Рай. Том 1 - Макнот Джудит. Страница 26

А мужчина, частично виновный в ее бедах, сидит здесь, спокойно наблюдает за ней с бесстрастным интересом ученого, рассматривающего в микроскоп извивающегося червя. И Мередит, охваченная неожиданным и безрассудным гневом, набросилась на него:

— Ты на что-то злишься или просто отказываешься заговорить со мной?

— Собственно, — ответил он, не повышая голоса, — я жду, когда ты начнешь.

— Вот как!

Ярость уступила место отчаянию и нерешительности. Изучая его спокойное лицо, она решила, что всего-навсего попросит совета. Господь знает, ей необходимо с кем-то поговорить! Скрестив руки на груди, словно пытаясь защититься от возможного гнева Мэтта, она откинула голову, притворяясь, что рассматривает густой полог листвы.

— Говоря по правде, у меня были причины приехать сюда.

— Я так и думал.

Она взглянула на него, пытаясь понять, что он имеет в виду, но лицо Мэтта оставалось по-прежнему непроницаемым. Она снова уставилась на зеленые кроны, расплывающиеся перед глазами из-за непролитых слез.

— Я здесь, потому что…

Она не могла произнести эти слова, уродливые, постыдные слова.

— Потому что забеременела, — докончил он без всякого выражения.

— Откуда ты узнал? — захлебнулась горечью Мередит.

— Только две вещи могли привести тебя сюда. Это одна из них.

Умирая от стыда, она все же умудрилась пролепетать:

— А вторая?

— Мое непревзойденное умение танцевать? Он еще мог шутить, и эта совершенно неожиданная реакция окончательно выбила почву из-под ног Мередит. Слезы, прорвав плотину сдержанности, хлынули ливнем; девушка закрыла руками лицо, а тело затряслось от душераздирающих рыданий. Она почувствовала, как его руки ложатся ей на плечи, позволила потянуть себя вперед и оказалась в его объятиях:

— К-как ты можешь шутить в т-такое время? — всхлипывала она, уткнувшись ему в грудь, болезненно благодарная за молчаливое утешение.

Мэтт сунул ей в руку платок, и Мередит вздрогнула, безуспешно пытаясь успокоиться.

— Ну же, не молчи, скажи все, — всхлипнула она, вытирая глаза. — Объясни, что во всем виновата я сама и только с такой дурочкой это могло случиться.

— Не стану спорить.

— Спасибо, — язвительно хмыкнула девушка, сморкаясь в мокрый платок. — Теперь я чувствую себя гораздо лучше.

Только сейчас до нее дошло, что он держится с потрясающим и необъяснимым спокойствием и что ее несдержанность лишь ухудшает положение.

— Ты абсолютно уверена, что забеременела?

— Сегодня утром ездила в клинику, — шепнула Мередит, — и они установили шестинедельную беременность. Я уверена также, что ребенок твой, на случай если хочешь спросить и стесняешься.

— Я не настолько вежлив, — саркастически бросил Мэтт. Аквамариновые глаза, по-прежнему полные слез, но сверкающие гневом, уставились на него, и девушка, решив, что он пытается упрекнуть ее, уже хотела было принять вызов, но Мэтт покачал головой, чтобы предотвратить очередной взрыв.

— Вовсе не галантность помешала мне задать этот вопрос, а обыкновенное знание элементарной биологии. Не сомневаюсь, что отец ребенка — я.

Мередит почти ожидала осуждения и обвинений, укоризненных взглядов и презрительной гримасы, но его поведение и хладнокровная логика полностью сбивали с толку. Не отрывая взгляда от пуговицы ночной синей рубашке, девушка украдкой вытерла слезу и услыхала тихий вопрос, мучивший ее все эти дни:

— Что ты намереваешься делать?

— Покончить с собой, — тоскливо выдохнула она.

— А кроме этого? Может, есть другой выход? Мередит резко вскинула голову, расслышав в его голосе нечто вроде веселых ноток. Брови девушки недоуменно сошлись в прямую линию. Мередит смотрела на него, потрясенная несгибаемой силой этого мужественного лица, успокоенная неожиданным пониманием, которое читала в немигающих глазах. Она слегка отодвинулась, собираясь как следует все обдумать, и ощутила разочарование, когда Мэтт немедленно разжал руки. Но даже сейчас его спокойное признание существующих фактов словно передалось Мередит, и она мгновенно почувствовала себя способной здраво мыслить.

— Что бы я ни придумала, все ужасно. Врачи в клинике советовали сделать аборт…

Она осеклась, ожидая, что Мэтт посоветует сделать то же самое, если бы не увидела, как чуть заметно сжались его челюсти: либо равнодушен к этому решению, либо согласен с ним. Однако необходимо было точно убедиться. Мередит отвела глаза и прерывающимся голосом продолжала:

— Только… только не думаю, что смогу вынести это, во всяком случае, одна. Даже если и решусь на такое, не знаю, как смогу спокойно жить потом.

Она снова всхлипнула, громко, словно обиженный ребенок, втянула в себя воздух, пытаясь говорить спокойно:

— Я могла бы родить ребенка и отдать его на усыновление, но Боже… это ничего не решит, по крайней мере для меня. И к тому же так или иначе придется сказать отцу. Если он узнает, что мне предстоит стать матерью-одиночкой, это разобьет его сердце. Он никогда не простит меня! Ни за что! И… и я все время думаю о том, что позже почувствует мое дитя и как будет спрашивать себя, почему мать от него отказалась. А я… всю оставшуюся жизнь буду смотреть на детей и гадать, который из них мой, и думает ли обо мне, ищет ли меня. — Она снова смахнула слезу:

— Не могу жить с такой виной на совести. А ты? Почему ты молчишь? Неужели не можешь слова вымолвить?

— Как только ты скажешь такое, с чем я не соглашусь, — объявил он властным голосом, никогда раньше не слышанным девушкой, — немедленно дам тебе знать.

Задетая его тоном, но успокоенная словами, Мередит тихо охнула и, нервно вытирая руки о слаксы, продолжала:

— Мой отец развелся с матерью, потому что она спала с кем попало. Если я приеду домой и во всем признаюсь, отец просто выбросит меня из дома. У меня нет денег, но когда мне исполнится тридцать, я получу наследство. А пока можно попытаться воспитывать моего ребенка самой…

И тут он перебил ее. Всего два слова — сухие и непререкаемые:

— Нашего ребенка.

Мередит с трудом кивнула, растроганная почти до слез.

— И последний выход. Нет, тебе он не понравится… Мне, впрочем, тоже. Это неприлично…

Корчась от унижения и муки, Мередит смолкла и, собравшись с силами, начала снова, на этот раз не выбирая выражений; слова полились беспорядочным потоком:

— Мэтт, не смог бы ты помочь мне убедить отца, что мы любим друг друга и решили… решили пожениться прямо сейчас. Тогда через несколько недель мы успеем признаться, что я беременна. Естественно, после рождения ребенка мы сумеем развестись. Не согласишься ли на такие условия?

— С огромным нежеланием, — отрезал Мэтт после продолжительной паузы.

Сгорая от стыда и понимая, что сама поставила себя в подобное положение, Мередит отвернулась. Неужели он решил отыграться на ней? И теперь нарочно дает понять, что колеблется, а если решил согласиться, то только затем, чтобы сделать ей одолжение?

—  — Спасибо за рыцарское отношение, — саркастически бросила она. — Я готова подписать документ о том, что не буду иметь к тебе никаких претензий после рождения ребенка и обещаю дать тебе развод. У меня в сумочке ручка, — добавила она, направляясь к машине, вне себя от гнева, но почти решившись составить письменное соглашение и покончить со всеми формальностями.

Но когда она проходила мимо Мэтта, сильная рука сомкнулась на ее запястье, и он, дернув ее назад, повернул лицом к себе.

— А чего, черт возьми, ты от меня ожидала? — процедил он. — Не считаешь, что с твоей стороны немного неромантично начинать с того, что ты находишь мысль о замужестве со мной непристойной, и говорить о разводе сразу же после того, как упомянула о браке?

— Неромантично? — повторила Мередит, тупо уставясь на словно высеченное из камня лицо, разрываясь между истерическим смехом оттого, что так недооценивала его, и боязнью, что сейчас он может сорвать на ней злость. Но окончательно осознав, что хотел сказать Мэтт, она забыла о веселье и ощутила себя неразумным младенцем.