Нечто чудесное - Макнот Джудит. Страница 4

Сэр Родерик Карстерэ уставился на мисс Билдрап с едкой насмешкой, которую хорошо знали и боялись все члены общества.

– Вы, конечно, правы, моя красавица. Элизабет следовало бы поучиться у вас, как преследовать Хоторна тайком, а не на людях.

Летиша ответила наглецу высокомерным молчанием, хотя нежные щечки предательски зарделись.

– Берегитесь, Родди, вы теряете способность отличить шутку от оскорбления.

– Вовсе нет, дорогая. Я прилагаю все усилия, чтобы казаться именно оскорбительным.

– Не сравнивайте меня с Элизабет Грейнджфилд, – разъяренно прошипела Летиша. – У нас нет ничего общего.

– Ошибаетесь. Вы обе жаждете Хоторна, что роднит вас с шестью дюжинами других женщин, которых я могу назвать, особенно… – он кивнул на прекрасную рыжеволосую балерину, танцующую с русским князем, – …Элиз Грандо. Хотя, кажется, мисс Грандо сумела опередить всех – перед вами новая любовница герцога.

– Не верю! – вырвалось у Летти, не сводившей глаз с изящной фигурки танцовщицы, покорившей испанского короля и русского князя. – Хоторн совершенно свободен от всяких привязанностей!

– Что мы обсуждаем, Летти? – осведомилась одна из молодых леди, отворачиваясь от осаждавших ее поклонников.

– Тот факт, что он сейчас на балконе с Элизабет Грейнджфилд, – отрезала Летти. Ей не было нужды объяснять, кто этот он. Имя этого человека было и без того известно в свете. Джордан Эддисон Мэттью Таунсенд, маркиз Лендсдаун, виконт Лидз, виконт Рейнолдз, граф Таунсенд оф Марлоу, барон Таундсенд оф Строли, Ричфилд, и Монмарт, двенадцатый герцог Хоторн.

Он – воплощение идеалов и грез юных леди: высокий, смуглый роковой красавец, обладающий дьявольским очарованием. Среди самых юных девиц существовало единодушное твердое мнение, что его непроницаемые серые глаза способны совратить монахиню или превратить врага в ледяную статую. Леди постарше были склонны верить первому утверждению и отвергали последнее, поскольку было известно, что Джордан Таунсенд расправился с сотнями французов, притом не взглядами, а благодаря непревзойденному умению обращаться с саблей и пистолетом. Но независимо от возраста все дамы общества были полностью согласны в одном – достаточно посмотреть на герцога Хоторна, чтобы понять: этот человек наделен всем – богатством, элегантностью, происхождением и воспитанием. Блестящая внешность и такие же способности. Настоящий бриллиант. И к сожалению, столь же тверд и непреклонен.

– Родди утверждает, что Элиз Грандо стала его любовницей, – пояснила Летти, кивая на ослепительную красотку, казавшуюся равнодушной к внезапному исчезновению герцога Хоторна вместе с леди Элизабет Грейнджфилд.

– Вздор! – воскликнула семнадцатилетняя дебютантка, помешанная на правилах приличия. – Будь это так, он ни за что не привез бы ее сюда! Не посмел бы!

– Посмел бы! – объявила другая молодая леди, не отрывая взгляда от дверей, через которые только что прошла парочка, и, по всей видимости, с нетерпением ожидая снова увидеть легендарного любовника. – Моя мама говорит, Хоторн делает все, как пожелает, и ничуть не считается с мнением остальных.

В эту минуту предмет этого и десятка других разговоров стоял, прислонившись к каменным перилам балкона, с нескрываемым раздражением глядя в сверкающие слезами голубые глаза Элизабет.

– Ваша репутация окончательно погублена, Элизабет. Будь у вас хоть капля разума, вы удалились бы в загородное поместье вместе с недужным мужем хотя бы на несколько недель, пока не уляжется скандал из-за дуэли и не утихнут сплетни.

Элизабет, судорожно стараясь казаться веселой, пожала плечами:

– Сплетни меня не трогают, Джордан. Я графиня, а графиня всегда вне подозрений. – В голосе женщины зазвенела горечь; горло словно перехватило тоской. – И не важно, что мой муж на тридцать лет старше. Зато родители гордятся дочерью, сумевшей присоединить очередной титул к фамильному имени.

– Нет смысла жалеть о прошлом, – возразил Джордан, с трудом сдерживая нетерпение. – Что сделано, то сделано.

