Дитя во времени - Макьюэн Иэн Расселл. Страница 62

Когда Стивен вернулся, в коттедже было тихо. Он приготовил поднос с чаем, вышел наружу за дровами, хранившимися в пристройке, затопил камин внизу и наполнил поленьями корзину, чтобы разжечь второй, наверху. Затем он осмотрел полки с книгами Джулии в поисках руководства по родовспоможению, но ничего не нашел. Чтобы приободриться и почувствовать себя увереннее, Стивен несколько минут стоял над кухонной раковиной, оттирая руки.

Балансируя подносом, стоящим на корзине, с горячими бутылками под мышкой, он осторожно поднялся наверх. Джулия была распростерта на спине. Ее волосы взмокли, отдельные пряди прилипли к шее и ко лбу. Она была обеспокоена, недовольна.

– Ты сказал, что будешь недолго. Что ты там делал столько времени?

Стивен хотел возразить, но вспомнил, что ее раздражение могло быть частью процесса, одним из этапов, через который необходимо пройти. Вот только время для него, Стивен был уверен, еще не пришло. Или они что-то пропустили? Он дал Джулии чаю и предложил сделать ей массаж. Однако малейшее прикосновение для нее было невыносимо. Тогда он стал приводить в порядок постель. Припомнив, как в свое время Джулия сердилась на акушерку, которая говорила с ней, словно с больным ребенком, Стивен стал подражать тону футбольного тренера, тихим голосом отдающего указания:

– Подвинь эту ногу. Так, сюда. Хорошо. Все идет хорошо. Скоро все будет позади.

И так далее. Хотя Джулию это не успокоило, она сделала все, что он просил, и выпила чай.

Стивен дул на угли в камине, стараясь, чтобы огонь охватил пучок сухих прутьев, когда услышал, как Джулия зовет его по имени. Он поспешил к кровати. Она трясла головой. Она сделала движение, словно пытаясь коснуться пальцами живота, но уронила руки.

– Я не спала всю ночь. Я слишком устала, я не готова.

Слова, которыми Стивен попытался ее ободрить, потонули в долгом, протяжном крике. Джулия с трудом перевела дух, и из груди ее вырвался еще один продолжительный возглас изумления.

– Оседлай ее, оседлай волну… – начал было Стивен, но крик опять заглушил его.

Он растерялся. Призывы к ритмичному дыханию были бессмысленны. Все его наставления смело, будто порывом ветра. Джулия изо всех сил вцепилась в его плечо обеими руками. Ее зубы были оскалены, мускулы и сухожилия на шее натянулись до предела. Стивен не знал, что делать. Все, что он мог ей предложить, это свое плечо.

Он окликнул ее:

– Джулия, Джулия, я здесь, с тобой.

Но она была одна. Она втянула в себя воздух и опять закричала, на этот раз безудержно, словно в упоении, а когда воздух в ее легких закончился, это ничего не изменило, крик продолжался и продолжался. От схваток тело Джулии вскинулось вверх и перевернулось на бок. Простыня, удержавшаяся на талии, закрутилась вокруг нее. Стивен почувствовал, как вся кровать задрожала от ее усилий. Наконец Джулия издала последний горловой звук и снова смогла вздохнуть, мотая при этом головой из стороны в сторону. Когда она посмотрела на него, сквозь него, в ее расширенных зрачках загорелся огонь, появилась цель. Краткий припадок отчаяния прошел, она снова взяла себя в руки. Стивену показалось, она хочет что-то сказать, но тут руки на его плече сжались с новой силой, и Джулия провалилась в себя. Ее губы дрожали, растягиваясь во всю ширину рта, и из глубины груди поднялся придушенный стон, закупоренный, булькающий звук колоссального, напряженного усилия. Затем усилие прошло, и Джулия откинулась на подушки.

Она глубоко вздохнула и произнесла на удивление нормальным голосом:

– Хочу чего-нибудь холодного, стакан воды. – Но когда Стивен хотел встать, Джулия остановила его. – Не уходи. Вдруг опять начнется.

– Нет, нет. Акушерка еще не пришла. Джулия улыбнулась, словно Стивен решил поддержать ее веселой шуткой.

– Скажи мне, что там видно.

Стивену пришлось засунуть руку под нее, чтобы отбросить простыню.

