Тайны одного Парижского бульвара - Мале Лео. Страница 29

– Вот что привело меня к вам, – говорю я. – Я не хо тел говорить вам об этом вчера вечером по нескольким причинам. Во-первых, вы были потрясены. Во-вторых, эти полицейские долго возились с формальностями, и все время кто-нибудь из них крутился возле нас. В-третьих, я не люблю держать речи в деревне. Меня вдохновляет только Париж. В-четвертых, – чуть было не забыл – на меня оказывают впечатление большие деревья. Кто знает, я, может быть, умру повешенным. Не знаю. Короче, я пред почел подождать сегодняшнего утра.

Вдова полковника Спиридовича ёрзает в своем кресле, поглядывает на часы, но ничего не говорит. Я продолжаю:

– Я пришел попросить у вас маленький подарок для этой очаровательной дамы, которая меня сопровождает. Она обожает бриллианты, а я не имею средств удовлетворить ее желание. Я подумал, что вы мне не откажете.

Она вздрагивает:

– Как так?

– Вы меня слышали. Нет необходимости повторять.

– В качестве кого вы у меня об этом просите?

– Ни в каком качестве.

– По крайней мере, вы откровенны.

– Вот в этом вы ошибаетесь, но это неважно.

– Может быть, вы хотели бы также, чтобы вместе с бриллиантом или с какой-либо другой драгоценностью я подарила этой молодой особе весь набор белья – самого шикарного, конечно, какое только тут есть?

– Нет, мадам. Если бы Элен захотелось иметь эластичный пояс, бюстгальтер, кружевные трусики или еще что там, она купила бы это за свои деньги. Нас бы замучили угрызения совести бесплатно пользоваться этими изделиями, так как они не были украдены. Но дело обстоит иначе с драгоценностями или бриллиантами, которыми вы располагаете.

– То есть как это?

– Бриллианты, которые вы храните, краденые. Что вам стоит дать мне один или два из них?

– Я…месье... право...

Она пытается улыбнуться. Пустой номер.

– Это шутка... я... не понимаю.

– Сейчас я вам объясню. Сокровища русской императорской короны не попали полностью в руки Советов. Часть их могла быть спасена людьми, впоследствии оказавшимися в эмиграции. Кроме главарей, и не всех к тому же, в курсе этого дела было очень немного людей. Эти драгоценности короны являлись одновременно реликвиями и возможной военной казной для военных действий, также возможных. Генерал Горопов, если говорить только о нем, никогда не делал тайны из своего желания возвратиться на родину. А между тем экспедиция такого рода стоит дорого... унизительно было бы, даже для такого благородного и святого дела, получать деньги от заграницы. Таким образом, сокровища Романовых могли оказаться когда-нибудь очень полезными, если их добавить к менее чистым деньгам. Хранителем этого сокровища был один из руководителей эмиграции: полковник Спиридович, то есть ваш муж, мадам. Точно?

– Продолжайте, – бросает она мне.

– Годы идут, а священная война не состоялась. Мало-помалу умирают некоторые офицеры, знавшие тайну существования этих драгоценностей короны, и...

– Довольно, – вопит русская. – Вы что, инсинуируете, что мой муж...

– Нет, мадам. Я ничего не инсинуирую. Все эти люди были уже немолоды, когда Ленин и Троцкий взяли власть. Изгнание для них было тяжелым испытанием. Они умерли естественной смертью. К тому же это были свидетели, которые исчезали и которые не стали бы протестовать, если бы...

– Если бы?..

– Если бы, поддавшись соблазну, полковник Спиридович в один прекрасный день решил завладеть сокровищем, которое было отдано ему на хранение, сокровищем своего царя. И, по-видимому, такой день наступил, ибо тот бриллиант, который украла у вас Соня, чтобы заплатить своему шантажисту, был опознан как часть этого сокровища.

– У вас есть доказательства?

– О, мадам! Наилучшее доказательство вы приведете сами, если понадобится. Так как я предполагаю, что, если я обнародую свои обвинения, вы не откажетесь отдать на экспертизу те драгоценности, которые вы еще храните, не правда ли? А потому не будем говорить о доказательствах, и поверьте моим утверждениям.

