Триумф нежности - Макнот Джудит. Страница 14
Тем не менее реакция Рамона была неожиданной. Темные глаза обежали ее обнаженное тело с головы до ног.
— Переоденься, — сказал он таким резким тоном, которого она никогда раньше не слышала от него. И запоздало добавил:
— Пожалуйста.
— Нет! — резко ответила Кэти. — Я не собираюсь переодеваться. С какой стати?
— Потому что я прошу тебя об этом.
— Ты не просишь, а приказываешь, и мне это не нравится.
— Теперь я прошу, — по-прежнему упорствовал Рамон. — Пожалуйста, переоденься.
Кэти бросила на него уничтожающий взгляд:
— Я надела бикини, чтобы поплавать.
— Тогда я не пойду с тобой.
Внезапно Кэти почувствовала себя вульгарной обнаженной девкой, и она обвинила Рамона в своем унижении. Она вернулась в спальню, сняла желтое и надела зеленое бикини.
— Спасибо, — тихо поблагодарил ее Рамон, когда она вошла в гостиную.
Кэти была слишком зла, чтобы говорить. Она рывком открыла стеклянную дверь во внутренний дворик, прошла через ворота и спустилась к бассейну, который был почти пуст. Ведь большинство людей праздновало сейчас со своими семьями День поминовения. Кэти изящно опустилась в шезлонг, не обращая внимания на Рамона, который стоял и смотрел на нее, держа руки на бедрах.
— Ты пойдешь плавать? — спросил он.
Кэти отрицательно покачала головой, стиснув зубы.
Усевшись в кресло напротив нее, Рамон зажег одну из тех тонких сигар, запах которых ей так нравился, и нагнулся вперед, положив руки на колени.
— Кэти, выслушай меня.
— Я не хочу тебя слушать. Мне не нравится то, что ты говоришь.
— Все равно тебе придется это сделать. Кэти наклонилась к нему так поспешно, что ее длинные волосы рассыпались по плечам.
— За этот вечер, Рамон, ты уже второй раз говоришь, что мне надо делать, и это мне не нравится. И если раньше мне хотелось стать твоей женой — пусть я знаю, что это невозможно, — то последние двадцать минут мне этого совсем не хочется. — Она поднялась на ноги, радуясь ощущению своего превосходства — это было новое чувство в их отношениях. — Только для спасения остатков нашего вечера, нашего последнего вечера вместе, я пойду поплавать. Я уверена — именно это ты прикажешь мне сейчас сделать.
Три широких яростных шага — и Кэти в бассейне. Несколько секунд спустя она задела рукой Рамона, который вспенивал воду рядом. Кэти плыла очень быстро, но не удивилась, когда он легко догнал ее. И когда он прижал к себе ее сопротивляющееся, неподатливое тело, она тоже не удивилась.
— Рамон, в бассейне еще четыре человека. Отпусти меня.
— Кэти, ты не могла бы помолчать и дать мне…
— Ты приказываешь уже в третий раз! — вышла из себя Кэти. — Убирайся!
— Черт побери! — услышала она в ответ. Рамон запустил руку в ее волосы и, повернув ее голову к себе, накрыл губы Кэти почти грубым поцелуем.
Кэти вырвалась и вытерла рот тыльной стороной ладони.
— Мне это не понравилось, — сухо заметила она.
— И мне тоже, — ответил он. — Пожалуйста, выслушай меня!
— Придется! Мне некуда деться — мы посреди бассейна.
Рамон не обратил внимания на ее злой тон:
— Кэти, у меня дух захватило, когда я увидел тебя. Если ты выслушаешь, я объясню, почему мне не хотелось, чтобы ты была так одета. Вчера мужчины перешептывались: неужели я спал с их «весталкой»? Они тебя так называют.
— Как? — переспросила Кэти с отвращением в голосе.
— Весталкой. Они тебя так зовут, потому что никто из них не спал с тобой.
— Тебя это удивляет, да? — горько сказала Кэти. — Ты ведь думаешь, что с такими тонкими полосочками ткани на теле можно быть только шлюхой.
— Я очень горд тобой, — тихо прервал он. Наконец-то они доплыли до того места, где Кэти смогла встать на ноги. Она ткнулась лицом в его грудь:
— Мне не хочется разочаровывать тебя, но и обманывать не хочется. Я не девственница.
Она увидела, какое сильное впечатление произвели ее слова. Подбородок у него напрягся, но заговорил он о Другом:
— Пусть это прозвище произносят шутливо, но оно свидетельствует об уважении. Но если ты появишься здесь в этих ленточках — на тебя накинутся, как свора кобелей на суку во время течки.
