Раз и навсегда - Макнот Джудит. Страница 47

– Если вам повезет остаться в живых, Уилтшир, постарайтесь не попадаться мне на глаза до тех пор, пока я не буду слишком стар, чтобы выпороть вас.

Уилтшир попятился и бросился бежать. Лорд Филдинг повернул голову и устремил взгляд на Кроули, отчего и второй дуэлянт побледнел как полотно.

– Кроули, – мягко сказал Джейсон, – от вашего присутствия меня тошнит.

Кроули изо всех сил бросился к своему коню.

Когда они умчались галопом с места происшествия, Джейсон поднял бутылку и сделал большой глоток, невольно ахнув, когда игла доктора Уортинга вонзилась в его горевшее адским огнем предплечье и доктор начал накладывать шов за швом. Протянув бутылку де Салю, Филдинг сухо сказал:

– Что нет стакана, однако если хотите разделить выпивку со мной, то присоединяйтесь.

Де Саль, не колеблясь, взял предложенную бутылку и пояснил:

– Когда я узнал о дуэли, то сразу поехал к вам, но ваш дворецкий сказал, что вас нет дома, и отказался сообщить, где вас искать. – Затем маркиз сделал большой глоток крепкого виски и вернул бутылку. – Поэтому я захватил доктора Уортинга, и мы примчались сюда в надежде остановить горе-дуэлянтов.

– Надо было дать им возможность перестрелять друг друга, – с отвращением сказал Джейсон, затем сжал зубы и напрягся, когда игла снова вошла в его руку.

– Вероятно, вы правы.

Джейсон сделал еще два больших глотка и почувствовал, как алкоголь притупляет его чувства. Прислонив голову к жесткой коре дуба, он вздохнул с веселым отчаянием:

– Что же такого натворила моя маленькая графиня, что это привело к дуэли?

Де Саль одеревенел, услышав, с какой особенной интонацией лорд заговорил о предмете его вожделений. Уже без прежнего вежливого дружелюбия он ответил:

– Насколько мне известно, леди Виктория вроде бы назвала Уилтшира расфуфыренным английским мужланом.

– В таком случае Уилтшир должен был вызвать на дуэль ее, – ухмыльнулся Джейсон, делая еще один глоток. – Уж она бы не промахнулась.

Де Саль не среагировал на шутку.

– Что вы имели в виду, назвав ее своей маленькой графиней? – напряженно спросил он. – Если она ваша, то почему вы не заявите об этом официально? Ведь вы сами говорили, что вопрос пока остается открытым. Что за игру вы с ней затеяли, Уэйкфилд?

Джейсон бросил взгляд на враждебное лицо маркиза, затем прикрыл глаза, и на его усталом лице появилась улыбка.

– Если вы хотите вызвать меня на дуэль, то я очень надеюсь, что вы умеете стрелять. Чертовски унизительно для человека моей репутации получить пулю от дерева.

Виктория ворочалась и металась в постели, слишком возбужденная для того, чтобы привести в порядок свои смятенные мысли и заснуть. На рассвете она решила, что заснуть все равно не удастся, и, полусидя на подушке, стала наблюдать, как цвет неба меняется от темно-мышиного до бледно-серого; настроение у нее было таким же унылым и мрачным, каким обещало стать это утро.

Бездумно поглаживая подушку, она представляла себе свою жизнь как темный страшный туннель, по которому она бредет одна-одинешенька. Она думала об Эндрю, женившемся на другой и потерянном для нее; думала о жителях родной деревни, которых с детства любила и которые отвечали ей взаимностью. Теперь она была одна. Если, конечно, не считать дяди Чарльза, но даже его привязанность не могла умерить ее беспокойства или заполнить тоскливую пустоту в душе.

Прежде Виктория всегда ощущала себя нужной и полезной, теперь же жизнь превратилась в бесконечно пустое времяпрепровождение, причем Джейсон оплачивал все связанные с этим расходы. Зачем? От этого она чувствовала себя еще более ненужной, бесполезной и обременительной.

Она пыталась послушаться жестокого совета Джейсона и выбрать кого-нибудь для замужества. Пыталась, но ей трудно было даже представить себе брак с одним из этих ничтожных лондонских франтов, которые так усердно увивались вокруг нее.

