вместе со Спящей Собакой в фургоне. Так снова воцарились мир и согласие в их маленькой компании. Все, казалось бы, шло идеально, пока… Пока отец не повез ее в Ричмонд, штат Вирджиния, к ее единственной тетке, сестре ее покойной матери, записной старой деве.
Глава 6
Взволнованная до глубины души встречей со своей единственной родственницей, Шеридан тем не менее чувствовала себя очень неуютно в маленьком, душном домике тетушки Корнелии, думая лишь о том, как бы не разбить какую-нибудь безделушку или не запачкать, к примеру, кружевной платочек, которые то и дело попадались ей под руку. И хотя она изо всех сил старалась быть осторожной, сразу почувствовала, что очень не понравилась тетушке и та с неодобрением следит за каждым ее шагом. А когда через два дня после приезда услышала разговор между теткой и отцом, поняла, что не ошиблась в своих предположениях. Она как раз примостилась на подставке для ног и смотрела в окно, когда из соседней комнаты донеслись приглушенные голоса, и тетка назвала ее имя.
Девочка встала, с опаской обходя мебель, подкралась к двери, приложила к ней ухо и буквально через минуту поняла, что тетушка Корнелия, преподававшая этикет в школе для девушек из состоятельных семей, в ужасе от манер своей племянницы, Шеридан Бромлей, и устроила по этому поводу Патрику настоящий скандал.
— Тебя следовало бы высечь за то, что ты так воспитал ребенка! — орала тетка Корнелия, и оставалось лишь удивляться, что отец, который ни от кого не потерпел бы подобных оскорблений, молчал, будто набрав в рот воды.
— Она не умеет ни читать, ни писать, — распекала отца тетушка, — на мой вопрос, знает ли она основные молитвы, ответила, что не может долго стоять на коленях. Мало того, заявила, что Боженька любит тех, кто молится, потрясая Библией, не больше, чем проституток, совращающих мужчин с пути истинного.
— Ладно тебе, Корнелия… — заговорил наконец папа, и Шерри уловила в его тоне тщательно скрываемую ухмылку. От тетушки это тоже не ускользнуло, и тут она вошла в раж, превратившись в сущего дьявола, как сказал бы Рафи.
— Я не поддамся твоему фальшивому обаянию, ты, мошенник. Достаточно и того, что ты обманул мою сестру. Ты таскал нас за собой по всему миру, рассказывая сказки о райской жизни в Америке. Никогда себе не прощу, что отпустила ее и сама за вами поехала. Но исковеркать жизнь ее единственной дочери я тебе не позволю! Девочка почти невеста, но в ней нет ничего женского. Настоящий мальчишка! Всю жизнь носит брюки и сапоги. Лицо загорелое, обветренное, как у дикарки. А чертыхается, будто язычница! Что за манеры, что за речь! Волосы торчат во все стороны. Ни с того, ни с сего сообщила мне, что выходить замуж ей пока неохота, но «объект» уже есть, некий Рафаэль Бенавенте, и скорее всего в один прекрасный день она попросит его напей жениться.
Эта юная леди, если вообще ее можно назвать так, не стесняясь, говорит о том, что намерена сделать предложение мужчине, да еще какому! Бродяге-испанцу, знающему все на свете, как она с гордостью заявила, даже способы мошенничества в карточной игре!
А теперь, — заключила тетушка Корнелия торжествующим тоном, — попробуй-ка оправдаться!
Шерри, затаив дыхание и улыбаясь, ждала достойной отповеди отца этой отвратительной женщине с кислым выражением лица, которая втерлась к ней в доверие, все выпытала и использовала против нее же.
— Шерри не ругается! — с плохо сдерживаемой яростью возразил отец.
Однако Корнелия нисколько не испугалась, как это бывало с другими, когда Патрик Бромлей выходил из себя.
— Не ругается! — выпалила она. — Не далее как нынче утром ушибла локоть и выругалась на двух языках! Я слышала!
— В самом деле? — ехидно процедил сквозь зубы Патрик.
— И ты поняла?
— Я достаточно владею латынью, чтобы понять, что «Dios mio!»— это богохульство.
— Ошибаешься! Это всего лишь означает «Боже мой», — возразил Патрик, и тут Шерри по его тону определила, что он оправдывается. — Видимо, это были слова одной из молитв, о которых ты так печешься!
Шерри заглянула в замочную скважину и увидела, что отец покраснел то ли от смущения, то ли от злости и сжал кулаки, зато тетя Корнелия стояла перед ним, холодная и неподвижная, как каменная статуя.
— Твои слова — лишнее подтверждение тому, как мало ты знаешь о молитвах и о своей единственной дочери, — презрительно парировала Корнелия. — Меня мороз подирает по коже при мысли о том, с какими людьми ты позволял ей общаться. С карточными шулерами, сквернословами и пьяницами. И тебя нисколько не смущало, что они видят твою дочь в столь непристойном виде. Одному Богу известно, какие чувства она в них пробуждала со своими нечесаными рыжими волосами, как гулящая девка. Один индеец чего стоит! Ее любимый друг, этот дикарь, который спит с собаками.
Еще за минуту до того, как тетя упомянула индейца, Шерри услышала, как отец заскрежетал зубами от ярости, и со страхом и в то же время с надеждой подумала, что вот сейчас он поставит этой противной тете Корнелии синяк под глазом за то, что она говорит такие гадости. Но вместо этого он обрушил на тетку поток колкостей и оскорблений.
— Ты ехидная, злая старая дева, Корнелия, всех мужчин считаешь скотами, которые только и знают, что волочатся за каждой юбкой. Но все дело в том, что ни один из них даже не плюнул в твою сторону. За это ты их и ненавидишь! Скажу тебе больше. — От волнения отец сейчас говорил с сильным ирландским акцентом. — Шерри скоро четырнадцать, но она так же непорочна и плоскогруда, как ты! Так что, милая Нелли, — теперь настала его очередь торжествовать, — бедняжка Шерри по всем показателям твоя точная копия. А на тебя никакой мужик не клюнет, если даже выпьет все запасы спиртного на свете, поэтому о Шерри нам нечего беспокоиться.
Из всей тирады отца Шеридан поняла лишь, что ехидная, злая старая дева получила по заслугам, и едва не закричала от радости, но вовремя прикрыла рот рукой. Однако тетку Корнелию, как оказалось, не так-то легко пронять оскорблениями. Она вздернула подбородок и, сверля зятя глазами, парировала все с тем же презрением:.
— Насколько я помню, Патрик, тебе выпивка не требовалась! Не так ли?
Шерри ничего не поняла, отец, как ей показалось, тоже пришел в замешательство, потом в ярость и вдруг… успокоился.
— Молодец, Корнелия, — уже мягко сказал он. — Сейчас в тебе говорит старшая дочь эсквайра Фарадея. Я уже не помню, какой ты была, но ты не забыла, верно? — От гнева отца и следа не осталось, когда он оглядел маленькую убогую комнатушку, и, сокрушенно покачав головой, с жалостью улыбнулся. — Не важно, что твой дом величиной с клозет в особняке Фарадеев, что ты едва сводишь концы с концами, обучая чужих детей хорошим манерам, главное, что ты осталась дочерью эсквайра Фарадея, гордой и надменной.