Рай. Том 1 - Макнот Джудит. Страница 41

— Напиши мне, — попросила она, пытаясь улыбнуться.

— Обязательно. Однако почта тоже работает из рук вон, так что не удивляйся, если месяцами не будет ничего приходить, а потом получишь сразу целую пачку.

Мередит долго стояла на аллее, глядя ему вслед, и наконец медленно побрела домой, стараясь думать лишь о том, что через несколько недель они снова будут вместе. Отец, встретивший ее в холле, с жалостью посмотрел на дочь:

— Фаррел из тех людей, которым постоянно требуются новые женщины, новые места, новые приключения. Не стоит на него рассчитывать, иначе он разобьет тебе сердце.

— Немедленно прекрати, — вскинулась Мередит, твердо намереваясь не дать отцу понять, что его слова попали в цель. — Ты ошибаешься. Вот увидишь.

Мэтт, как и обещал, позвонил из аэропорта, и Мередит следующие два дня старалась найти любое занятие по дому, только бы отвлечься от тяжелых мыслей в ожидании звонка из Венесуэлы. Мэтт позвонил на третий день, но Мередит не оказалось дома — она тряслась от страха в приемной гинеколога, потому что боялась выкидыша.

— Кровянистые выделения во время первых трех месяцев — не такое уж необычное явление, — заверил доктор Арлидж после осмотра. — Они могут ничего не значить. Однако в этот срок чаще всего случаются выкидыши.

Он сказал это так, словно ожидал, что Мередит подпрыгнет от радости. Доктор Арлидж был другом ее отца. Мередит знала его много лет и не сомневалась, что он пришел к такому же выводу, что и отец, — скоропалительный брак из-за беременности невесты.

— Но именно сейчас, — добавил доктор, — нет никаких причин считать, что вам грозит опасность выкидыша.

Когда она спросила его совета относительно поездки в Венесуэлу, доктор слегка нахмурился:

— Не советовал бы вам спешить, пока не убедитесь, что медицинское обслуживание там на достаточно высоком уровне.

Мередит провела почти месяц, отчаянно надеясь на выкидыш, но теперь ощущала невыразимое облегчение, узнав, что не потеряет ребенка Мэтта… их ребенка. И поэтому по дороге домой с ее лица не сходила улыбка.

— Фаррел звонил, — сообщил отец тем пренебрежительным тоном, каким всегда упоминал о Мэтте. — Передал, что сегодня вечером вновь попытается дозвониться.

Мередит не отходила от телефона и поспешно хватала трубку при каждом звонке. Мэтт не преувеличил, когда сказал, что слышимость будет плохая:

— У Соммерса весьма странное представление о том, что такое нормальные условия. Сейчас не может быть и речи о твоем приезде. Люди живут в бараках. Правда, есть и хорошие новости — через несколько месяцев должен освободиться один из коттеджей.

— Прекрасно, — ответила она, пытаясь говорить как можно жизнерадостнее, поскольку не хотела объяснять, почему так поспешно поехала к доктору.

— Кажется, ты не слишком разочарована.

— Ужасно разочарована! — подчеркнула она. — Но доктор сказал, что в первые три месяца чаще всего случаются выкидыши, так что, вероятно, мне лучше всего пока остаться здесь.

— Существует какая-то причина, по которой ты внезапно начала тревожиться насчет выкидыша? — спросил он, когда треск и шорохи в трубке немного утихли.

Мередит заверила, что прекрасно чувствует себя. Когда он при расставании сказал, что больше не сможет звонить, она расстроилась, но его голоса было почти не слышно за чьими-то криками и помехами, так что она смирилась с невозможностью телефонной связи. В конце концов письма ничем не хуже, решила она.

Через две недели после отъезда Мэтта вернулась из Европы Лайза, чтобы начать учебу в колледже, и ее реакция на рассказ подруги о встрече и браке с Мэттом оказалась почти комической.

— Просто не могу поверить, — повторяла она, как только поняла, что Мередит совсем не угнетена тем, что произошло. — Просто не могу поверить, — охнула она в сотый раз, потрясение уставясь на сидевшую на постели Мередит. — Что-то во всем этом неладно! Именно я всю жизнь была сорвиголовой, а ты — настоящей Мэри Поплине Бенсонхерста, не говоря уже о том, что более благоразумной и осторожной личности я не встречала. Если кто-то и должен был влюбиться с первого взгляда, влететь и выскочить замуж, так это я!

Мередит невольно улыбнулась, заразившись весельем подруги:

— Давно пора и мне отважиться на что-то! Лайза мгновенно стала серьезной:

— Какой он. Мер? Потрясающе хорош? Я хочу сказать, если он не по-настоящему чудесный человек, значит, просто не достоин тебя.

Говорить о Мэтте и своих чувствах к нему было чем-то совершенно новым для Мередит, особенно потому, что она знала, каким странным покажется признание в любви к человеку после шести дней совместной жизни. Поэтому она просто кивнула, улыбнулась и искренне подтвердила:

— Лучше его на всем свете нет!

Однако, начав говорить, обнаружила, что не может остановиться, и поэтому, подобрав под себя поудобнее ноги, попыталась объяснить:

— Лайза, с тобой так было: вот ты встречаешь человека и уже через несколько минут понимаешь, что он — самый особенный для тебя во всем свете?

— Обычно я испытываю нечто подобное ко всем при первом свидании… Успокойся, шучу!

Она громко засмеялась, уворачиваясь от брошенной Мередит подушки.

— Мэтт необыкновенный, настоящий бриллиант… то есть невероятно силен, и иногда слишком властен, но глубоко в его душе скрывается что-то еще, тонкое и нежное и…

— Кстати, у тебя нет снимка этого ангела совершенства? — перебила Лайза, завороженная выражением лица Мередит и ее такими непривычными словами.

Мередит немедленно вытащила фотографию.

— Я нашла ее в семейном альбоме, который показала его сестра, и Джули разрешила мне взять фото на память. Мэтт снимался год назад, и хотя это всего лишь моментальный снимок, и не лучшего качества, но напоминает мне о лице и о характере Мэтта.

Она вручила Лайзе фото: Мэтт, стоя на солнце и улыбаясь Джули, снимавшей его, чуть щурился; руки засунуты в карманы джинсов, ноги немного расставлены.

— О Господи! — прошептала Лайза, широко раскрыв глаза. — Вот и говори после этого о животном магнетизме! О мужском обаянии… сексапильности…

Мередит, смеясь, выхватила снимок:

— Эй, ты пускаешь слюнки над моим мужем, не забудь!

— Да, но тебе всегда нравились аккуратно подстриженные, чистенькие, светловолосые стопроцентные американцы!

— Говоря по правде, Мэтт показался мне сначала не таким уж привлекательным, однако с тех пор мои вкусы значительно изменились.

Лайза сосредоточенно нахмурилась:

— Мер, ты влюблена в него?

— Мне нравится жить с ним.

— Разве это не одно и то же? Мередит беспомощно улыбнулась:

— Да, но это звучит более правдоподобно. Удовлетворенно кивнув, Лайза вскочила:

— Пойдем куда-нибудь, отпразднуем. Ужин за твой счет!

— Согласна, — рассмеялась Мередит, подходя к встроенному шкафу, чтобы переодеться.

Почта в Венесуэле работала куда хуже, чем предполагал Мэтт. Следующие два месяца Мередит писала мужу три-четыре раза в неделю, но сама получила только пять писем — факт, который с мрачным удовлетворением не преминул заметить отец. Мередит неизменно напоминала ему, что полученные письма были очень длинными — по десять — двенадцать страниц. Кроме того, Мэтт тяжело трудился по двенадцать часов в смену и просто физически не мог писать чаще. Однако Мередит не упомянула о том, что в последних двух письмах было гораздо меньше личного, чем в предыдущих. Раньше он жаловался на тоску и разлуку и строил планы на будущее, теперь же больше распространялся о работе на буровой и описывал венесуэльские пейзажи. Но о чем бы ни упоминал Мэтт, персонажи и сценки оживали и словно сходили со страниц. Мередит не уставала повторять себе, что письма Мэтта стали суше не потому, что он к ней остыл, а просто хочет возбудить ее интерес к неведомой стране, куда ей скоро предстоит отправиться.

Пытаясь найти себе занятие, Мередит читала книги для будущих мам, покупала детские вещи, мечтала и грезила. Ребенок, поначалу не казавшийся чем-то реальным, сейчас напоминал о себе кратковременными приступами тошноты и усталости, а иногда и жесточайшей головной боли, заставлявшей Мередит часами лежать в затемненной комнате. Но она все переносила мужественно и не жалуясь, с абсолютной убежденностью в том, что страдания когда-нибудь кончатся.