Она не была нужна им в качестве любимой жены, близкого человека, а стала бы лишь красивым украшением их беззаботной, бездумной жизни. Если не считать семейства Коллингвуд и нескольких других пар, браки в высшем обществе заключались просто по расчету. Семейные пары редко появлялись вместе на людях, а если это все же происходило, не в их правилах было держаться вместе. Дети, рождавшиеся от этих союзов, немедля сдавались на руки няням и воспитателям. «Насколько отличается здесь понимание брака от того, к которому я привыкла», – думала девушка.

Она с тоской вспоминала тех жен и мужей, которых знавала в Портидже. Вспомнила старого мистера Праутера, который летом сидел на крыльце своего дома и что-то читал парализованной жене, едва соображавшей, где она находится. Вспомнила выражение лиц мистера и миссис Мэйкпис, не имевших детей после двадцати лет совместной жизни, когда отец Виктории сообщил им, что миссис Мэйкпис – в положении. Вспомнила, как эти люди, которым было уже немало лет, прильнули друг к другу и заплакали от счастья.

Вот у тех людей был нормальный брак, заключавшийся в том, что двое вместе трудятся и помогают друг другу в радости и горе; вместе смеются, вместе растят детей и даже плачут вместе.

Виктория вспоминала о своих отце и матери. Хотя Кэтрин Ситон и не смогла полюбить мужа, все же она устроила для него уютное гнездышко и во всем помогала. Они и время проводили вместе, например, играя у камина в шахматы зимой и прогуливаясь в летние сумерки.

Здесь же, в Лондоне, Виктория Ситон была желанной по одной простой и ничтожной причине – в данный сезон она была «в моде». Стань она женой одного из этих никчемных людишек, она окажется лишь бесполезным украшением стола, когда на званый ужин придут гости.

Виктория знала, что если будет жить так, то никогда не будет счастлива. Ей хотелось оказаться вместе с человеком, который нуждается в ней, чтобы она могла сделать его счастливым и играть важную роль в его жизни. Она хотела быть полезной и иметь в жизни какую-то цель.

Маркиз де Саль всерьез ухаживал за ней, она чувствовала это, но он не был в нее влюблен, что бы ни говорил.

У Виктории заныло сердце, когда она вспомнила нежные клятвы, произносимые Эндрю. Но оказалось, что это было пустое. И маркиз де Саль не любит ее. Вероятно, состоятельные люди вроде них не способны испытывать подлинную любовь. Вероятно…

Виктория села прямо, услышав, как из залы донесся звук тяжелых шаркающих шагов. Для слуг время было слишком раннее, и, кроме того, они чуть не бегом выполняли веления своего хозяина. Раздались глухой удар о стену и стон.

"Наверное, дядя Чарльз разболелся», – подумала девушка, откинув одеяло и вскочив с постели. Она бросилась к двери и распахнула ее.

– Джейсон! – охнула Виктория, и у нее упало сердце:

Джейсон стоял, тяжело привалившись к стене, его левая рука была забинтована. – Что случилось? – выдохнула она, но тут же опомнилась; – Не важно! Не нужно разговаривать. Сейчас я позову людей. – Она было повернулась, но он поразительно ловко для своего состояния перехватил ее руку и удержал; на его лице играла плутоватая улыбка.

– Я хочу, чтобы вы помогли мне, – сказал Филдинг и положил ей на плечо правую руку, отчего она чуть не присела.

– Отведите меня в мою комнату, Виктория, – попросил он, с трудом произнося слова.

– А где она? – прошептала девушка, когда они заковыляли вдоль коридора.

– Неужели вы не знаете? – ехидно заметил он. – Зато я знаю, где находится ваша.

– И что из этого? – недоумевая, ответила она, пытаясь поудобнее подхватить его.

– Ничего, – согласился он и остановился перед следующей дверью. Виктория открыла ее и помогла ему войти.

Напротив распахнулась другая дверь, и в проеме появился взволнованный Чарльз Филдинг, натягивавший на себя шелковый халат. Он успел натянуть только один рукав, когда Джейсон, ухмыльнувшись, сказал:

– А теперь, мал-ленькая графиня, проводите меня в постель.

Виктория обратила внимание на то, как странно он запинается; ей даже показалось, что в его голосе слышатся какие-то игривые нотки, но она отнесла эти странности на счет его состояния или, возможно, значительной потери крови.