Фирман султана - Малик Владимир Кириллович. Страница 9

— Он приедет! Не может не приехать! А не захочет — силой привезём его!

— Как же это сделать? Вас немедленно схватят в Сливене! Там полно войск! Кроме того, мы подвергаем опасности свой новый стан…

— Младен, это… моя последняя просьба к тебе, — тихо проговорила Анка.

Воевода опустил плечи, помолчал. Потом махнул рукой:

— Ладно.

4

День был ветреный, холодный. Вместо мелкого колючего снега, что шёл в горах, здесь, в долине, сыпалась надоедливая морось. Пронизывающие колючие иглы секли лицо. Гайдутины кутались в грубошёрстные епанчи [4], глубже натягивали шапки. Вздрагивали и фыркали мокрые кони.

Драган дал знак остановиться. Четыре всадника спешились, завели лошадей в узкое мрачное ущелье, привязали к деревьям. Возле них остался Дундьо. Он по-медвежьи, неуклюже обнял всех уходящих:

— Счастливо, друзья!

Когда стемнело, Драган, Якуб и Звенигора вошли в город. Узким переулком, залитым жидкой, чавкающей под ногами грязью, добрались до базарной площади. Драган оглянулся и, убедившись, что вблизи никого нет, постучал в ставни большого высокого дома. Двери быстро открылись, показался хозяин.

— Кто тут? — спросил, присматриваясь к тёмным фигурам.

— Бай Димитр, поклон от воеводы, — прошептал Драган, заходя в сени.

— Прошу в дом, друзья, — так же тихо ответил хозяин и, закрыв за ними двери, закричал: — Майка, майка [5], дай нам чего-нибудь подкрепиться!..

— Что узнал, бай Димитр? — спросил Драган, ставя на стол чарку.

— Выведал все, что надо. Сафар-бей расквартировал своих головорезов в замке, а сам остановился у богатого спахии Онбаши.

— Это хорошо. В замке его труднее было бы взять.

— Дом Онбаши тоже усиленно охраняется. Сафар-бей всюду выставил стражу.

— Вот как!

— Но рядом с Онбаши живёт мой старый приятель Станко. Этого не предусмотрел ага, — улыбнулся Димитр. — Правда, пришлось немало потрудиться, чтобы уговорить Станко помочь нам, но все же согласился. Он оставит на ночь ворота не запертыми, а также выставит из сарая лестницу — ею вы воспользуетесь, чтобы перелезть через каменную стену, которая отделяет усадьбу Онбаши от двора Станко. А с той стороны опуститесь по верёвочной лестнице — я приготовил…

— Спасибо, бай Димитр.

— Теперь смотрите внимательно. — Бай Димитр взял из очага головешку и начал быстро рисовать на краю стола. — Это дом Онбаши. С улицы в него только один вход, — там всегда стоит янычар… Второй часовой — на углу возле ахчийницы. Третий, конный, все время проезжает от одного к другому. Очевидно, для того, чтобы не заснули или не отлучились куда-нибудь… Остальные янычары — более десятка — живут в одной из комнат дома Онбаши, но они обычно ложатся спать вместе с курами. Зато сам Сафар-бей засиживается допоздна.

— Возле его двери нет часового?

— Внутри дома нет. А вот в саду, куда выходят окна комнаты Сафар-бея, после того, как ага ложится спать, обязательно стоит один янычар. Поэтому опаздывать нам нельзя.

— Ещё раз спасибо, бай Димитр. Думаю, все будет хорошо. Теперь выслеживайте другого зверя — Гамида! Этого будет нелегко захватить. Но взять должны! Веди нас, бай Димитр!

5

Якуб пересёк улицу и остановился напротив большого двухэтажного дома Онбаши. В окнах мигал трепещущий свет свечей. Перед дверями стоял дежурный янычар.

— Дур! Кто такой? — заступил он дорогу Якубу.

— Кагамлык! — обрадовался Якуб. — Ты ли это? Вот не думал встретить знакомого! Надеюсь, ты не забыл Якуба?

— А-а, старик! Откуда ты вдруг взялся? — вытянул шею янычар и покрутил небольшой, круглой, как булава, головой.

— Услышал, что ага с отрядом вернулся с войны, и решил проведать. Узнать о здоровье, да ниспошлёт его аллах… Да и дело у меня к нему…

— Гм, не мог ты другое время выбрать, старик? Ночь на дворе!

