Двенадцать тысяч лет назад - Анэ Клод. Страница 6

Диковинные истории рассказывали торговцы: о людях с длинными хвостами, при помощи которых они раскачиваются на ветвях деревьев; о людях, у которых голова на груди, и о людях с одним глазом посередине лба; о страшных демонах и чудовищах, подстерегающих человека в пустыне и в горах… И все это они говорили своим певучим голосом на странном языке, составленном из всевозможных слов, заимствованных ими у разных народов, которых они встречали на своем пути.

И что еще было удивительно – торговцев сопровождали люди, которых они называли рабами; эти рабы несли мешки с товарами, разводили огонь, приготовляли пищу. Когда же они чем-нибудь не угождали своим господам, те били их, а слуги принимали удары, как должное, и никогда не возвращали их обратно.

Это было непонятно людям с реки… для них охота была и трудом, и наслаждением; она была самым прекрасным из всех мужских занятий, потому что с ней был связан риск, который придавал этому делу остроту. Зачем же нужны рабы? И потом – откуда их взять?

У потомков Медведя обязанностью и гордостью мужчины было кормить и содержать женщин, детей и стариков; они все были равны между собой, равны и свободны. И когда торговцы хвастались, что дома у каждого из них по десятку рабов, – «Медведи» смеялись: разве они слабые женщины, что не могут сами добывать себе пропитание?

У рабов была совсем черная кожа, жесткие вьющиеся волосы, толстые губы, – широкий приплюснутый нос. Когда они смеялись, их белые зубы обнажались и сверкали, как у волков. Вечером они сидели вокруг костра и пели протяжные грустные песни.

Нон и Ма с нетерпением ожидали торговцев, потому что их прибытие всегда приносило с собой много неожиданного и интересного. Нон относился к этим чужакам с некоторым пренебрежением, но для Ма с ними было связано все, о чем она грезила в самых пламенных мечтах. Какой завидной казалось ей судьба этих удивительных людей, которые в сопровождении своих слуг исходили весь свет!

Как только торговцы разбили в лесу свои палатки, они прежде всего, отправились к вождю, чтобы принести ему обычные подарки – пахучие травы и раковины. Только выполнив эту церемонию, они занялись своими делами.

На следующий день, вскоре после восхода солнца, Ма увидела на дороге, ведущей к террасе, группу торговцев. Их было всего пять человек, остальные по-видимому еще были заняты обустройством лагеря. Черный слуга шел впереди, отыскивая путь среди беспорядочного нагромождения скал. За ним шел Нахор, вождь торговцев, высокий, полный мужчина, а позади него юноша – стройный и нежный, похожий на девушку. Шествие замыкали двое черных слуг, которые несли мешки с товаром.

Ма жадно следила за ними.

И вдруг – о, радость! – негр, шедший впереди, поднявшись на террасу, направился прямо к хижине Тимаки и остановился около изумленной Ма. Ма бросилась в хижину, чтобы позвать мать. Тимаки тоже вышел навстречу чужестранцам и низко поклонился им. Они ответили ему церемонным поклоном, напоминавшем танец девушек под священным дубом, и уселись на землю у входа в хижину. Нон сидел тут же, не обращая на них никакого внимания, захваченный своей работой: он вырезал изображение оленя на куске рога.

Ма спряталась и из своего укрытия стала наблюдать. Все поражало и привлекало ее в этих чужих людях. Их платье было сделано из шкуры незнакомого ей зверя и имело другой вид, чем одежда людей ее племени. Вокруг лба Нахора красовалась повязка, вся утыканная птичьими перьями ярко-голубого цвета. По тому, как он закидывал назад голову и выпячивал вперед живот, видно было, что он очень важный человек. Его крупный орлиный нос был изогнут, как ручка посоха вождя, а его пышная борода падала на грудь густыми завитками. Но особенно привлек внимание Ма его сын. Он был строен и гибок, как тростник, глаза его блестели и стан его склонялся, подобно камышам на берегу реки, когда по ним скользит вечерний ветер. Но плечи его были широки и могучи, и он напоминал молодого бизона.

