Смерть ростовщика - Мале Лео. Страница 31

– Не знаю. Машинально, наверное.

Я вздохнул:

– Увы, нет. Вы записали его, потому что для вас он был очень важен. Была еще одна причина вашего интереса ко мне.

Я стукнул кулаком по столу:

– Тут-то и начинаются неприятности. И не знаю, как ко всему этому относиться. Возможно, меня обвели вокруг пальца. Но, в конце-то концов, я такой же, как вы, я ни о чем не жалею, а что сделано, то сделано. Да, моя дорогая. Вы записываете мой адрес потому, что знаете – ваша мать недавно подумывала обратиться к частному детективу для розысков своего пропавшего мужа. Застав меня у Кабироля, вы решили, что она осуществила свое намерение, не сказав вам об этом... Вам не нравится, что мое расследование могло привести к ростовщику и вы хотите успокоиться на сей счет...

Я поискал глазами стакан. Столь длинные фразы вызывают жажду. Стакана не нашлось.

– Жакье умер в ноябре, и с ноября вы знаете об этом, – сказал я. – И его тело никогда не будет найдено.

– Латюи, выгнанный из убежища у Изабеллы Баварской, угрожает раскрыть ваше преступление, если вы не исполните четырех его требований. Точнее, трех: пристанище, укрытие и прочие услуги. История, которую я преподнес вам в субботу и на которую вы с таким облегчением "клюнули", была выдумкой. Но мне требовалось смягчить вас, не раскрывая своих козырей, и узнать, действительно ли Латюи там, где я думал. Итак, укрытие, жилье и прочее. Марёй застает вас вместе и порывает с вами. Я упоминал о четырех требованиях. Три принадлежат Латюи. Четвертое – ваше. Латюи держит вас в руках, но, видно, вам все-таки удалось слегка заговорить ему зубы и, играя на его воровских инстинктах, вы посылаете его ограбить магазин Марёй, где, как вам известно, постоянно хранятся значительные суммы. Свою часть добычи вы используете на то, чтобы заставить молчать гимнастов. Вернее, чтобы они говорили то, что нужно вам. Вы оставляете или посылаете кого-то оставить пакет с деньгами в "Ла Пист". Следовательно, вы знали, где они останавливаются. Жакье, который, кстати, наставил-таки рога вашей матушке, возможно говорил об этом в свое время. Затем вы звоните Марио и диктуете условия. Голос грузчика, как сообщил мне Марио. Как же! Голос по телефону легко изменить. Марио, раздавленный горем после падения жены, во всем мне признался, но сначала он честно отрабатывал ваши деньги и здорово заморочил мне голову в пятницу утром.

Я разжег трубку и выпустил облачко дыма.

– Ну вот. Возможно, виновата во всем ваша мать. Она легкомысленна и никогда всерьез вами не занималась. Вы принадлежите к поколению, не скажу проклятому, но почти. Дети этой кровавой глупости, называемой войной; дети краха, всех возможных крахов; дети оккупации и оккупации правонарушений; дети освобождения страны и освобождения глупости. Мне кажется, вы спали с Кабиролем с некоего дня или вечера прошлого ноября. Но вы должны были давно знать, что он за птица, и были его сообщницей. В конечном счете, литейная мастерская Ларшо отчасти ваша собственность, а Кабиролю требовалась литейная мастерская. Потому что скупленные краденые вещи он не сплавлял, а переплавлял. Вот почему нигде не находят следов похищенных драгоценностей. Прибыль уменьшалась, зато риска никакого. Когда он не отливал слитки, то делал из золота славненькие парижские сувенирчики, вроде той обнаженной танцовщицы, острие которой вы всадили ему в сердце, и копий которой тысячи, правда, медных. Одна такая валялась на столе у Марёй. Да, вы, будущая владелица мастерской, и как минимум один рабочий – Шарль Себастьян – были его сообщниками. И вот, однажды вечером Жакье раскрывает ваши проделки и махинации. Вы были там... Я не хочу сказать, что именно вы его убили...