– Но почему ты не попросил моей руки, перед тем как отправиться на эту дурацкую войну в Испанию? – задыхаясь, спросила она.

– Потому что, – грубо отрезал Джордан, – не хотел на тебе жениться.

Пять лет назад герцог предполагал когда-нибудь, в отдаленном будущем, посвататься к Элизабет, но и тогда желал обзавестись женой не больше, чем сейчас, и между ними ни о чем не было договорено, до того как он уехал в Испанию. Год спустя отец девушки, действительно готовый на все, чтобы добавить новый титул к генеалогическому древу, настоял на том, чтобы дочь вышла за Грейнджфилда. Получив письмо Элизабет с сообщением о свадьбе, Джордан почти не почувствовал тяжести потери. С другой стороны, он знал Элизабет, когда оба были еще подростками, и питал к ней определенную симпатию. Возможно, будь он рядом, ему удалось бы убедить девушку не слушаться" родителей и отказать старому Грейнджфилду… а возможно, и нет. Элизабет, как всем дамам ее круга, с детства твердили, что ее обязанность – выйти замуж, повинуясь желанию отца и матери.

Но в любом случае Джордана в Англии в тот цемент не оказалось. Через два года после кончины отца и несмотря на отсутствие законных наследников, Джордан купил офицерский патент и отправился в Испанию сражаться против Наполеона. Сначала его отвага и мужество были результатом неудовлетворенности собственной жизнью, пренебрежения к опасности, но позже, по мере того как он мужал, ратное искусство, приобретенное в кровавых битвах, помогло ему сохранить жизнь и снискать репутацию блестящего стратега и непобедимого противника.

Четыре года спустя он вышел в отставку и вернулся на родину, дабы принять на себя ответственность и обязанности, налагаемые титулом и происхождением. Теперешний Джордан Таунсенд разительно отличался от того молодого человека, давным-давно покинувшего страну. Когда он впервые после возвращения появился на балу, эти перемены были очевидны любому – по контрасту с бледными лицами и скучающе-вялой томностью остальных джентльменов кожа Джордана была почти черной от загара, плечи и руки налились силой, манеры стали резкими и властными, и, хотя знаменитое обаяние Хоторнов все еще проскальзывало в лениво-белозубой улыбке, герцога окружал ореол человека, постоянно бросавшего вызов опасности и наслаждавшегося этим. Именно эту особенность женщины находили непреодолимо и бесконечно волнующей, что лишь прибавляло Джордану привлекательности – список его побед продолжал расти.

– Как вы могли забыть, что мы были предназначены друг для друга? – всхлипнула Элизабет, поднимая голову, и, прежде чем Джордан успел опомниться, встала на цыпочки и поцеловала его, тесно прильнув к нему податливым нежным телом. Но стальные пальцы безжалостно впились в ее плечи. Джордан бесцеремонно отодвинул женщину.

– Не будьте дурой! – уничтожающе рявкнул он. – Мы считались друзьями, и только. Все случившееся в ту ночь было ошибкой. И теперь с этим покончено. Элизабет попыталась придвинуться ближе.

– Я заставлю вас полюбить меня, Джордан, заставлю! Всего несколько лет назад вы почти меня любили! И хотели, когда мы…

– Вернее, возжелал вашего соблазнительного тела, сокровище мое, – намеренно жестоко перебил ее Джордан, – только и всего. Большего мне не требовалось. Я вовсе не собирался ради вас прикончить вашего мужа на дуэли, так что забудьте все свои коварные замыслы. Поищите другого глупца, который с помощью пистолета добудет вашу свободу.

Элизабет, побледнев, тщетно смаргивала слезы, но не осмелилась отрицать, что надеялась на гибель мужа от руки герцога.

– Мне ни к чему свобода, Джордан, мне нужен ты, – пробормотала она сквозь рыдания. – Можешь считать меня только другом, но я любила тебя еще с отрочества.

Признание вырвалось у нее с такой безнадежной, униженной простотой, что любой человек, кроме Джордана Таунсенда, понял бы правдивость ее слов, скорее всего был бы тронут… и даже испытал бы некоторую жалость к бедняжке. Но Джордан давным-давно превратился в неисправимого, бесчувственного, ожесточенного скептика во всем, что касалось женщин, и потому ответил на вырвавшиеся из глубины души слова только безразличным пожатием плеч.