Триумф нежности - Макнот Джудит. Страница 47
— Тогда позвольте мне сказать, что я не собирался употреблять слово «повиноваться». Я собирался спросить вас, сможете ли вы уважать желания Рамона, а не его власть. И, к вашему сведению, я потребовал бы от Рамона тех же самых обязательств, что и от вас.
Ресницы Кэти опустились на ее бледные щеки, скрывая сильное смущение.
— Простите, — сказала она пристыженным голосом. — Я думала…
— Нет необходимости извиняться, — утомленно вздохнул священник.
Он повернулся и подошел к окну, которое выходило на маленькую площадь и церковь.
— Для вас также нет необходимости приходить сюда еще раз, — добавил он, не глядя на нее. — Я дам знать Рамону о своем решении.
— Каково же оно? — поинтересовалась Кэти. Он покачал головой:
— Я хочу какое-то время подумать. Кэти нервно провела рукой по волосам:
— Падре Грегорио, вы не можете запретить нам вступить в брак. Если вы нас не повенчаете, это сделает кто-нибудь другой.
Он выпрямился. Медленно повернувшись, он посмотрел на нее взглядом, который был одновременно и гневным и веселым.
— Спасибо, что напомнили мне о моих полномочиях, senorita. Я был бы очень разочарован вами, если бы вы не сумели отыскать прямо перед уходом такие слова, чтобы у меня сложилось наихудшее о вас мнение.
Кэти посмотрела на него в бессильной ярости.
— У вас огромное самомнение, вы самый непогрешимый… — Она сделала длинный осторожный вдох, чтобы остановить себя. — Мне безразлично ваше мнение обо мне.
Падре Грегорио наклонил голову с преувеличенной вежливостью:
— Еще раз благодарю.
Кэти вырвала пучок травы и раздраженно отбросила его. Она сидела на широком плоском камне, прислонившись спиной к дереву, и невидящим взором смотрела на пологие холмы и долины. Солнце садилось, небо окрасили золотисто-красные полосы, но после встречи с падре Грегорио прекрасный закат не слишком радовал. Не успокоили ее и шесть часов, проведенные в покупках с Габриэлой. В сотне шагов от нее прошла большая группа людей. Это уходили домой на обед те, кто работал в доме Рамона.
Кэти рассеянно подумала о том, где провел день Рамон, но была слишком обессилена, чтобы задерживаться на этой мысли. Она все время возвращалась к утреннему визиту.
Как этот человек посмел рассуждать о ее мотивах и эмоциях, подумала Кэти, гневно глядя на неясно вырисовывающиеся горы.
— Я надеюсь, — растягивая слова, произнес глубокий веселый голос, — ты не обо мне думаешь с таким выражением лица.
Кэти обернулась в изумлении, и ее блестящие волосы заструились по правому плечу. Рамон стоял почти что рядом с ней, и его широкоплечая фигура закрывала золотой закат. Он выглядел так, как будто провел целый день в офисе под работающим кондиционером. Разве что снял пиджак, расстегнул воротник свежей белоснежной рубашки и завернул рукава на загорелых руках. Его темные брови были слегка приподняты в вопросе, а взгляд не отрывался от ее лица.
Кэти подарила ему послушную улыбку:
— Вообще-то я…
— Вынашивала план убийства? — сухо предположил Рамон.
— Что-то вроде этого, — пробормотала Кэти.
— И кто же жертва?
— Падре Грегорио, — призналась она, поднимаясь на ноги.
Взглянув на нее со своей устрашающей высоты, Рамон засунул руки в карманы брюк, и белая рубашка от вздоха натянулась на его могучей груди. Кэти почувствовала, как у нее участился пульс в ответ на это мощное мужское движение. Тем не менее его следующие слова вернули ее к тому, о чем она размышляла.
— Кэти, я видел его в деревне несколько минут назад. Он отказывается венчать нас.
Кэти была подавлена тем, что презрение падре Грегорио зашло так далеко. Ее прекрасное лицо вспыхнуло от негодования.
— Он объяснил тебе почему?
Неожиданно Рамон улыбнулся одной из тех внезапных, сокрушительных улыбок, от которых у Кэти всегда перехватывало дыхание.
— Кажется, падре Грегорио считает, что тебе не хватает некоторых качеств, которые, по его мнению, необходимы, чтобы стать хорошей женой.
— Каких, например? — с досадой потребовала Кэти.
— Кротость, послушание и уважение к власти. — Кэти разрывалась между гневом и чувством вины. — И что же ты ему сказал?
— Я сказал, что мне нужна жена, а не собака.
— И?
Черные глаза Рамона вспыхнули от смеха.
— По-моему, падре Грегорио считает, что мне будет лучше завести собаку.
— Замечательно! — пылко воскликнула Кэти. — Кажется, этот надоедливый старый тиран демонстрирует неестественный интерес к твоему благу.
— На самом деле он заботится о тебе, — криво усмехнулся Рамон. — Он очень боится, что через некоторое время после свадьбы мне захочется убить тебя.
Кэти повернулась к нему спиной, чтобы спрятать смущение и обиду;
— Неужели для тебя так важно, что он думает? Руки Рамона легли ей на плечи, и он нежно, но твердо прижал ее к себе.
— Ты же знаешь, что нет. Но для меня нестерпима мысль о промедлении нашей свадьбы. Если падре Грегорио не передумает, я найду священника в Сан-Хуане, и наши имена огласят заново. Но это означает отсрочку. Кэти, падре Грегорио — единственный, кто может обвенчать нас в воскресенье. Ты знаешь это. Все остальное уже приготовлено. Работа в доме закончится сегодня, твои родители уже заказали билеты на самолет в субботу, и я забронировал им номер в гостинице.
Кэти затрепетала от его теплого дыхания, раздувающего ее волосы, от интимной близости его могучего тела. Но он вдруг сказал:
— Падре Грегорио только что уехал на остров Вьекус. Он вернется во вторник, и я хочу, чтобы ты опять встретилась с ним и дала любые обязательства, которые ему необходимы.
Сопротивление Кэти было подавлено, когда он развернул ее к себе и нежно поцеловал.
— Ты сделаешь это для меня? — хрипло пробормотал он, оторвавшись от нее.
Кэти взглянула на его сильный, чувственный рот. Она не могла ему сопротивляться. Он хотел ее так сильно, что уже почти не владел собой. И она так же сильно желала его.
— Да, — прошептала Кэти.
Его объятия яростно сжались, когда он захватил ее губы жадным, ищущим поцелуем. Когда ее губы раскрылись, он застонал от удовольствия, и этот звук вызвал в Кэти какой-то первобытный отклик. Она бесстыдно отвечала на его страсть, желая доставить ему такое же удовольствие, какое он давал ей. Она целовала его так же чувственно, как и он ее, ее руки возбуждающе скользили по его спине и плечам, а ее тело изгибалось под ним.
Ей было почти больно, когда он прервал поцелуй и поднял голову. Все еще трепеща от желания, Кэти открыла свои как будто сонные глаза.
В глубоких сумерках их взгляды встретились.
— Я люблю тебя, Кэти, — сказал он.
Кэти открыла рот, но не смогла сказать ни слова. У нее все сжалось внутри. Она попыталась произнести «я люблю тебя», но слова, которые Дэвид заставлял ее снова и снова выкрикивать в ту отвратительную ночь, застряли сейчас в горле, парализуя голосовые связки. Она обвила руками его шею с мучительным стоном и начала целовать в страстном отчаянии, несмотря на то что каждый мускул его тела был натянут в ожидании ее ответа.
Боль, как горячий острый нож, пронзила Рамона. Она не любит его. Черт бы ее побрал. Она не любит его!
— Я… я не могу сказать это, — судорожно произнесла она, прижимаясь к нему. — Я не могу сказать тех слов, которых ты ждешь от меня. Я просто не могу.
Рамон уставился на нее, ненавидя ее и себя за любовь к ней. Передернувшись, он хотел подняться, но Кэти яростно затрясла головой, еще крепче обнимая его и еще ближе прижимаясь к нему. Слезы хлынули из ее прекрасных глаз, блестя на длинных ресницах и стекая по щекам.
— Не переставай любить меня, — горячо умоляла она, — только лишь потому, что я еще не сказала этих слов, Рамон. Пожалуйста, не надо!
— Кэти! — резко проговорил он.
Ее мягкие губы задрожали от холода в его голосе. Он схватил ее за плечи. Он намеревался освободиться из ее объятий, решительно оттолкнуть ее от себя.
Кэти поняла это.