Корабль Древних - Макоули Пол Дж.. Страница 16

Когда Йама и Элифас поели, Элифас набил ароматическим табаком длинную трубку, раскурил ее и запыхтел с довольным видом. Йама стал его расспрашивать, где он нашел тот отрывок, который читал им раньше.

— Он был на клочке бумаги, который кто-то оторвал от книги столетия назад, чтобы сложить на нем цифры, подсчитывая цену каких-то мелких товаров. Мы нашли его между страниц старой хозяйственной книги. Бумага ведь очень терпелива, а старинная хорошая бумага — тем более, она почти ничего не забывает. На этом отрывке с одной стороны сохранились строки о твоем народе, а с другой — ерундовые подсчеты, к тому же он терпеливо обозначал место, заложенное человеком, умершим тысячу лет назад. Видишь, ничего не забывается, просто оказывается не на месте. Переплеты старых книг — как раз хороший пример, ведь для форзацев часто использовали еще более старые документы. Где угодно можно найти что-нибудь интересное. Когда мой друг и я были молоды, где мы только не искали.

— Мне начинает казаться, что и сам я оказался не на месте, меня сунули не туда, как ту закладку, — задумчиво произнес Йама. — Как будто я не принадлежу этому времени. Когда я был ребенком, то часто мечтал, что кто-то меня ищет.

— Мужайся, брат. Но меня интересует одна вещь. Можно спросить?

— Ну разумеется.

— Нет, никакого «разумеется» быть не может. Я просто выполняю свой долг по воле Хранителей. Я вовсе не жду, что ты в качестве благодарности станешь удовлетворять мое праздное любопытство, но все равно спасибо. Вопрос такой. Если ты сумеешь узнать, где твоя семья, что ты сделаешь?

— Прежде всего я спрошу их, почему меня отправили плыть по реке. А если они ответят, я задам им… другие вопросы.

Элифас выпустил колечко дыма.

— Кто я? Почему я здесь? Куда я направляюсь?

— Ну, вроде того.

— Прости меня, брат. Я вовсе не собирался непочтительно высказываться о твоих проблемах.

— Если кто-нибудь из них жив… то, думаю, он должен быть в Изе или же на севере, выше Иза.

— Лучше бы они жили в Изе, — вздохнул Элифас. — В верховьях лежат дикие земли, заселенные еще не преображенными племенами, преображение может их вообще не коснуться. Большинство из них не далеко ушли от животных, у них даже нет архивистов, чтобы зафиксировать события их жизни. Разумеется, улицы города — это тоже джунгли, однако, имея деньги и немного хитрости, можно как-то приспособиться. Но выжить в темных лесах, среди снегов и льда северных земель в верховьях Реки совсем не так просто.

Йама тоже вздохнул. Он начинал осознавать огромные масштабы стоящей перед ним задачи. Он задумчиво произнес:

— Мир так велик, он совсем не похож на мою карту.

— Должно быть, твоя карта очень древняя. С Эпохи Мятежа в мире мало что изменилось. Известно, что когда расы достигают стадии просвещения, начинается волна преображающих войн; она обычно разрушает их города. Но выжившие продолжают развиваться, их место занимают еще не преображенные расы, и все возвращается на круги своя. На месте старых городов строятся новые. Но хотелось бы знать, что же было на этих местах в самом начале времен? Вот бы взглянуть на твою карту!

— Отправляясь в Из, я оставил ее дома.

Йама стал рассказывать Элифасу об Эолисе, о замке, тамошней библиотеке, Элифас заявил, что наслышан о библиотеке эдила.

— Я когда-то знал вашего нынешнего библиотекаря, Закиля, еще до того, как он попал под суд и был сослан. Иногда я завидую этой ссылке, ведь библиотека Эолиса очень значительна. Говорят даже, что там хранится оригинал Пуран.

Когда Йама покинул Эолис, Закиль подарил ему эту самую книгу. Теперь, когда он наконец осознал истинную ценность такого дара, сердце его затрепетало. Сейчас книга вместе с остальными его пожитками находилась в крохотной каменной келье в Доме Двенадцати Передних Покоев в Департаменте Прорицаний. Завтра же нужно туда вернуться и разорвать соглашение с Таморой. Ему нужно скрыться, иначе он попадет вместе с нею в плен к отряду Департамента Туземных Проблем, а тогда уж неизбежно окажется в руках префекта Корина.

