Тайны одного Парижского бульвара - Мале Лео. Страница 19
– Какую?
– Начиная с сегодняшнего дня, вы оставите в покое русскую, а я, со своей стороны, прекращаю заниматься блондинкой.
– Русскую? Ах, так? Значит, в конечном итоге, это все-таки Соня Перовская присылала вас ко мне?
– Нет. Это был Гольди.
– Гольди?
– Да.
– Фу-ты ну-ты!
– Хватит фукать. Для меня это звучит слишком по-китайски. Не забывайте блондинку, месье Чанг, месье Пу. И если мы уже вспомнили о Гольди, то не забывайте, что он мертв. Для вас это новость?
– Нет. Вы хотите обвинить меня в его смерти?
– Нет. Совершенно очевидно, что вы непричастны к этому. Вы видите, что я лоялен по отношению к вам, не правда ли? Может быть, это идиотизм с моей стороны, но это так. Впрочем, похоже, что вы считаете меня за чудака на букву "м".
Он не мычит, не телится, но вид его выражает полное согласие. Продолжая эту игру, он уже рискует схлопотать по зубам.
– Остается еще блондинка, – говорю я.
– Блондинка?
Я показываю пальцем в потолок:
– Которую вы храните в шкафу там, наверху. Может быть, это член вашей семьи...
– Почти.
– Там у вас очень развит культ мертвых. Я знаю. Но полицейским данного района это может не понравиться.
– Если говорить о полицейских данного района, а также и в более широком масштабе, – говорит Чанг Пу, изображая живого Конфуция, – то вы себе не представляете, как мало вещей им нравится.
Я начинаю нервничать. Строю самую угрожающую рожу, какую могу, и шепчу ему в ухо:
– Мне уже осточертела эта беседа на восточный лад, месье Чанг Пу. Я могу причинить вам неприятности, старина, очень много неприятностей.
– И мне осточертело тоже. Я... я вел себя на китайский манер, чтобы не разучиться. Такая вот форма патриотизма. Что же касается неприятностей... Все могут причинить неприятности всем, и вы правы в том, что частный детектив делает это легче, чем кто-либо другой. Именно поэтому, безусловно, будет лучше поговорить спокойно.
– В добрый час.
Он выбирается из-за своей кассы.
– Ну ладно, поднимемся ко мне. Там нам будет спокойно.
– Как вам угодно, Чанг. Но если вы намереваетесь спарить меня с блондинкой, то, предупреждаю вас, это дохлый номер.
Он хохочет тихо, но бурно. Его лицо морщится, плечи трясутся.
– Спарить вас с блондинкой! – произносит он. – Правда, очень смешно.
– Смешно будет не всё время. Я прибыл сюда, приняв меры предосторожности. То, что я нахожусь у вас, известно, и если по истечении определенного времени...
– Вам нечего бояться, – говорит он, – сюда, пожалуйста. Дорогу вы знаете, но, тем не менее, разрешите мне пройти вперед.
Мы проходим коридор, поднимаемся по лестнице, пересекаем комнату-мастерскую – печатный станок все еще здесь – и проникаем в комнату с примечательным шкафом. Чанг Пу усаживается перед ним, изображая охранника. Я беру стул и занимаю позицию подальше.
– Хорошо, – говорит китаец, – чего, собственно, вы хотите?
– Чтобы вы оставили в покое Соню и ответили на пару моих вопросов.
– Что касается Сони Перовской, то вы уже выиграли. Не потому, что я вас испугался, а дело в том, что я как раз решил бросить. Я не ребенок. Я пожил на свете. И знаю, до каких пор можно тянуть резину и в какой момент надо остановиться. Я выжал Соню, как лимон, и не могу надеяться получить дополнительно еще хоть что-нибудь. Такие вещи чувствуешь. Я могу только довести её до отчаяния, и тогда, в такие вот моменты, никогда не знаешь, на что могут быть способны эти голубки, эти овечки...
– Они могут превратиться во львов.
– Да, они могут стать очень опасными. Недавно, она должна была вам об этом сказать, я пригрозил увеличить тариф. Я делал это просто для того, чтобы не потерять лицо. Я хотел дать ей понять, что не надо играть со мной в солдатики. Я думал, что это она подослала ко мне своего типа, то есть вас, которого я застал за работой как раз в этом месте. Я ей пригрозил, но уже знал, что не смогу ничего больше из нее вытянуть, и был готов бросить. Вот так.
Он излагает мне всё это спокойно, очень естественно. Он силён.
– Вот так, – повторяет он. – Вас устраивает этот вариант?
– Устраивает, и даже очень.
– А сейчас, наверно, дела пойдут не так прекрасно. Вы говорили о вопросах, но я не обещал на них отвечать.
– Вы ответите.
– Почему?
– По причине того, что находится сзади вас.
– Сзади?
– Да, блондинка.
– А, блондинка...
Он ухмыляется:
– Все блондинка да блондинка. Забавно. Давайте ваши вопросы. Посмотрим.
– Соня передала вам бриллиант. Он мне нужен. Он ухмыляется еще шире:
– Ваша первая фраза – утверждение. Вторая – желание. Здесь нет вопроса. Я не знаю, как отвечать.
– Вы китайствуете? Давайте китайствовать вместе. Соня передала вам бриллиант?
– Да.
– Хотите вы вернуть его мне?
– Нет.
– Почему?
– У меня его больше нет.
– Продали?
– Да.
– Кому?
– Кой-кому.
– Дорого?
– Да.
– Могу ли я вам верить?
– Да.
– Смешно, но я вам верю. Не ошибаюсь?
– Нет.
– Очень хорошо.
"Очень хорошо" не требует ответа. Он его и не дает. Я продолжаю:
– Вы передали бриллиант Гольди. Это утверждение. Правильно?
– Да.
– Чтобы ему продать?
– Нет.
– На экспертизу?
– Да.
– Он вам его вернул?
– Да.
– Знал ли он, от кого у вас этот камень?
– Нет.
– Он у вас спрашивал?
– Да.
– Вы ему ответили?
– Нет.
– Он настаивал?
– Да.
– Но не добился от вас в ответ ни слова?
– Нет.
Я вынимаю платок и вытираю лицо. Такое чувство, как будто я схожу с ума. Как мог узнать Гольди, что на конце этой цепочки были русские? Если Чанг Пу, а я ему верю, не сделал ни малейшего намека? Я ставлю самому себе этот вопрос и отвечаю ругательством. Потом продолжаю:
– Перед тем, как пойти угрожать Соне в ее лавке, вы пошли к Гольди. Правильно?
– Да.
– Потому что вы думали, что он был инициатором моего визита?
– Да.
– Похоже, что этот бриллиант его заинтересовал, не правда ли?
– Да.
– И вы подумали, что я ищу тот же бриллиант?
– Да.
– Итак, на другой день, чтобы не потерять лицо, вы пошли к нему с намерением его обругать. Но его не было дома, так?
– Нет.
– То есть, дома он был, но уже мертвый. Точно?
– Да.
– Это вы были причиной его смерти?
– Нет.
Я себя спрашиваю, на кой ляд я продолжаю этот бессмысленный диалог? Между тем, похоже, что Чанг Пу изгиляется надо мной, но в рамках приличия, учитывая его азиатскую психологию.
– Ну, хорошо, – говорю я, – я думаю, что это все. Но вы согласны, что ответили на мои вопросы, не так ли?
– Да.
– Почему вы были так покладисты?
Его ответ звучит менее лаконично, чем предыдущие:
– Потому что я не вижу надобности иметь кого-нибудь у себя на шее, когда я могу избежать этого неудобства. Черт бы меня подрал, если я понимаю, зачем вы задавали мне все эти вопросы, но я ответил на них, не компрометируя себя. И потом... вы не штатный сыщик. Вот так... Теперь, если после вас придут настоящие, по своей воле или по вашему совету, то им потребуется чертовское умение, чтобы заставить меня говорить... если у меня не будет охоты.
– В общем, вы сделали мне одолжение?
– Да.
– Потому что я показался вам симпатичным?
– О, нет! Нельзя сказать, что вы мне очень нравитесь.
Но не вижу причины, для чего я должен был бы усложнять себе жизнь.
– Вы очень уверены в себе, да?
– Так себе.
– Однако, с тем, что спрятано в вашем шкафу, вернее, что было спрятано, так как вы должны были его очистить... Подозреваю, что именно потому, что я знаю, что было в этом шкафу, вы вели себя так примерно.
Он хохочет.
– Так уж он вам дорог, этот шкаф?
– Немало.
Он хохочет пуще прежнего.
– Послушайте, месье Бурма, – говорит он, – я не знаю, хороший вы детектив или плохой. Наверное, вы такой же, как и все – серединка на половинку. Ваш нюх или ваши мозги дают вам возможность раскопать определенные веши, но порой вы должны делать такие ляпы...