Не моя война - Миронов Вячеслав Николаевич. Страница 32

— Нет. Но вы скоро все сами увидите и поймёте.

— Слушай, Вели, после порки у меня башка плохо варит, ты по-русски объясни. А то мне все ваши восточные загадки уже порядком надоели.

— Вы все увидите сами.

— Ну-ну, посмотрим, какую пакость вы задумали в очередной раз. После такой порки нас можно только на свалку, на помойку. А они тут намёки многообещающие делают, глазки строят. Тьфу! Гуд бай, Америка! О-о-о! Где я не буду никогда! — сипел я, корчась от боли.

— Олег, твоя «Америка» меня уже достала. Заткнись, пожалуйста!

Медленно передвигаясь, поддерживая друг друга, опираясь на своих охранников, мы побрели на выход. Охали от боли на каждом шагу.

Наша комната была помыта, постельное бельё заменено, лежали чистые комплекты нательного белья и новая форма, правда, такая же, что и была. В комнате уже сидела врач.

Аида! Видимо, у неё уже вошло в традицию спасть нас. Витька, было, оживился, но потом быстро скис. Аида изменилась. Похудела, осунулась, под глазами тёмные круги. Мы тоже изменились после нашей последней встречи.

Завидев нас, она заохала от жалости, помогла скинуть куртки, начала обрабатывать раны. Было больно, она сделала нам обезболивающие уколы. В голове зашумело. Хорошо! Боль отступила. Она стала зашивать раны на наших многострадальных спинах. Мне наложила семь швов, а Витьке — девять. Оставила кучу лекарств, таблеток, мазей. Когда охранники на минуту отвлеклись, она быстро сунула нам двухсотграммовую склянку спирта. Витька пытался храбриться, острить, типа, что его шкура уже на барабан не пойдёт, так как дырявая, но это было жалкое зрелище.

Он задержал на секунду её руку в своих ладонях и поцеловал запястье. Аида быстро и испугано отдёрнула свою кисть. После этого очень внимательно посмотрела на Виктора. Эта беззвучная, мгновенная сцена прошла мимо внимания охраны. Аида пообещала заглянуть к нам через три дня после её ухода пришёл комбат. Удивительно, но он был не пьян. Запах свежего перегара был, но не более того. Когда отправлял нас на экзекуцию, был в стельку, а тут раз — и трезвый как стёклышко. Вот так бы мне научиться!

Комбат был хмур.

— Выжили! — вместо приветствия сказал он.

— Не дождётесь! — вырвалось у меня.

— Если бы не я, то вас давно уже шакалы бы жрали.

— Если бы не ты, к нам бы никто не прикоснулся.

— Должен же я был вас наказать.

— Наказать? За что? За то, что мы хотели сделать тебе милость и избавить тебя же от присутствия этого предателя. Он что, нравится тебе? Тебе нравятся предатели? Он и тебя предаст, если армяне пообещают хорошие деньги. Он самолично убил лучших друзей, и ему плевать на это. Вот так! А ты его защищаешь! Он, может, и провёл противника, когда вырезали людей. У него большой опыт в подобных делах!

— Так иди ко мне начальником штаба, а второй заместителем!

— Нет! Мы принимали одну присягу.

— Скажи лучше, чего тебе надо?

— Для начала давайте выпьем! — он вытащил из-за пазухи бутылку коньяка, потом что-то крикнул охранникам, — те внесли поднос с фруктами: — Сейчас будет ещё шашлык, вы должны поправляться.

— Зачем? Чтобы ты через неделю нас снова избил, и мы сдохли в твоём овощехранилище?

— Никто вас больше пальцем не тронет. Сурет звонил. Откуда он узнал про это? Очень недоволен. Сильно ругался. Сказал, что скоро приедет. Сказал, чтобы батальонные учения провели.

— Ты понимаешь, что мы минимум неделю, а то и две, не сможем двигаться, только до туалета, и то медленно.

— Неделю? Две недели? Вах! Это много!

— Сам виноват.

— Ладно, но вы можете объяснить, как проводить занятия.

— Кому — Модаеву?

— Ну, хотя бы и ему… — комбат замялся.

— Вот так — пятьдесят процентов. А вот так — сто процентов! — я сделал известный жест, сначала до локтя, а потом до плеча. — Хочешь завалить дело — поручи его Модаеву.

— Он такое же военное училище заканчивал, вот и пусть проводит у тебя занятия.

— Мы основные темы отработали, ротные не могут, что ли, провести занятия?

— Пробовали, но у них не получается. Давайте выпьем! — он тем временем разлил коньяк.

Себе стакан, нам по полстакана. Коньяк он пил как воду, не морщась. Нам с голодухи, да после лекарств ударило в голову. В голове сразу же зашумело, мы набросились на фрукты. Витаминов, наверное, тоже не хватало, уж больно вкусными они нам тогда показались.

— Слушай, а почему братья ваши турки не присылают инструкторов?

— Не знаю, надо у Сурета спросить.

— Так что с соседним батальоном случилось?

— Вроде все хорошо, отучились, кинули их в бой. Три дня провоевали нормально, захватили деревню, как водится всех мужиков повесили, расстреляли, барахла уже там никакого не было, так, бабы одни. Потом пошли дальше, другую деревню освобождать, только спустились в лощину — по ним ударили с двух сторон из пушек и пулемётов, когда заметались, запаниковали, выехали шесть танков, и всех замесили. Осталось в живых человек десять от всего батальона. Кто погиб. Кто в плен попал. Эти танки часто появляются и портят нам всю картину. Мы тоже пару раз пытались свои танки выставлять против них. Но у них более опытные танкисты — все офицеры-наёмники.

— Офицеры-наёмники? Это круто! А не врёшь?

— Нет. Однажды подбили танк. Предлагали сдаться, но они отказались, взорвали себя гранатами. Потом уже по остаткам документов определили, что офицеры. У них были удостоверения личности офицеров, у всех. И жетоны на шеях. Все офицеры. От майора до лейтенанта.

— Русские?

— А все! — он махнул рукой. — Русские, белорусы, украинцы. Всякой твари по паре.

— М-да, печально. Жаль мужиков.

— Их вам жалко, а меня не жаль?

— Они нас не пытали, на расстрел не водили, палками не били. И потом, подумай, они сами взорвали себя. Танк тоже взорвался?

— Нет, весь боекомплект они израсходовали, сами погибли. Внутри танка все было в кровищи, в кишках, мозгах. Бр-р-р, мерзость! Какая им хрен разница, за кого воевать, деньги ведь не пахнут! Мы бы платили больше.

— Наверное, есть разница, если многие отказываются у вас воевать за деньги. Да ещё взрывают себя.

— Не понимаю. Давайте выпьем!

— И не поймёшь. Нам много не наливай, в нас уже по полкило лекарств, неизвестно, как они с коньком — подружатся или нет.

Комбат разлил остатки коньяка и достал откуда-то вторую бутылку. Мы даже не заметили, где он её прятал. Ловкач! Мы выпили. Хорошо! Боль почти ушла. По телу разошлась приятная истома.

— А я бы за хорошие бабки за кого угодно пошёл воевать!

— Не боишься, что мы Сурету расскажем?

— Не расскажете. Вы и так здесь пленные! Кто же вам поверит! Я хозяин ваших жизней, сейчас прикажу, и вас запорют до смерти!

— Дерьмо ты на палочке, а не хозяин наших жизней! Сам же сейчас приполз к нам, и умоляешь, чтобы мы спасли твой батальон и научили бороться с танками.

— Нас в училище учили так: для борьбы с танками существует три способа. Знаешь, какие?

— Нет.

— Надолбы, выдолбы и вы — долбодебы! Надолбы и выдолбы самостоятельно организуешь, а мы с Витей должны научить твоих долбодебов бороться с танками. Так?

— Так. А что такое надолбы и выдолбы?

— Объясним, а пока сиди и мотай на ус. Если ты, паскудник, ещё, хоть один раз посмеешь нам заявить, что ты хозяин наших жизней, или же что-нибудь выкинуть типа порки, то хрен тебе, а не занятия, или же возьмём и научим твоих идиотов, как правильно погибнуть в первом же бою! Ты понял?!

— Не ори, охрана услышит.

— А что у тебя есть для борьбы с танками?

— С танками? Ничего.

— Зашибись!

— И что же ты предлагаешь?

— Чтобы мы выжили и победили.

— Неплохо и похвально. Шапки есть?

— Какие шапки? — не понял комбат.

— Обычные шапки. Бери и закидывай ими танки. Больше я тебе ничего не могу предложить. Правда, есть ещё пара дедовских способов.

— Говори.

— "Коктейль Молотова".