Уитни, любимая. Том 2 - Макнот Джудит. Страница 62

— Все, что угодно, — согласился он, морщась при напоминании о том, как был несправедлив к жене.

— Все, что угодно? — улыбнулась она, пытаясь развеселить его. — В пределах разумного, конечно?

Клейтон потерся подбородком о пушистую макушку Уитни.

— Все на свете, — поправил он твердо.

— В таком случае, я хочу взять с тебя клятву, что впредь ты всегда дашь мне возможность ответить на все обвинения в тех страшных преступлениях, которые я, по твоему мнению, совершила.

Клейтон, порывисто вскинув голову, всмотрелся в жену, чья отвага и мужество как никогда ясно проявлялись в гордом развороте плеч и вздернутом подбородке, хотя в огромных зеленых глазах сияли нежность и искренность. Страшные преступления? Она — олицетворение радости и любви; утонченное, изысканное сочетание женской мудрости, совершеннейшей невинности неукротимой дерзости. Она уже дала ему целый мир счастья и страсти и теперь готовиться подарить ребенка. Он мечтал, чтобы она попросила у него нечто необыкновенное, трудновыполнимое, дала какую-нибудь немыслимо сложную задачу. Чтобы он смог заслужить ее прощение.

Но Уитни добивалась всего лишь простого обещания, потому что хотела лишь одного: его любви. Сознание этого разрывало сердце Клейтона. Переполненный эмоциями, которым не было выхода, он хрипло и униженно пробормотал:

— Даю слово никогда больше так не поступать.

— Спасибо, кивнула Уитни.

Клейтон повернул ее лицо к себе и скрепил клятву поцелуем.

Полностью удовлетворенная исходом беседы, не говоря уже о поцелуе, Уитни прижалась щекой к его груди и глубоко вздохнула. Как хорошо, что можно забыть это проклятое письмо и причиненные им горести!

Однако Клейтон еще не облегчил душу.

— Кстати, насчет этого письма, — начал он, но Уитни небрежно отмахнулась:

— Забудь о нем. Я простила тебя, дорогой, и на этом все.

Клейтон улыбнулся столь неприкрытому благородству.

— Как ни ценю я твое великодушие, все же не совсем понимаю, чего ты намеревалась добиться, послав его мне.

Уитни, не желая вновь затрагивать щекотливый предмет, взглянула на каминные часы, увидела, что уже поздно, и, выскользнув из рук мужа, встала:

— Нам пора спуститься к завтраку, иначе половина гостей разъедется и твоя матушка расстроится, что ты их не проводил.

Клейтон не нуждался ни в чьем обществе, если не считать компании жены, но боялся ее расстроить. Он тоже поднялся, но, не позволив ей уклониться от темы, настойчиво повторил:

— Так что ты думала, когда писала письмо?

— Я была вне себя от беспокойства, но после нашей неудачной встречи на свадебном приеме Элизабет и твоего видимого безразличия ко мне на людях очень боялась, что ты отвергнешь все мои попытки к примирению. Поэтому и сообщила о своих страхах, — продолжала Уитни, направлялась к сонетке, чтобы вызвать Клариссу. — Опасалась, что иначе ты женишься на Ванессе, прежде чем я сумею все прояснить и признаться в своей любви. Ну и … конечно… попробовала спасти остатки гордости, вынудив тебя прийти ко мне, вместо того, чтобы самой мчаться к тебе.

— Вряд ли ты добилась бы своей цели, любимая, если бы послала письмо.

Уитни рассеянно отдернула халат, прежде чем удивленно воззриться на мужа:

— Хочешь сказать, что попросту бы не обратил внимания на письмо? Выбросил бы его из головы?

— Сомневаюсь, что проявил бы такое бесчувствие, но и желанного результата оно бы не дало. Во всяком случае, мое сердце оно бы не растопило.

— Не думала услышать от тебя такое! — разочарованно охнула Уитни. — Неужели не ощутил бы ни малейшей ответственности?

— Ответственности? За что?

— За то, что наградил меня ребенком в ту ночь, когда похитил из дома Эмили!

Клейтон изо всех сил старался сохранить серьезный вид, хотя невольная улыбка приподнимала уголки рта.