— Только вечер. А днём Сафар-бею не до меня: служба, поездки, друзья. Разве найдёт он хоть минутку для старого знахаря, когда у него ничего не болит? О нас вспоминают, когда припечёт!

— Ну, тебе-то он обрадуется! Чем ты сумел покорить его сердце?

Якуб не ответил на вопрос.

— Так можно пройти?

— Да иди уж… Сначала прямо, а потом — последние двери налево. Представляю, как удивится ага!

«Я тоже представляю», — подумал Якуб и вошёл в полутёмный длинный коридор.

Нашёл последние двери, постучал. Услыхав голос Сафар-бея, порывисто открыл дверь и вошёл в комнату. Освещена она была скупо, только одной свечой, поэтому углы были в густой тени. У противоположной стены, за низеньким столиком на кривых ножках, сидел Сафар-бей. Он сразу же поднялся:

— Якуб? Вот не ждал! Заходи, садись, гостем будешь! Салям!

— Салям! Правда, у гяуров-урусов есть пословица: «Непрошеный гость хуже татарина»!

— Ну что ты говоришь, Якуб! Я тебе всегда рад, сам знаешь! Садись.

Якуб сел на низкую мягкую тахту, что стояла между окнами, Сафар-бей — на стул напротив. Выглядел он усталым и бледным. Глаза глубоко запали, между бровями появились морщины.

— Как всевалось, Ненко?

— Не называй меня так, Якуб, — скривился ага и с горечью в голосе добавил: — Воевалось? Очень плохо… Гяуры не отступили ни на шаг! И хотя нас было в полтора раза больше под Чигирином, мы не смогли взять эту крепость. А сколько верных защитников ислама сложило свои головы в полудиких сарматских степях! Скольких отважных рыцарей недосчитался падишах после месячной осады этого проклятого города!

— Чем же это можно объяснить?

— Аллах отступился от защитников славы падишаха!

— Нет, Ненко, не обвиняй аллаха. Должно быть, вся причина в том, что казаки и урусы защищали свою землю, свою свободу, а это удваивало их силы.

— Думаю, Якуб, ты не учить меня пришёл в такой поздний час?

— Конечно, нет, Ненко. У меня серьёзное дело. Нас здесь никто не услышит?

— Никто. Говори смело.

— Ненко, умирает твоя мать.

— Что?! — Сафар-бей ожидал всего, только не такого известия. По лицу промелькнула мучительная тень, которую ага напрасно пытался скрыть от собеседника. — Моя мать?..

— Да, мой дорогой Ненко. Ей очень плохо.

— Чем же я могу помочь ей? Я даже не знаю, где она.

— Она хочет видеть тебя.

— Но это же невозможно! — воскликнул поражённый Сафар-бей.

— Почему невозможно? Какая бы стена ни разделяла вас до этого, перед смертью той, что дала тебе жизнь, она должна пасть!

Сафар-бей наклонил голову. Молчал. Пальцы невольно и быстро перебирали складки широких шаровар.

— Куда ехать? Далеко? — спросил глухо.

— Я проведу тебя… На третий день ты снова будешь в Сливене.

— И гайдутины не побоятся впустить меня в свой лагерь?

— Мы завяжем тебе глаза. Гайдутины вынуждены будут это сделать.

— Ты говоришь так, Якуб, словно и сам гайдутин…

— Не об этом сейчас разговор. Что же ты решаешь?

— Мне жаль разочаровывать тебя, Якуб, но я никуда не поеду. Со временем об этом станет известно беглер-бею. Я не могу рисковать своим будущим.

— На войне ты каждый день рисковал жизнью, Ненко, и, уверен, не боялся!

— Там совсем другое. Там шла война.

— Это твоё последнее слово?

— Да.

Якуб поднялся, взял со стола подсвечник со свечой и подошёл к окну. Постоял в глубокой задумчивости, тяжело вздыхая и с сожалением качая головой. И если бы Сафар-бей не был так взволнован, он заметил бы, что Якуб, пристально вглядываясь в тёмный сад, дважды поднял и опустил перед собою свечку. Но занятый своими нелёгкими мыслями, ага пропустил это мимо внимания. Якуб вернулся назад и поставил подсвечник на место.

— Я думал, у тебя мягкое сердце, Ненко.

— Будь у меня мягкое сердце, я бы не был воином, Якуб.

За окном послышался шорох и стук. Сафар-бей вскочил на ноги. С подозрением глянул на Якуба: