Само совершенство. Том 1 - Макнот Джудит. Страница 54

Они молчали, и настроение Зака стало постепенно меняться. По мере того как страсть отпускала, им все сильнее овладевал гнев. Теперь его голос больше не был ни добрым, ни нежным.

– Если ты меня не боишься, то тогда в чем же дело? – резко спросил он. – Или, может быть, ты ничего не имеешь против того, чтобы уделить беглому преступнику немного женской ласки и тепла, но подпускать его ближе считаешь недопустимым и недостойным себя?

Джулии хотелось топать ногами от злости на собственное бессилие и глупость. Как она могла допустить, чтобы дело зашло так далеко? Но вместо этого она постаралась взять себя в руки и сказала:

– Я не испытываю к тебе отвращения, если ты это имеешь в виду.

– Тогда в чем же дело? – голос Зака звучал совершенно невыразительно, но в нем появились какие-то новые, незнакомые нотки. – Или, может быть, я не достоин об этом спрашивать?

Нервным движением откинув волосы со лба, Джулия беспомощно оглядывалась по сторонам. Сейчас, когда все вокруг, казалось, стало с ног на голову и полностью вышло из-под контроля, ей просто необходимо было заняться каким-нибудь пустяковым делом. К своей радости, она обнаружила, что картина рядом с ней висит немного косо, и повернулась, чтобы поправить ее.

– Дело в том, – начала она, – что я не животное…

– Значит, ты полагаешь, что я – животное? Так? Загнанная в угол прямым вопросом Зака, Джулия продолжала оглядываться в поисках какого-нибудь беспорядка, который можно было бы исправить. Обнаружив упавшую на пол диванную подушку, она направилась к ней, чтобы водворить на место.

– Я полагаю, что ты человек, который в течение пяти долгих лет вообще не видел женщин.

– Тогда ты полагаешь совершенно правильно. И что же из этого следует?

Установив подушку строго вертикально, Джулия почувствовала себя несколько более уверенно.

– Из этого следует, – объяснила она, наконец овладев собой настолько, что смогла относительно непринужденно улыбнуться, – что я вполне могу понять, что после такого долгого воздержания…

Заметив зловещий огонек, вспыхнувший в янтарных глазах, Джулия осеклась и поспешно начала поправлять остальные подушки, бестолково перекладывая их с места на место, пытаясь разложить более симметрично. Мысли путались под недобрым, пристальным взглядом Зака, но она заставила себя продолжать:

– ..После долгого пребывания в тюрьме любая женщина должна казаться тебе чем-то… Ну, чем-то вроде пиршества для голодающего. Любая женщина. – Сделав особое ударение на последних словах, Джулия нерешительно добавила:

– Я не хочу, конечно, сказать, что мне было неприятно, когда ты целовал меня. Тем более если это принесло тебе какое-то облегчение.

При мысли о том, что она считает его каким-то изголодавшимся самцом, которому не грех бросить небольшую подачку в виде снисходительного поцелуя, Зак чуть не задохнулся от ярости и унижения.

– Как это благородно с вашей стороны, мисс Мэтисон, – с издевкой произнес он и, не обращая никакого внимания на то, как смертельно побледнела Джулия, продолжал, стараясь подбирать хлесткие и обидные слова:

– Ради меня вы дважды пожертвовали своим драгоценным «я». Но, к сожалению, я вынужден вас несколько разочаровать. Вопреки вашему мнению, даже такое животное, как я, иногда проявляет сдержанность и разборчивость. А потому вполне способно отказаться от такого «пиршества», как вы. Даже после пяти лет воздержания.

Джулии казалось, что она физически ощущает исходящие от него волны гнева, причины которого были ей совершенно непонятны. Нервное возбуждение мешало ей до конца разобраться даже в собственных чувствах. Напуганная такой бурной реакцией на свои слова, она инстинктивно отступила на пару шагов и обхватила себя руками, пытаясь защититься от его ядовитого сарказма.

Но как Джулия ни пыталась скрыть свои истинные чувства и эмоции, выразительные глаза неизбежно выдавали ее. С удовлетворением отметив, что ему удалось достичь своей цели и причинить в отместку за унижение максимально возможную боль, Зак резко развернулся на каблуках, подошел к шкафу у телевизора и, полностью игнорируя собеседницу, начал перебирать видеокассеты, рядами стоящие на полках.