– А тот бриллиант... кем был опознан?

– Одним евреем с улицы Папийон. Я добрый малый. Я сейчас расскажу вам всю историю. Соня крадет у вас бриллиант и отдает его шантажисту китайцу. Китаец несет бриллиант некоему Гольди, чтобы узнать, сколько он стоит. Гольди, который связан с Розеном, евреем, о котором я говорил, рассматривает бриллиант. Они вдвоем опознают его, не по огранке, размерам или там еще по каким-то признакам, но просто-напросто потому, что его описание имеется в специальном издании. В то время, когда красные взялись "сплавлять" драгоценности короны, было составлено и распространено описание всех драгоценностей, как тех, которые оказались в руках Советов, так и тех, что ушли от них. Это было сделано для того, чтобы помешать красным. Тогда красные подвергли вторичной огранке ценности из своей добычи. Но та часть сокровища, которая хранилась у белых, осталась, конечно, нетронутой. Таким образом, Розен, к которому Гольди обратился за советом, поискал в своих архивах и обнаружил описание и фотографию бриллианта, отданного на экспертизу китайцем. Это был бриллиант из царских сокровищ. Китаец забирает обратно камень, а Гольди и Розен начинают размышлять, каждый у себя. Гольди, я не знаю, с какой целью... (быть может, шантаж, так как к нему легко было приступить, либо просто из желания извлечь пользу из посредничества между хранителями бриллиантов такого рода и богатыми коллекционерами) старается узнать, у какого лица русской национальности получил китаец свой камень. Почему он думает, что это лицо – русский? Может быть, потому что до него дошли слухи (всякая тайна в конце концов выходит наружу), что русские эмигранты владеют частью сокровища. Затем все это плохо оборачивается для него, так как Розен, после размышлений и не зная, что китаец, о существовании которого он даже не подозревает, уже забрал свою драгоценность, наносит этому Гольди визит, который заканчивается дракой и внезапной смертью последнего. Но это уже другая история, которая вас не касается. А теперь вернемся к вам. Вы ведь не можете больше ничего отрицать, надеюсь?

Она ничего не отвечает. Она, правда, немного не в своей тарелке, но не сдается.

Я продолжаю:

– Вы изменили делу белой эмиграции, сохранив для себя состояние, которое принадлежало ей. Что подумают белые русские – не все же они умерли, – если я им все это расскажу?

Она медленно произносит:

– И за то, чтобы не рассказывать им все это, вы хотите получить для этой молодой особы маленький подарочек?

– Вот именно.

– Иначе говоря, это – шантаж?

– Это дело началось с шантажа, я почувствовал, что это заразительно, и подключился к общему движению.

Она глубоко вздыхает. От такого вздоха может лопнуть бюстгальтер.

– Мадемуазель сама выберет бриллиант, который ей понравится. Но я бы хотела, чтобы вы поняли, месье. О! Я не собираюсь изображать невинность. Мы были виновны. А теперь я одна должна нести этот груз. Но надо же попытаться понять и нас. Пока мой муж верил в возможность вооруженной интервенции против красных, он был верен нашему делу. Мы были бедны, но мы боролись, и у нас была вера...

Она ломает себе руки, её лицо перекошено.

– Горячая вера. А потом вдруг... случилось большое несчастье. Душа заговора генерал Горопов, тот, без которого ничего не было возможно, исчезает, по всей видимости, похищенный ЧК, переименованной в ГПУ. Какая пропасть, месье. Такая благородная и могучая личность... генерал Горопов... После исчезновения генерала Горопова провалились все надежды, незачем больше призывать к интервенции, никогда больше не будет святой победы... Ночь окончательно опустилась на Россию... Тогда мы со Спиридовичем... мы были слабы... мы изменили нашим братьям... С тех пор, как нашего вождя не стало с нами, мы одни знали о тайне сокровища, и мы не устояли перед искушением...

Я достаю носовой платок, сую его себе под нос и с силой машу левой рукой в сторону Наташи:

– О! Прошу вас! Прекратите! Прекратите! А то вы заставите меня заплакать.