Нечто чудесное - Макнот Джудит. Страница 99

Глава 31

Джордан поднял голову и, увидев сокрушенное лицо доктора Денверса, выходившего из спальни Александры, едва не завопил от боли и тоски.

– Мне очень жаль, – тихо сказал доктор убитым горем родственникам и друзьям, ожидавшим в холле. – Я бессилен ее спасти. Она с самого начала была безнадежна.

Вдовствующая герцогиня прижала к губам платок и, рыдая, прислонилась к плечу Тони. Мелани бросилась на шею мужу. Джон Камден обнял плачущую жену за плечи и повел вниз, где мучился неизвестностью Родди Карстерз. Доктор подошел к Джордану:

– Вы можете войти к ней, попрощаться… но она вряд ли вас услышит. Ее светлость в глубокой коме и через несколько минут… самое большее через час тихо отойдет. – И, увидев искаженное мукой лицо герцога, мягко добавил:

– Она не почувствует боли, Джордан, даю слово.

Горло Джордана спазматически сжалось, и, пригвоздив к месту ни в чем не повинного врача взглядом, исполненным бессильной ярости, он вбежал в комнату.

У кровати горели свечи. Александра лежала неподвижная, мертвенно-бледная. Лишь грудь едва поднималась и опускалась.

Попытавшись проглотить ком в горле, Джордан сел на стул рядом с кроватью и всмотрелся в любимое лицо, стараясь запомнить каждую черту. «У нее такая гладкая кожа, – с болью подумал он, – невероятно длинные ресницы, словно темные веера на щеках… Она не дышит!» – Нет, не умирай! – хрипло выкрикнул он и схватил вялую руку, стараясь нащупать пульс. – Не умирай! Почувствовав слабые, почти неразличимые нитевидные удары, Джордан облегченно вздохнул и неожиданно понял, что не может больше молчать. – Не покидай меня, Алекс, – умолял он, прижимая ее к себе. – Господи, только не покидай меня! Я еще так много тебе не сказал, столько мест не смог показать! Но если ты уйдешь… Алекс, пожалуйста, дорогая, не уходи.

– Послушай меня, – продолжал Джордан, почему-то твердо убежденный, что она останется жить, если поймет, как много значит для него. – Послушай, какова была моя жизнь, пока ты не ворвалась в нее. в этих своих ржавых доспехах. Моя жизнь казалась пустой и никчемной. А потом у меня появилась ты, и теперь я испытываю чувства, в существование которых не верил, и вижу то, чего никогда не видел раньше. Ты не можешь себе представить такого, дорогая, но это правда, и я сейчас докажу тебе.

– Цветы на лугу голубые, – пробормотал он дрожащим от непролитых слез голосом. – А у реки – белые. А по арке в саду вьются красные розы.

Подняв руку Александры, он потерся о нее щекой.

– И я заметил не только это. Полянка у беседки, там, где стоит плита с моим именем… в точности похожа на ту, где мы когда-то фехтовали прутиками. И, дорогая, мне необходимо сказать еще кое-что. Я люблю тебя, Александра.

Слезы все-таки хлынули из глаз, не давая говорить.

– Я люблю тебя, – измученным шепотом выдохнул он, – и если ты умрешь, никогда этого не узнаешь.

Гнев и отчаяние вытеснили тоску, и Джордан, сжав ее руки, перешел от молений к угрозам:

– Александра, не смей покидать меня! Иначе я вышвырну Пенроуза на улицу на следующий же день, клянусь! И без рекомендаций! И без жалованья тоже, ты слышишь? А Филберт последует за ним! Я снова сделаю Элизабет Грейнджфилд своей любовницей, мало того, отдам ей твое обручальное кольцо! Она всю жизнь мечтала быть герцогиней Хоторн…

Минуты превращались в часы, однако Джордан не умолкал, переходя от просьб к ругательствам, и, когда надежда стала угасать, унизился до лести:

– Подумай о моей бессмертной душе, дорогая. Она черна, как адская смола, и без тебя я ни за что не исправлюсь и постепенно вернусь к старым привычкам, и дьявол придет за мной в конце жизни.

Он выжидал, прислушиваясь, наблюдая, стискивая холодную руку жены, словно пытаясь влить в нее свою силу, и внезапно решимость и надежда, побуждавшие его неустанно говорить с Алекс, развеялись в прах. Удушливое отчаяние сжало сердце Джордана. Он прижался щекой к щеке Александры. Широкие плечи содрогались от рыданий.

– О, Алекс, – всхлипывал он, укачивая ее на руках, как ребенка, – разве я смогу жить без тебя? Возьми меня с собой. Я хочу уйти вместе…

И тут он почувствовал слабое дуновение и скорее угадал, чем услышал невнятный шепот.

– Скажи, родная, – в отчаянии охнул он, наклоняясь ближе. – Хоть что-нибудь, любимая. Александра снова пошевелила губами.

– Что, дорогая? – переспросил Джордан, не уверенный в том, что верно понял. Она снова шепнула что-то, и глаза Джордана широко раскрылись. Он уставился на нее, и плечи снова затряслись, но уже от смеха. Сначала тихого, а потом ликующего, радостного, громом отдавшегося в мертвенной тишине дома. Вдовствующая герцогиня, доктор и Тони вбежали в комнату, в полной уверенности, что Джордан помешался от горя. – Тони, – едва выговорил Джордан сквозь взрывы хохота, по-прежнему не выпуская руку жены, – Александра считает, что у Элизабет Грейнджфилд слишком толстые пальцы!

Услышав шаги Джордана, Александра повернула голову на подушке. С того ужасного вечера прошло двое суток, два дня и две ночи лихорадки и бреда. И каждый раз, ненадолго приходя в себя, она видела сидевшего у постели Джордана с осунувшимся, измученным лицом.

Теперь Александра наконец очнулась и очень хотела услышать тот же нежный голос, что два дня назад, увидеть горящую в глазах любовь. Однако Джордан выглядел сдержанным, совершенно невозмутимым и таким отстраненным, что Александра на миг смутилась – неужели ей привиделась та душераздирающая сцена у ее постели, когда он изливал душу в полной уверенности, что жена умирает?

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он с вежливой озабоченностью, словно обращаясь к малознакомому человеку.

– Благодарю вас, прекрасно, – ответила она так же любезно. – Немного устала.

– Ты, по-видимому, желаешь узнать, что случилось два дня назад?

На самом деле Александре хотелось только, чтобы он обнял ее и признался в любви.

– Да, конечно, – ответила она вслух, удивляясь непредсказуемой смене его настроений.

– Говоря вкратце, полтора года назад Берти поймал одну из судомоек, местную крестьянку, на воровстве. Она пыталась стащить деньги из его бумажника и передать братьям, ожидавшим в лесу за домом. Берти и его мать уже решили избавиться от меня, но не знали, где найти для этого людей. Вместо того чтобы отдать судомойку в руки властей, Берти заставил ее подписать признание, заплатил братьям, и те устроили засаду. Однако ты разрушила их планы, неожиданно придя мне на помощь. Один из братьев, тот, которого я ранил, умудрился подползти к лошади и сбежать, пока мы ехали в гостиницу.

Берти снова попытался расправиться со мной, но на этот раз наемники взяли его деньги и вместо того, чтобы убить жертву, удвоили добычу, продав меня вербовщикам.

Как заметила моя тетка, весьма трудно задешево нанять компетентных людей!

Когда неделю назад я воскрес из мертвых, Берти напомнил судомойке о том, что у него все еще хранится ее исповедь, и заставил уцелевшего братца стрелять в меня в ту ночь, когда ты спала в комнате гувернантки.

Александра в изумлении уставилась на мужа:

– Вы не сказали мне, что в вас стреляли.

– Не видел причины зря тебя тревожить, – пробормотал Джордан, но тут же покачал головой и неохотно признался:

– Это не совсем правда. В глубине души я подозревал, что это ты пыталась покончить со мной, – стрелявший был почти такого же телосложения. Кроме того, только утром того дня ты объявила, что сделаешь все на свете, лишь бы освободиться от этого брака.

Александра прикусила губу и отвернулась, но Джордан успел увидеть в ее глазах боль и осуждение. Сунув руки в карманы, он продолжал:

– Три дня назад лакей по имени Нордстром умер, выпив портвейна, налитого в графин, который мы брали на пикник… того портвейна, что ты несколько раз уговаривала меня попробовать.

Глядя в ее глаза, он бросил резко, не щадя себя:

– Фокс не помощник управляющего, он детектив, люди которого были расставлены по всему Хоторну. Именно Фокс расследовал несчастный случай с Нордстромом и посчитал, что ты единственная, кто мог отравить вино.