Безмолвно, с раскрытым ртом стояла Ма. Как будто повинуясь непреодолимой силе, притягивавшей ее к этому юноше, вышла она из-за своего укрытия и стала позади отца. Теперь торговцы увидали ее и в свою очередь замерли, изумленные красотой и грацией девушки.

– Ма! – воскликнул Нахор. – Когда я видел ее в последний раз, она была еще совсем ребенком.

Сын его молчал. С того мгновенья, как появилась Ма, он не отрывал от нее взора.

Между тем Тимаки вынес из хижины собольи шкуры и разложил их перед торговцами.

– Ба, ба! – восклицала Бахил и перед каждой шкурой как будто не могла сдержать своего восторга. Нахор внимательно рассматривал и щупал их со всех сторон. Затем, отложив их в сторону, он сделал знак рабу и тот принес тяжелый мешок. Нахор развязал его и вынул раковины, переливавшиеся перламутром и напоминавшие утреннюю зарю в ясном небе. Потом он выбрал ожерелье из розовых раковин, похожих на только что распустившиеся цветы шиповника, и, низко поклонившись, надел его на шею Ма: – Возьми его! – сказал он. – Оно самое красивое из всего, что у нас есть. Оно для тебя!

Между тем Тимаки, не обращая никакого внимания на сокровища Нахора, спокойно собрал свои собольи меха и унес их обратно в хижину.

Теперь они говорили о разных посторонних вещах. Люди с реки любили эти беседы с торговцами, из которых они узнавали о далеких, неизвестных им странах и чужой, неведомой жизни. Серьезно и сосредоточенно слушали дети Медведя рассказы этих чужестранцев, в которых для них открывался целый мир, таинственный и новый, и доносился шум жизни других народов, бродивших где-то далеко по необозримым равнинам… Затем и они рассказали торговцам о своей жизни, становившейся с каждым годом все труднее, о перемене климата, об исчезновении оленей. Долго беседовали они, а потом опять начали торговлю.

На этот раз Нахор вытащил из мешка пряности. Бахили подошла поближе, набрала полную пригоршню и поднесла к носу; потом попробовала их и прищелкнула языком.

– Ба, ба! – сказал, смеясь, Нахор.

Тогда сын Нахора по имени Офир, взял из рук раба маленький красный мешочек и подал его Ма. Чудный аромат шел из этого мешочка. Она стояла молча, с полузакрытыми глазами.

Между тем торг продолжался, собольи шкурки опять были разложены на земле. Мешочки из тонкой кожи с пахучим содержимым стояли, выстроившись в ряд, перед Бахили. На этот раз Нон оставил свою работу и подошел к торговавшимся. Головной убор Нахора привел его в восхищение, и он не сводил с него глаз.

Тимаки и Нахор продолжали торговаться и никак не могли придти к соглашению. Наконец Нахор показал еще одно ожерелье, сделанное из позвонков змеи так искусно, что одну косточку нельзя было отделить от другой. Он добавил его к своей части. На этом торг закончился.

Тогда торговец сказал, обращаясь к Тимаки:

– Ты совсем ограбил меня, друг мой. Я теперь самый бедный человек на свете. Мне не остается ничего другого, как вернуться домой. Но послушай, Тимаки, мы так давно знаем друг друга, что ты не станешь меня обманывать. Скажи мне правду, может быть у тебя есть еще какой-нибудь мех, более редкостный, чем вот эти?

Тимаки ничего не ответил. Нахор стал еще настойчивее. Полушутя, полусерьезно он бросился перед Тимаки на колени, обнял его и сделал вид, что сейчас заплачет. Тимаки невольно рассмеялся. Наконец, он вошел в хижину и вернулся оттуда, неся в руках мех серебряной лисицы, который он молча разостлал перед собой.

Никогда еще Нахор не видал ничего подобного. Когда он пришел в себя, он вытащил со дна своего мешка ожерелье редкой красоты, сделанное из раковин, позвонков змеи и прозрачных камней. Но Тимаки не соглашался на такую мену. После долгих криков и споров Нахор вынул из горностаевого чехла раковину величиной с кулак. Она была ярко-красного цвета и вся светилась. Тимаки, Бахили и Нон изумленно разглядывали ее. Кто из обитателей реки мог похвастаться, что у него есть такое сокровище?