Уитни, любимая. Том 2 - Макнот Джудит. Страница 44

Уитни осторожно взглянула на Клейтона сквозь опущенные ресницы. Мой муж, повторяла она себе, и всякий раз дрожь волнения пронзала ее. Господи, Клейтон — ее муж: шесть футов три дюйма истинной неподдельной мужественности, элегантный, утонченный и загадочный, но волевой и решительный — собранная сдержанная сила, готовая в любое мгновение обрушиться на противника. И теперь она носит его имя. Принадлежит ему.

Мысль казалась немного пугающей… и одновременно восхитительной.

Карета медленно въехала в главные ворота и свернула на подъездную аллею, где по обеим сторонам уже пылали праздничные факелы, освещая путь прибывающим гостям. Когда лошади остановились перед входом, Клейтон помог Уитни спуститься, и она с изумлением увидела, что весь штат слуг — от дворецкого, экономки, лакеев и горничных до садовников, лесников, егерей и конюхов — выстроился на ступеньках крыльца сообразно рангу и положению.

Клейтон повел жену, но не к двери, а остановился перед слугами. Уитни, нерешительно улыбнувшись ста пятидесяти настороженно выжидающим людям, взглянула на Клейтона.

— Мужайся, — прошептал тот, улыбаясь. И мгновением позже воздух наполнился приветственными криками.

Клейтон переждал, пока шум утихнет.

— Это еще одна традиция, — объяснил он Уитни внешне серьезно, но с улыбкой в глазах, разглядывая слуг. — Представляю вам вашу новую хозяйку, мою жену, — произнес он древние слова, сказанные когда-то первым герцогом Клеймором, вернувшимся с похищенной им невестой. Клейтон говорил громко, так, чтобы его было слышно всем и каждому. — И знайте, отныне, если она о чем-то просит вас, значит, это и моя просьба; любая оказанная ей услуга — услуга мне, ваша преданность или неверность ей — все равно, что уважение или оскорбление мне.

Лица присутствующих расплылись в широких улыбках, и, когда Клейтон повел Уитни к входу, снова послышался одобрительный гул.

Они вошли в бело-золотой салон. Клейтон налил шампанского Уитни, лорду и леди Джилберт. Стивен и вдовствующая герцогиня присоединились к ним, и Клейтон наполнил еще два бокала. Все сто двадцать комнат основного дома и семьдесят комнат соединенных вместе гостевых зданий были заняты прибывшими на свадьбу приглашенными, многие из которых приехали накануне. Снаружи слышался непрерывный стук колес экипажей по брусчатке подъездной аллеи — гости возвращались из церкви.

— Ты не хочешь отдохнуть, любимая? — спросил Клейтон, протягивая Уитни бокал.

Уитни глянула на часы. Уже семь, а бал начнется в восемь, и Кларисса еще должна погладить ее платье, это означает, что у нее даже не будет времени допить шампанское. Уитни нерешительно кивнула и отставила бокал.

Клейтон, заметив ее тоскующий взгляд, устремленный на недопитое шампанское, с ехидной улыбкой поднял оба бокала и повел Уитни наверх, по широкой лестнице к супружеским покоям. У ее спальни, смежной с его собственной, Клейтон остановился, открыл дверь и вручил жене бокал.

— Может, приказать послать наверх всю бутылку, миледи? — поддразнил он, и, прежде чем Уитни сумела подыскать достойный ответ, его губы коснулись ее рта в легком мимолетном поцелуе.

От подъездной аллеи до самой двери был расстелен алый ковер, по которому бесконечным потоком шли гости. Они поднимались по величественной парадной лестнице, на каждой ступеньке которой находились по два лакея в темно-красной с золотом ливрее Уэстморлендов.

Уитни стояла рядом с Клейтоном в бальной зале под хрустальной шестиярусной люстрой, пока дворецкий объявлял имена и титулы вновь прибывших. Услышав о приезде леди Амелии Юбенк, Уитни вздрогнула и напряглась, со страхом ожидая появления старой вдовы, которая надвигалась на них со стремительностью урагана в своем неизменном зеленом тюрбане и фиолетовом атласном туалете, Давно вышедшем из моды.

— Надеюсь, мадам, — пошутил Клейтон, улыбаясь старой ведьме, — я оказался достойным соперником Севарина?

Леди Юбенк хрипло каркнула, что, по-видимому, должно было означать смех, и нагнулась ближе к Клейтону.

— Я все хотела спросить вас, Клеймор, почему вы выбрали для вашего «отдыха» именно дом Ходжеса.

— Именно по той причине, — ответил Клейтон, кивая на Уитни, — которую вы считали самой правильной.

— Так я и знала! — торжествующе ухмыльнулась вдова. — Хотя мне потребовалось немало времени, чтобы убедиться. Ах вы, дерзкий юный щенок! — добавила она почти нежно и, вставив в глаз монокль, отвернулась, высматривая, на кого из несчастных соседей можно наброситься без опасения получить отпор.

Ужин был поистине роскошным, со множеством тостов, и первый был предложен Стивеном.

— За герцогиню Клеймор, — провозгласил он. Глядя на мать Клейтона, Уитни весело улыбнулась и подняла бокал, собираясь выпить за нее.

— По-моему, Стивен имел в виду тебя, любовь моя, — шепнул со смешком Клейтон.

— Меня? О, да, конечно, — охнула Уитни, быстро опуская руку, чтобы скрыть ошибку, но было уже поздно — гости все поняли и начали покатываться со смеху.

Потом предлагались тосты за здоровье жениха и невесты, их счастье и долгую жизнь, и гости начали требовать, чтобы жених произнес речь. Клейтон поднялся, и Уитни ощутила прилив гордости за человека, ставшего ее мужем. От герцога, как всегда, исходила аура спокойной властности, бывшая неотъемлемой чертой его характера.

Он заговорил, и низкий бархатный голос разнесся по притихшей зале:

— Несколько месяцев назад в Париже прелестная молодая дама обвинила меня в желании разыграть роль герцога. Она заявила, будто я настолько жалкий самозванец, что мне следует выбрать другой, более подходящий титул. Именно тогда я и понял, что желаю носить лишь одно звание — звание ее мужа. — Он с сожалением покачал головой, хотя глаза весело блеснули. — И поверьте, этот второй титул достался мне с гораздо большим трудом, чем первый.

Когда взрыв хохота немного улегся, он серьезно добавил:

— И для меня он ценнее всего.

Когда музыканты заиграли первый вальс, Клейтон повел жену в центр залы и, обняв, закружил в такт музыке. Гости завороженно смотрели на прекрасную пару. Раздались аплодисменты. Вскоре к новобрачным присоединились другие танцующие.

Клейтон остро ощущал почти неуловимый аромат ее духов и думал о завтрашней ночи, о многих полных страсти ночах, которые им предстоят, когда он по-настоящему сделает Уитни своей, и кровь загорелась жарким пламенем. Ему пришлось силой заставить себя думать о посторонних вещах, и, хотя он пытался сосредоточиться на чем-то другом, уже через десять секунд мысленно раздевал Уитни, целовал и ласкал каждую клеточку обнаженного тела руками и ртом, пока она не обезумеет от желания.

На следующий танец новобрачную пригласил отец, а Клейтон танцевал с матерью, и так продолжалось целую вечность. Уже далеко за полночь молодые супруги наконец отказались от танцев и рука об руку, смеясь и болтая с гостями, гуляли по зале.

Уитни искренне веселилась, и Клейтон не спешил увести невесту, поскольку не ожидал от сегодняшней ночи ничего хорошего, кроме тревожного сна в одинокой постели. Но тут вдруг Клейтона осенило: гости ждут, когда новобрачные удалятся. Подозрение подтвердил лорд Ратерфорд, смеясь, объяснивший жениху:

— Господи, дружище, если собираешься незаметно скрыться, мог сделать это два часа назад. Клейтон подошел к Уитни.

— Сожалею, что приходится положить конец нашему вечеру, малышка, но, если мы немедленно не отправимся наверх, гости начнут сплетничать. Давай попрощаемся с твоими дядей и тетей, — уговаривал он, хотя сам не слишком хотел уходить — его вообще крайне задевало, что его собственные проклятые гости вынуждают его покинуть собственный проклятый бал в собственном проклятом доме! Подумать только!

Но Клейтон тут же поймал себя на том, что подобные мысли абсурдны для жениха в брачную ночь, тем более что жених он сам. Он широко улыбнулся и потряс головой, пораженный тем, до чего могут довести человека переживания, связанные со свадьбой…

К несчастью, Клейтон все еще улыбался, когда Уитни желала сэру Эдварду доброй ночи, и сей джентльмен, приняв веселость Клейтона за похотливую ухмылку, почувствовал себя обязанным сурово нахмуриться. Клейтон оцепенел от столь незаслуженного, хотя и молчаливого упрека и коротко бросил: