Смерть ростовщика - Мале Лео. Страница 24

– Ну что, хорошеньких дел вы тут натворили!

– Я больна от всего этого, – вздохнула она.

– Вижу. Ваша мать мне чуть глаза не выцарапала. Она вообразила...

Я рассказал, что она вообразила. В ответ раздалось вежливое равнодушное "ах". Она словно унеслась за своими далекими мыслями. Потом пошевелилась и приподнялась в постели:

– Я идиотка, – вздохнула она. – Я потеряла голову. Я... Я так дорожила этим браком, что была готова на все...

– Не похоже.

– Вы не понимаете... Не можете понять... Он угрожал все раскрыть...

– Раскрыть что?

– Нашу прежнюю связь.

– Кто?

– Жан.

– Марёй?

– Нет. Его тоже зовут Жан...

– Очень удобно, – рассмеялся я. – Муж и любовник носят одно имя. Можно ничего не бояться.

– Не будьте жестоким. Бог мой!

Одетт разрыдалась. Я не стал ее успокаивать. Мне это не мешало, а ей становилось лучше.

– Я вас утомляю без нужды, – сказал я, когда она затихла. – Так что я ухожу. Отдыхайте... И постарайтесь больше ни о чем не думать.

Я протянул ей руку. Она взяла ее своими тонкими пальцами и не отпускала:

– Но мне так хотелось, чтобы вы поняли, – сказала она, подняв на меня красивые влажные глаза с зелеными искорками.

– Тут нечего понимать.

– Я не шлюха.

– Я ничего не имею против шлюх.

– Но я не такая... Прошу вас, выслушайте меня... Она все еще не выпускала мою руку. Потом нежно потерлась о нее щекой и моих ноздрей коснулся запах духов.

– Вам нечего мне сказать, – прошептал я.

– Есть, – настаивала она. – Я хочу, чтобы вы поняли... Я не могла не уступить ему... снова... Он сохранил некоторые из моих писем... самые многозначительные... он собирался передать их Жану. Жану Марёй... Повторяю, я так дорожила этим браком... Я была на все готова, чтобы устранить возможные препятствия... он заставил меня выкупить письма, а затем... он пожелал... немедленно...

– Награду?

– Давайте, презирайте меня! Я не заслуживаю другого.

Она выпустила наконец мою руку и зарылась лицом в подушку. Молча я смотрел на форму ее тела под одеялом. Потом оглядел чистенькую милую комнату, полную духов и шелка. Значит, все произошло здесь? В другом месте производитель безделушек их бы не застал врасплох. Госпожа Жакье должно быть отсутствовала. Что же до старой прислуги... она была не в счет.

– Я не шлюха, – повторила Одетт. Она села в постели.

– Я должен идти, – сказал я и улыбнулся. – Это неважно... Но если бы знать заранее, насколько вы чувствительны к шантажу... Итак, до свиданья.

– До свиданья.

Она подняла руку, чтобы откинуть светлую прядь, упавшую на лицо, и от этого движения грудь, словно розовый огонек, выскользнула из складок шелковой рубашки. Я почувствовал, как у меня пересохло в горле и зачастил пульс. Сильное желание вдруг охватило меня перед этой девушкой, предлагавшей себя со спокойным бесстыдством. Я...

Нет. Я не мог.

Я вышел, унося с собой воспоминание о ее запахе.

Глава двенадцатая

Пятница 14

Газеты, уделявшие теперь мало внимания Самюэлю Кабиролю (следствие продолжалось) и вовсе никакого Баду и Латюи, жеманному убийце, бежавшему из тюрьмы (поиски продолжались), на следующий день отвели первые страницы отчету об аресте сборища мошенников высокого полета.

"Наконец остановлены подвиги банды, воровавшей драгоценности и до сих пор дерзко пользовавшейся возмутительной безнаказанностью... "

В следующих строчках отмечалось, что ни способности, ни добрая воля полиции не ставятся под сомнение. Она сделала все возможное, и если злодеи не были задержаны, так потому, что обладали мощной серьезной организацией. Но самые лучшие организации в конце концов исчерпывают себя. Так было с бандой Друйе. Как правило, они без проблем сплавляли награбленное. Никогда, нигде похищенные вещи – подробное описание которых широко распространялось – не предлагались на продажу. Можно было подумать, они их просто-напросто сохраняли. Но на сей раз им меньше повезло. Недавно украденный у американки миссис Томпсон, проездом находящейся в Париже, браслет тонкой работы из золота и платины был предложен одному ювелиру. За сим последовал арест сначала Дараньо, по прозвищу Жожо-Музыка, а затем Феликса Бюффара и Анри Друйе.

Репортер "Крепюскюль" (не Марк Кове) рассказывал о "забавном эпизоде по ходу дела". Возможно, для него и забавном. Но не для Жозефины Б., с которой и произошел эпизод. Эта Жозефина, барменша в заведении, посещаемом Друйе и его бандой, чуть не поздравляла себя с арестом Жожо-Музыки. "По крайней мере, в Санте ему не разрешат крутить по пятьдесят раз кряду одну и ту же пластинку", – говорила она всем, кто готов был ее слушать. За эти слова друзья меломана наградили ее здоровенным синяком. Чувствовалось, что репортер, как и положено благодарному зрителю, буквально давился от смеха.

Лично я вынес из этой истории вывод, что смерть Кабироля для некоторых оказалась жестоким ударом. Или я разучился читать. Но, если я не разучился читать...

Кабироль был несравненным скупщиком и имел свои маленькие профессиональные тайны, связанные с ликвидацией краденого тихо, без сучка, без задоринки. С его исчезновением имевшие с ним дело жулики попались, как новички. Господин Жожо-Музыка очевидно и звонил в тот день по телефону. Он и его приятели собирались сбыть Кабиролю товар, вероятно драгоценности старухи Томпсон. Возможно даже, у них должна была состояться встреча в другом месте, чем улица Фран-Буржуа, и любитель "Гордецов" Мисраки удивился, не дождавшись укрывателя краденого...

Дальше, в свете других событий и ценой двух-трех мигреней, эти газетные статьи при более пристальном изучении откроют мне больше. Сейчас они ставили на его истинное место в интриге господина Жожо-Музыку. Что ж, тоже кое-что, хотя и не очень важное.

* * *

Наконец настал момент, когда я мог и был должен заняться госпожой Жакье. То есть ее мужем. На тот случай, если она и думать о нем забыла, я позвонил ей в пятницу утром. На улице Ториньи сняла трубку и сказала "Алло" Одетт.

– Здравствуйте. Это Бурма.

– О! Здравствуйте.

– Встали или лежите?

– Встала.

– Значит, уже лучше?

– Да. Я вела себя такой идиоткой в тот день.

– Вы повторяетесь. Моя общеизвестная галантность вынуждает меня каждый раз опровергать вас, но в конце концов мне надоест. Ваша мать там? Я хочу с ней поговорить.

– Да. Передаю ей трубку.

– Алло, – раздался голос госпожи Жакье долгую минуту спустя.

Может быть, она боялась, что я ее укушу.

– Сегодня долгожданный день, – объяснил я. – Вскоре мы встретимся с Мисс Пэрль. Позвонить вам, как только что-нибудь узнаю?

– Да, пожалуйста. Я никуда не собираюсь выходить. Должна ли я предупредить мэтра Диану?

– Если хотите.

* * *

Я уже звонил в "Ла Пист", указанное мне Мишелем Сельдоу пристанище путешественников, и мне любезно ответили на вопросы. Да, Мисс Пэрль, господин Марио и господин Гюстав остановятся в этом заведении на весь срок их ангажемента. Их комнаты зарезервированы. (Никого похожего на Жакье среди них, но это ничего не значит.) Но до одиннадцати утра пятницы 14 апреля мне не удастся с ними повидаться.

В четверть двенадцатого я предстал перед Мисс Пэрль.

Она вполне соответствовала портрету, полученному мной от сонного юнца. Высокая стройная девушка нордического типа, гибкая, как кошка. На красивом лице с правильными чертами – мечтательные глаза прозрачной синевы. Волосы агрессивного платинового цвета по всей видимости требовали света прожекторов, чтобы их оценить. Декольте не было. Она завернулась в халат с монограммой, не приоткрывавший даже миллиметра кожи. Зато под ним на ней были надеты разве что трусики, да и то не наверняка. Должен признать, если бы мне пришлось выбирать между ней и госпожой Жакье, я бы долго не колебался. Но я здесь находился не за тем, чтобы оправдывать поведение беглого мужа.