Он сказал:

— Закиль — один из моих учителей.

Элифас выпустил колечко дыма и наблюдал, как оно медленно расползается в воздухе, затем выдохнул второе; вращаясь, оно прошло сквозь отверстие первого, уже почти растаявшего кольца. Наконец он проговорил:

— Тогда неудивительно, что ты так ценишь знание. А теперь, если позволишь, брат, я хотел бы поспать. Если мы хотим занять место поближе к столу справок, надо вставать на рассвете.

Из всех спален в Покое Пришельцев только одна была открыта — очевидно, в былые времена библиотека пользовалась значительно большим спросом. Однако кровати, пусть и узенькие, оказались удобными, а простыни чистыми. Элифас храпел, кто-то еще громко бормотал во сне, но Йама, который поднялся еще до восхода и прошагал в этот день много лиг, а к тому же лицом к лицу встретился со смертью, заснул тотчас.

Проснулся он в полной темноте. Волоски на руках и шее встали у него дыбом и шевелились, будто наэлектризованные; душу его наполнял необъяснимый и неопределенный ужас, как если бы он вынырнул из кошмарного сна.

В самом конце дортуара виднелся тусклый свет. Сначала Йама сквозь сон подумал, что там открыта дверь и уже пришло утро, но потом заметил, что светящийся силуэт напоминает фигуру человека, но более высокую и тонкую, чем любой из живых, а самое дурное было в том, что он двигался. Казалось, фигура плыла в воздухе, подобно ветке водорослей, подхваченной течением, или же танцующему огненному язычку свечи, который колеблется в потоке нагретого им воздуха. Больше всего этот призрак напоминал Йаме цепочки огоньков, иногда появляющихся среди развалин за стенами Эолиса, когда их затопляет вышедший из берегов Брис. Амнаны, жители тех мест, считали эти привидения живыми и верили, что они могут похитить душу любого путешественника, если им удастся завлечь его в свой круг. Однако Закиль объяснил Йаме, что эти явления не более чем скопление болотного газа, который светится, поднявшись пузырями из глубины застоявшейся воды; однажды Закиль даже показал ему опыт с водой и кусочком натрия в стеклянной трубке. И все же, даже понимая природу этих видений, нелегко было подавить суеверный ужас, охватывающий душу, когда промозглой зимней ночью они вдруг начинали мерцать во мраке.

В отличие от пламени свечи или болотных огней лучащийся силуэт не давал света, освещая лишь самого себя. Длинный дортуар оставался во тьме, озаряемый лишь гроздьями светлячков, прилепившихся к стенам над головами своих хозяев. Однако когда видение склонилось над первой кроватью, лицо спящего окуталось его призрачным сиянием. Человек что-то забормотал, повернулся с боку на бок, но не проснулся. Мерцающая тень отделилась от кровати и, колыхаясь, двинулась сквозь темноту к следующей.

Тут Йама заметил, что сжал край простыни так, что у него одеревенели пальцы. Он вспомнил свет, вспыхнувший в глубине оракула в храме латрического культа, и некое существо, метнувшееся к нему из пространства оракула. В этот миг Йама понял, что призрак ищет именно его. Он осторожно сел, забыв о светлячках над своей головой. Они вспыхнули ярче, но он быстро их пригасил, светящийся призрак вроде бы не обратил на них внимания. Теперь он склонился над третьей кроватью, словно библиотекарь, терпеливо перебирающий одну за другой книги на полке.

Йама прикрыл рукой рот Элифаса и разбудил его. Серебристые глаза Элифаса тотчас распахнулись. Йама молча указал на мерцающую фигуру, а потом прошептал:

— Оно ищет меня.

Элифас рывком сел на кровати, прижимая к себе простыню.

— Пес преисподней! — прошептал он внезапно охрипшим голосом. — Господи, помилуй! Это пес преисподней.

— Он появился из оракула на горе. Думаю, он явился по мою душу.

Элифас все еще не мог оторвать глаз от видения. Плечи его дрожали. Он рассеянно пробормотал:

— На горе? Да-да, конечно. Дворец вполне может показаться горой человеку, непривычному к крупным сооружениям.