— Мне плевать на то, что они думают! И, — мрачно предупредила Кэти, когда он попытался открыть рот, — если ты прикажешь мне не ругаться, я тебя утоплю!
Он ослабил объятия. Кэти поплыла к лестнице, выбралась из бассейна и побежала домой.
Оказавшись у себя, она хотела запереться, но одежда Рамона была здесь, поэтому она закрыла только дверь своей спальни. Через полчаса, когда она уже приняла душ и лежала в постели, постучал Рамон. Кэти очень хотелось открыть дверь и позволить Рамону обнять ее. Достаточно было одного его прикосновения, и — она отказывалась что-либо понимать в своем поведении — она таяла и готова была уступить всем его желаниям.
— Кэти, перестань глупить и открой дверь!
— Я думаю, ты сам сможешь взять свои джинсы и убраться, — холодно сказала Кэти. — А мне нужно спать. — И она выключила лампу на ночном столике.
— Кэти, ради Бога, не поступай так с нами!
— Пожалуйста, не объединяй себя и меня. «Нас» нет и никогда не было, — отрезала она. И, желая причинить ему боль, добавила:
— Я не знаю, почему ты хочешь жениться на мне, но хорошо знаю, почему я не могу стать твоей женой. Пожалуйста, уходи! Я на самом деле считаю, что так будет лучше для нас обоих.
После этих слов в квартире наступила мрачная тишина. Кэти подождала некоторое время, затем осторожно открыла дверь спальни. Рамон ушел, потушив свет и закрыв за собой дверь. Она вернулась в спальню, села в постели, облокотившись на подушки, и включила лампу.
Какой она избежала опасности! Ну, не очень серьезной — ей и в голову не приходило выйти замуж за Рамона. В его объятиях она, правда, теряла голову — это верно. Но такое в ее возрасте случается, и Кэти Конелли не исключение. Но если она была ближе к капитуляции, чем ей казалось?
Ее работа не была такой уж интересной, мужчины, которых она знала, казались поверхностными и эгоистичными. А Рамон был полной противоположностью им. Он выполнял каждый ее каприз — в зоопарке он шел туда, куда она хотела. Если она уставала, он настаивал, чтобы она села и отдохнула. Если она задерживала взгляд на пирожках или мороженом, он тут же интересовался, не проголодалась ли она или не хочет ли она пить. Если она хотела плавать — он плавал. Если она хотела танцевать — он танцевал. «И при этом обнимал меня всласть», — напомнила она себе улыбаясь. Он никогда не позволял ей нести самой даже нетяжелую сумку. Он учтиво открывал перед ней дверь и пропускал ее вперед, а не позволял двери захлопываться перед ее носом, как это делали многие ее знакомые. Они, казалось, говорили: «Ты, женщина, мечтала о равноправии, вот и давай открывай дверь сама!»
Кэти тряхнула головой. Что же с ней происходит, если она думает выйти замуж за человека только потому, что он нес ее сумку и открывал перед ней дверь? Но в Рамоне было нечто большее, чем эти мелочи. Он был так уверен в своей мужской силе, что не боялся быть нежным.
Мысли Кэти потекли в другом направлении. Если он на самом деле простой бедный фермер, то откуда он знает, как надо вести себя в обществе, за изящно накрытым столом? С какой естественностью он использует бесчисленные столовые приборы — а ведь это целая наука! И с богатыми друзьями ее родителей он держался непринужденно, на равных. И если он собирается жениться на ней, то почему он до сих пор с ней не переспал? Прошлой ночью, на софе, он хорошо понимал, что она не в состоянии отказать ему ни в чем.
«Желай меня так же сильно, как я желаю тебя», — настаивал, умолял и заклинал он ее. А когда она наконец вспыхнула, он отстранился, закрыл глаза и хладнокровно попросил ее стать его женой. Вместо того чтобы заняться с ней любовью, он сделал ей предложение! Может быть, он подумал, что она невинна? Латиноамериканцы до сих пор высоко ценят непорочность, даже теперь, в дни сексуальной свободы. Продолжает ли он хотеть брака теперь, когда он знает о ней все? Кэти в этом сомневалась, и эти сомнения заставили ее почувствовать себя униженной и взбешенной. Рамон Гальварра прекрасно знал, как довести ее до безумного желания в постели, и он знал это не из книг. Что он о себе думает? Он-то давно потерял свою невинность. Кэти опустилась на подушки. Слава Богу, она решила не ехать с ним в Пуэрто-Рико! Он бы настаивал на своем главенстве в семье, во время пикника он ясно это сказал! Он надеется, что его жена будет готовить, убирать и угождать ему! Ее ждет участь многодетной домохозяйки.