Джулия поняла, что ее просто отбросили в сторону, как использованную салфетку, и ей не остается ничего другого, как молча убраться в свою спальню. Но уязвленная гордость восстала против того, чтобы тотчас же забиться в нору подобно раненому зверьку. Поэтому, стараясь ничем не выдать своего смятения и изо всех сил подавляя желание разрыдаться, она подошла к столу и начала аккуратно складывать разбросанные в беспорядке журналы. От этого занятия ее оторвал резкий окрик:

– Немедленно ступай в постель! Или ты собираешься до утра изображать примерную домохозяйку?

Боковым зрением Зак наблюдал, как она уходила, гордо расправив плечи и вызывающе вздернув подбородок. Ну что ж, это не первая и, наверное, не последняя потеря в его жизни. А потому, полностью выкинув Джулию Мэтисон из головы, он постарался сосредоточиться на том, что говорил Том Брокоу в новостях, от которых его отвлекла выходка своенравной пленницы. Зак был абсолютно уверен в том, что, пока он пытался ее успокоить, Брокоу что-то говорил о Доминике Сандини. Хотелось бы ему знать, что именно. Где-то через пару часов должен быть еще один, последний выпуск новостей или хотя бы беглый обзор событий дня. Поудобнее устроившись на диване и положив ноги на кофейный столик, он стал ждать. Воспоминания о тощем, никогда не унывающем итальянце с его вечной бесшабашной ухмылкой вызвали у Зака невольную улыбку. Из множества людей, с которыми свела его судьба за всю тридцатипятилетнюю жизнь, только двоих он мог без всяких оговорок назвать своими друзьями – Мэтта Фаррела и Доминика Сандини. Эти двое были удивительно не похожи друг на друга – финансовый магнат международного класса и мелкий воришка. Дружба с Мэттом основывалась на десятках общих интересов и глубочайшем взаимоуважении.

С Домиником Сандини у Зака не было, да и не могло быть ничего общего, не говоря уже о том, что Зак не совершил ни единого поступка, которым мог бы завоевать уважение и преданность маленького итальянца. И тем не менее Сандини с удивительным бескорыстием проявлял по отношению к нему и то, и другое. С помощью дурацких, плоских шуток и многочисленных забавных историй о своем колоритном семействе Доминику удалось не только пробиться сквозь ту стену самоизоляции, которую Зак упорно возводил вокруг себя, но и незаметно втянуть того во все радости и проблемы многочисленного клана Сандини. А все эти бесконечные сестры, тетушки, племянники Доминика вели себя так, как будто тюремный двор являлся самым подходящим местом для радостных семейных встреч. Они совали в его неопытные руки пухлых чернявых младенцев и проявляли к нему ту же любовь, теплоту и заботу, что и к Доминику. Теперь, оглядываясь назад, Зак понимал, как много значили для него их теплые письма, печенье… и даже чесночная салями мамаши Сандини. Судя по всему, ему будет их не хватать гораздо больше, чем он предполагал поначалу. Эти светлые воспоминания настолько улучшили его настроение, что Зак позволил себе откинуться на спинку дивана, закрыть глаза и немного помечтать о подарке, который он купит Джине к свадьбе. Серебряный обеденный сервиз. И он обязательно подыщет какой-нибудь подарок Доминику. Что-нибудь необычное. Размышляя над тем, что именно он может купить, чтобы доставить радость неугомонному итальянцу, Зак чуть не расхохотался. Единственная полезная для Доминика вещь, которая приходила ему в голову, – это магазин по продаже подержанных автомобилей!

Незадолго до полуночи, как Зак и предполагал, повторили видеосюжет и комментарий Тома Брокоу. Наблюдая за тем, как Доминика обыскивают и в наручниках запихивают на заднее сиденье полицейской машины, Зак почувствовал беспокойство, а слова диктора заставили его насторожиться еще больше.

– Второй беглец, тридцатилетний Доминик Сандини, был благополучно задержан и взят под стражу после небольшой стычки с полицией. Для допроса его отправили в городскую тюрьму Амарилло, где до побега он делил камеру с Захарием Бенедиктом, до сих пор не пойманным. Начальник тюрьмы Уэйн Хадли охарактеризовал Сандини как чрезвычайно опасного преступника.