Она подняла ко мне вдруг поблекшее лицо с полными слез глазами. Ее грудь бурно вздымалась. Подбородок дрожал как у старухи. Да и выглядела она очень старой.

– Нет, я не думаю, что это сделали вы...

Я не узнал далекий бесцветный голос, когда она зашептала:

– Он сразу все понял... Кольца, броши, куча золота на столе... и мы его плавили... Я потеряла сознание в самом начале борьбы... а потом я его увидела, он лежал... мертвый... Кабироль увел меня к себе..., запер... ушел. Вернулся... они бросили труп в Сену... я должна была молчать... он мог доказать, что я – единственная виновница... я так толком и не поняла, что же произошло той ночью... только то, что мне пришлось ему уступить... я помню, он говорил, что ему больше не представится такой возможности... он давно ждал ее...

В Сену? В воду? Как бы не так! Когда располагаешь раскаленными печами с температурой в 1700°? Нужно быть идиотом. Кабироль им не был. Они разрезали и сожгли труп. Но если Кабироль не был психом, то второй им стал. У Шарля Себастьяна под впечатлением жуткого занятия немного спустя рассудок затуманился огнебоязнью. Догадывалась ли она хоть на минуту о таком раскладе событий? Ба! Я не стану без нужды обрисовывать ей картину.

– Очень хорошо, – заключил я. – Нет, это не вы... По крайней мере, надеюсь.

Я встал.

– Кабироль был негодяем. Он не заслуживал жизни. Латюи прикончил не бедного безобидного недотепу. Возможно, он в своем роде тоже был жертвой, но мне пришлось бы очистить немало луковиц, чтобы пролить слезу над его участью. Я ни о чем не жалею. Один Жакье не давал мне покоя. Но все ведь сделал Кабироль. Конечно, остается еще Мисс Пэрль...

Я подобрал снимок акробатки.

– Она, возможно, не умерла бы, не будь такой нервной. Она бы не промахнулась. Но она нервничала. Она не одобряла согласия Марио на предложенную сделку, чувствовала, что за всем этим кроется трагедия, и это внушало ей беспокойство. Не получи Марио денег, она была бы жива... Но, это не мое дело. Вы можете идти. Я кинул снимок на бювар.

– Да! Есть еще субботний эпизод. Случай, поставивший точку в конце дела. Я хотел заманить Латюи в спокойное местечко, поговорить, добиться от него подтверждения вашей вины... хм-м... возможно, еще кое-что. У меня тоже были нехорошие мысли. Не знаю... стараюсь не знать...

Я замолчал. Сотрет ли полностью воспоминания о тех нехороших мыслях мое намерение облагодетельствовать малыша, лишенного медвежонка (когда я раздобуду адрес его родителей), на 50 тысяч, украденных у Кабироля?

– И я никогда не узнаю, – глухо продолжал я, – последовал ли Латюи за мной по своей воле, попавшись на крючок, или по вашему наущению... И если верно последнее, то конечно же я так никогда и не узнаю, сделали вы это в надежде на то, что он меня убьет или наоборот... Не знаю... Я не хочу этого знать.

Она встала, откинула волосы с красивого лица и молча взглянула на меня. В ее глазах не отражалось никаких чувств. Я сунул трусики в пакет, а пакет ей под мышку. Она скрестила руки на груди, чтобы не расходились борта жакета и не видно было обнаженной груди, и направилась к выходу. При каждом шаге в разрезе юбки мелькал проблеск шелка.

* * *

Назавтра "Крепюскюль" в разделе происшествий опубликовала сообщение:

"На улице Бретань молодая девушка 22 лет, мадемуазель Одетт Ларшо, живущая на улице Ториньи, бросилась под колеса грузовика. Несчастная скончалась вскоре после поступления в госпиталь. Судя по всему, это самоубийство. Впрочем, так как водитель грузовика был не совсем трезв, будет открыто следствие".