Дитя реки - Макоули Пол Дж.. Страница 33

— Ты с самого начала был честен, сердце мое. Расскажи эдилу все, что пойдет ему на пользу, но не больше.

А теперь иди за мной.

Чувствуя на глазах тяжелую ткань повязки, Йама взял тонкую горячую руку Беатрис и позволил вести себя дальше. Шли долго. Йама ощущал доверие к этой странной женщине, а в голове его роились мысли о человеке его собственной расы, умершем много веков назад.

Наконец она разрешила ему остановиться и вложила в правую руку что-то тяжелое и холодное. Постояв в тишине, Йама решился приподнять повязку и увидел, что стоит в темном сводчатом проходе, облицованном каменными блоками, меж которых пробиваются толстые корни деревьев. Луч света падал из дверного проема на верхние площадки каменной лестницы с истертыми ступенями. В руке Йама держал древний металлический нож, который он нашел в гробнице на берегу реки — или который сам его нашел. Вдоль внешнего края лезвия пробегали, тихо потрескивая, блески голубых искр.

Йама оглянулся в поисках Беатрис, и ему показалось, что легкое белое облако только что скрылось за углом. Он кинулся следом, но уперся в каменную плиту, перегораживающую ему дорогу. Йама вернулся к свету. Место оказалось знакомым, просто он не узнавал его, пока не поднялся по ступеням и не вышел в развалинах в саду эдила с нависающим над зарослями рододендронов высоким замком.

11

ПРЕФЕКТ КОРИН

Лоба и хозяина Таверны Бумажных Фонарей арестовали, когда Йама еще не закончил рассказывать эдилу о своих приключениях. На следующий день их судили и приговорили к смерти за похищение человека и диверсию на корабле. Кроме того, эдил издал приказ об аресте доктора Дисмаса, хотя, как он признался Йаме, едва ли можно было ожидать новой встречи с аптекарем.

Рассказ занял много времени, но всего Йама не сообщил. Он утаил ту часть, которая была связана с Энобарбусом, так как у него сложилось мнение, что молодой воин подпал под воздействие магических чар доктора Дисмаса. Он сдержал и то обещание, которое дал Беатрис, и рассказал, как уплыл со скифа, как один рыбарь помог ему добраться до берега, затем в разграбленных гробницах Умолкнувшего Квартала на него снова напали Луд и Лоб, потом он заболел и не смог вернуться в замок, пока не поправился. Конечно, это была не вся правда, но эдил расспрашивал не слишком настойчиво.

Йаме не разрешили присутствовать на суде и вообще запретили покидать замок, хотя ему очень хотелось увидеться с Дирив. Эдил сказал, что это очень опасно. Семьи Лоба и хозяина таверны захотят отомстить, а в городе и так неспокойно из-за беспорядков, последовавших за неудачной осадой башни доктора. Йама пытался поговорить с Дирив при помощи зеркальной связи, он сигналил весь день после обеда, но так и не увидел ответной вспышки света из окон дома ее отца, который тот построил над собственным складом на старой городской набережной.

С тяжелым сердцем Йама отправился на поклон к сержанту Родену, однако тот отказался дать ему эскорт.

— И тебе не удастся обмануть сторожевых псов и потихоньку ускользнуть, — заявил сержант Роден. — Да-да, парень, я прекрасно знаю про этот трюк. Но смотри у меня! Как видишь, трюки не спасли тебя от неприятностей. Как раз наоборот, прямиком туда привели. Я не желаю рисковать своими людьми, спасая тебя от собственной глупости. Да и сам подумай, как ты будешь выглядеть, направляясь туда в окружении десятка солдат. Этак и правда начнутся волнения. Мои люди и так уже измотались, разыскивая тебя, когда ты потерялся в Городе Мертвых, а через пару дней у них еще добавится хлопот. Департамент посылает сюда офицера, чтобы разобраться с приговоренными, а войск — не посылает. Идиотизм с их стороны, а я буду виноват, если что-нибудь случится.

Все это сержанта очень раздражало. Рассуждая, он ходил кругами по глиняному полу гимнастического зала. Был он невысок и коренаст, как сам любил говорить, «поперек себя шире». Его серая туника и брюки всегда были тщательно отглажены, высокие ботинки начищены до блеска, а кожа головы, бугристая и вся в шрамах, выбрита и смазана маслом. Вышагивая, он щадил свою правую ногу, а на правой руке недоставало большого и указательного пальцев.

Он служил телохранителем эдила задолго до того, как все семейство вместе с чадами и домочадцами было выслано из Дворца Человеческой Памяти. Два года назад сержант отпраздновал столетний юбилей. Он тихо жил со своей женой, которая постоянно закармливала Йаму, утверждая, что на таких длинных костях надо наращивать мускулы. У них были две замужние дочери, шесть сыновей воевали в низовьях с еретиками, а еще двое на этой войне погибли. Сержант Роден горевал о смерти Тельмона почти так же, как сам эдил и Йама.

Вдруг сержант Роден перестал кружить и взглянул на Йаму, будто видел его в первый раз.

— Я вижу, ты носишь с собой этот твой нож, парень.

Дай-ка взглянуть.

Йама приспособился носить нож на кожаной петле, висящей на поясе, а лезвие привязывал красной лентой к бедру. Сержант Роден надел очки с толстыми стеклами, сильно увеличивающими его желтые глаза, и долго смотрел на нож, близко поднося его к лицу. Наконец он выдохнул сквозь длинные усы:

— Он стар и разумен по крайней мере частично, примерно как сторожевой пес. Это правильная мысль — носить его с собой. Он к тебе привяжется. Ты говорил, что заболел, подержав его в руках?

— Он испускал синий свет, а когда Лоб его подобрал, он превратился во что-то ужасное.

— Все ясно, парень. Для таких штучек ему надо где-то брать энергию, особенно если он пролежал столько времени в темноте. Вот он и взял ее у тебя.

— Я оставляю его на солнце, — сказал Йама.

— Правда? — Сержант Роден проницательно взглянул на Йаму. — Ну, тогда мне больше нечего тебе сообщить. Чем ты его чистил? Уксусом? Думаю, так лучше всего. Ну хорошо, сделай-ка с ним несколько упражнений. Это тебе поможет отключиться от мыслей о твоей неземной возлюбленной.

Весь следующий час сержант Роден учил Йаму правильно использовать нож против разного рода воображаемых противников. Йама начал чувствовать удовольствие от занятий и огорчился, когда сержант Роден объявил перерыв.

Йама провел в гимнастическом зале много счастливых часов, любил вдыхать смесь запахов глины, пота, спиртовых растирок для мышц. Ему нравился тусклый подводный свет, струящийся из окон с тонированным зеленым стеклом высоко в беленых стенах, зеленые резиновые маты для борьбы, свернутые в углу, будто коконы гигантских гусениц, стойка с параллельными брусьями, открытые ящики с мечами и кинжалами, копья и стеганые подушки для стрельбы из лука, соломенные мишени, стопкой засунутые за гимнастического коня, облупленные деревянные манекены для упражнений со шпагой, панели, увешанные пластиковыми, камедными, металлическими латами.

— Завтра еще потренируемся, парень, — наконец произнес сержант Роден. Тебе надо работать над закрытым ударом. И целишься ты слишком низко: в живот, а не в грудь. Любой противник, который хоть что-нибудь стоит, сразу это заметит. Правда, такой нож предназначен для действия в ближнем бою, когда кавалерист окружен врагами, а тебе, чтобы ходить по городу, лучше носить длинный меч или револьвер. Такое древнее оружие может оказаться именным, другому не дастся. Ладно, мне пора погонять своих людей. Эмиссар приезжает завтра, и, думаю, твой отец захочет, чтобы его встречал почетный караул.

Но чиновник, направленный из Иза надзирать за казнями, наутро проскользнул в замок совсем незаметно, и Йама впервые увидел приезжего, когда эдил пригласил Йаму для аудиенции уже после обеда.

— В городе считают, что на твоих руках кровь, — проговорил эдил. — Я не желаю, чтоб снова начались беспорядки. Поэтому я принял решение.

Йама почувствовал, как у него заколотилось сердце, хотя и так уже понял, что беседа будет необычной: в приемную эдила его провожал солдат из охраны замка. Этот солдат стоял теперь перед высокими двойными дверями.

Йама приткнулся в неудобной позе на стуле без спинки перед помостом, где под балдахином стояло кресло эдила. Но сам эдил не сел, он беспокойно мерил шагами зал.