— Хотя я понимаю мотивы, побудившие тебя написать письмо, и аплодирую твой искренности, один— единственный, но фатальный недостаток погубил так хорошо продуманный план. Тот самый изъян, который привел меня в такое бешенство, когда я обнаружил письмо в ящике твоего стола.

— И что же это такое?

— В ту ночь я никак не мог стать отцом твоего мифического ребенка. Признаюсь, я взял тогда твою невинность, но и только. Обнаружив, что ты девственна, я, снедаемый раскаянием и сознанием вины, немедленно оставил тебя, и наше соитие так и не было завершено.

За месяцы, прошедшие со дня свадьбы, Уитни много узнала от Клейтона о супружеских отношениях, но ей и в голову не приходило, что для зачатия необходимы определенные условия. И сейчас, поняв, что натворила своим необдуманным поступком, она широко распахнула глаза.

— Значит…— прошептала она и тут же в ужасе осеклась.

— Значит, — подхватил Клейтон, — я, естественно, решил бы, что у тебя есть любовник, тем более что письмо написано накануне того дня, когда ты так неожиданно и внезапно явилась в Клеймор, чтобы заверить меня в вечной любви. Вполне логично было бы предположить, что ты в полнейшем отчаянии решила заполучить мужа и родителя своему нерожденному младенцу.

— О Боже, — пробормотала Уитни, побелев как простыня. — Мне в голову не могло прийти, что ты подумаешь, будто кто-то другой… что у тебя появятся веские причины сомневаться в мотивах моего приезда в Клеймор. И как только это произошло, ты, разумеется, не поверил бы ни одному моему слову, ни одному поступку…

Встревоженный внезапной бледностью жены, Клейтон притянул ее к себе.

— Не думай больше об этом! Я рассказал тебе только потому, чтобы ты не считала меня таким уж чудовищем, как кажусь.

Уитни робко дотронулась до его щеки. В глазах блестели слезы.

— Прости, если можешь…мне так жаль… так безмерно жаль…

— Уитни, любимая, — наставительно заявил он, — все это не стоит ни одной твоей слезинки. И заклинаю, не стоит тратить ни единой минуты на сожаления.

Уитни растянула губы в вымученной улыбке. Боясь, что она все-таки расплачется, Клейтон прибегнул к крайним мерам:

— Подумай о сыне, дорогая. Недаром ученые утверждают, что настроение матери влияет на характер будущего младенца. Неужели хочешь, чтобы следующий герцог Клеймор вырос жалким хлюпиком?

Сама мысль о том, что Клейтон способен зачать столь непохожего на него отпрыска, вызвала робкий смех.

— Нет, разумеется! — фыркнула она, покачав головой, но когда муж улыбнулся ей в ответ, по— видимому, совершенно не взволнованный возможным воздействием ее настроения на душевные качества младенца, с подозрением осведомилась:

— Надеюсь, все, что ты наговорил о последних научных открытия, совершенная неправда?

— Разумеется, — нахально ухмыльнулся герцог, и сердце Уитни снова сжалось, на этот раз от счастья— казалось, она вот-вот воспарит к небесам. Но вместо этого Уитни хитро прищурилась и сообщила:

— Боюсь, ты ошибся и мои невзгоды скорее могли бы повлиять на природу твоей дочери!

— Дочери? — растерянно повторил герцог. — Значит, женская интуиция подсказывает тебе, что у нас будет девочка?

Подавив смешок, Уитни осторожно провела пальчиком по груди мужа.

— Это я тебе назло.

— Зря. Неужели посчитала, будто меня расстроит такое известие? Я хотел бы иметь малышку— дочь.

— Но тебе уже нужен наследник!

— Об этом я не думал, солгал Клейтон, прикусив мочку ее уха. — Однако, если родиться девочка, мне придется повторять попытки получить наследника, пока ты не выгонишь меня из своей постели и не потребуешь оставить тебя в покое.

— Сильно опасаюсь, что, если станешь дожидаться этого, когда-нибудь придется кормить очень немалую семейку.

— И тем самым сделать свою мать счастливейшей женщиной во всем христианской мире, усмехнулся Клейтон.

— Но ты и без того осчастливишь ее, — заверила Уитни, — когда она узнает о ребенке.

Клейтон, все еще рассерженный на мать, посмевшую так долго укрывать от него Уитни, надменно выпрямился.

— В таком случае, — сухо заключил он, — стоило бы держать ее в неведении еще дня два.