Его ждал шок, глубокая встряска. Время замедлило свой бег, как по волшебству. Невыразимое спокойствие охватило все его существо. Стивену было явлено откровение, неземное присутствие. Он смотрел на затылок показавшейся головы. Никаких других частей тела не было видно. Плод лежал, уткнувшись лицом в мокрые простыни. В его молчании и абсолютной неподвижности чудился упрек. Вы забыли обо мне? Вы не понимаете, что все это ради меня? Я здесь. Я еще не живу.

Стивен смотрел на завиток сырых волос вокруг темени. Он не видел ни движения, ни пульса, ни дыхания. Плод не жил, словно голова на плахе, но его требование было ясным и настойчивым: «Вот, я сделал свой ход. Теперь очередь за вами». Прошло не больше секунды после того, как Стивен поднял простыню. Он протянул руку. Его пальцы коснулись бело-голубого мраморного изваяния, одновременно инертного и полного устремлений. Плод был холодным на ощупь, сырость на нем была холодной, а под ним ощущалось тепло, но слишком слабое, остаточное, заемное тепло тела Джулии. То, как внезапно и очевидно плод оказался здесь – не выходец из другого города или другой страны, но посланник самой жизни, – сама простота этого вселила в Стивена ясность и четкое понимание цели. Он услышал собственные слова ободрения, обращенные к Джулии, в то время как сам с облегчением вспоминал, быстро и отчетливо, словно озаренный внезапной вспышкой, залитую солнцем проселочную дорогу, перевернувшийся грузовик и чью-то голову. Мысли Стивена приняли простое, очевидное направление. Это и есть все, что мы имеем, это прибавление, этот плод жизни, любящей саму себя; все, что у нас есть, неизбежно приходит таким путем.

Джулия еще не была готова тужиться. Она отдыхала, набираясь сил. Стивен просунул руку под лицо плода, нащупал рот и мизинцем очистил его от слизи. Дыхания не было. Тогда Стивен протолкнул пальцы дальше, под край туго натянутой кожи Джулии, пытаясь найти невидимое плечо. Он почувствовал пуповину, толстую и крепкую, дважды захлестнувшую петлей шею пульсирующего существа. Стивен подцепил ее указательным пальцем и осторожно потянул. Пуповина пошла легко, вся сразу, и когда он снимал ее с головы плода, Джулия родила – Стивен в одно мгновение увидел всю действенность и щедрость этого глагола, – собрала воедино всю волю и все силы и родила. Со скрипучим, податливым звуком ребенок выскользнул в руки Стивена. Ему видна была только длинная спина, сильная и скользкая, с желобчатым, мускулистым позвоночником. Пуповина, все еще пульсирующая, была перекинута через плечо и свисала, обвернувшись вокруг ноги. Стивен почувствовал, что его руки – лишь перевалочный пункт, никак не цель назначения, и его первым движением было вернуть дитя матери. Когда он поднял его, передавая Джулии, они услышали сопящий звук и короткий, отчетливый крик. Ребенок лежал, прижавшись ухом к сердцу матери. Они укрыли его одеялом. Так как бутылки с водой были тяжелыми и слишком горячими, Стивен забрался в постель рядом с Джулией и они стали греть малыша теплом своих тел. Его дыхание сделалось ритмичным, и теплый цвет, глубокий розовый румянец, начал разливаться по его коже. Лишь после этого Стивен и Джулия принялись восклицать и поздравлять друг друга, целовать и нюхать мягкий затылок, пахнущий свежеиспеченной булкой. Несколько минут они были не в состоянии связно выражать свои мысли, лишь издавали торжествующие и удивленные восклицания и громко называли друг друга по имени. Удерживаемый пуповиной, ребенок лежал, прижав к лицу кулачки. Это было прелестное дитя. Его глаза были открыты и глядели на груди Джулии, возвышавшиеся перед ним, словно холмы. Рядом с кроватью находилось окно, через которое виднелась луна, опускавшаяся в просвет между соснами. Прямо над луной стояла планета. Это Марс, сказала Джулия. Слова послужили напоминанием о суровом мире за окнами. Но пока они были в безопасности, время еще не началось, и они лежали, глядя на планету и на луну, которая все ниже опускалась на небе, синевшем на глазах.

Стивен и Джулия не могли сказать, сколько прошло времени, прежде чем они услышали машину акушерки. До них донесся звук захлопнувшейся дверцы и стук шагов по кирпичной дорожке.