Драконья ненависть, или Дело врачей - Малинин Евгений Николаевич. Страница 29
Склонив передо мной голову и звякнув при этом своим оригинальным головным убором о металлическую бляху куртки, вольный кхмет торжественно отчеканил:
– Господин сияющий дан, мы рады приветствовать вас в нашем селении и нашем доме! Надеемся, что вы осчастливите своим присутствием подготовленный в вашу честь праздник, и задержитесь в нашем селе на несколько дней!
Он пристально посмотрел на меня, словно ожидая ответа на свою просьбу, но я промолчал, не желая связывать себя обещаниями. Кроме того я еще раз бегло осмотрел залу, не понимая, почему это господин Смига говорит о себе, а он был в зале один, во множественном числе.
Не дождавшись от меня ни слова, вольный кхмет продолжил свою речь, но звучала она с меньшим напором и уверенностью:
– Я конечно понимаю, что наше небольшое село мало интересует такого… великого человека, каким является господин сияющий дан, но мы приложим все силы, чтобы ваше пребывание в нашем селе стало для вас, господин сияющий дан… э-э-э… по возможности приятным и…
– Интересным… – закончил я его мысль.
– Интересным… – согласился он.
– Ну что ж, – лениво проговорил я. – Попробуйте. Посмотрим, как это у вас получится.
Вольный кхмет чуть отступил назад и в сторону, и с поклоном произнес:
– Позволит господин сияющий дан показать ему наши реликвии?
– Конечно, – ответил я, – почему бы нам не посмотреть ваши реликвии…
Вольный кхмет тут же шагнул к стоявшему между окон шкафу и распахнул дверцы. Я подошел ближе и увидел в руках Смиги небольшой камень глубокого синего цвета.
– Это, как вы, сияющий дан, сами видите, глаз Спасителя Высокого данства Кара Третьего Варвара! – возвестил вольный кхмет, поднимая камень над головой, – Его нашел мой прадед в Трольих горах еще до того, как в данстве было объявлено о… нечисти! Когда его нашли, он смотрел точно на вход в замок троллей! Но тогда никто не понял этого взгляда нашего Спасителя!
Камешек в руке вольного кхмета был до чрезвычайности похож на один из камней Алмазного Фонда России, за которым я не так давно ходил… очень далеко. Наверное поэтому я задумчиво пробормотал:
– Такой… глаз я уже видел…
И тут вольный кхмет неожиданно смутился:
– Да… э-э-э… конечно… Но наш глаз считается шестым из известных тридцати двух!..
«Если бы это были зубы, а не глаза, все было бы совершенно понятно!..» – В некоторой растерянности подумал я, а вольный кхмет Смига чуть обиженным тоном пояснил свою мысль:
– Всем известно, что Спаситель умел отращивать заново… э-э-э… утраченные органы!
– Разве я выказал недоверие вашим словам?! – Высокомерно поинтересовался я, и обида немедленно исчезла из голоса хозяина.
– Что вы, господин сияющий дан, просто мне показалось, что глаз Кара Третьего… э-э-э… не произвел на вас достаточного впечатления! – Воскликнул он.
– Ну что вы, милейший, – снисходительно усмехнулся я, – просто я привык скрывать свои чувства.
Вольный кхмет быстро сунул камень назад в шкаф, и вместо него извлек короткий, толстый и корявый сучок.
«Так!.. – Тут же подумал я, – это, по всей видимости, обломок бедренной кости какого-нибудь древнего деятеля, о котором я, естественно, не имею никакого понятия!»
– А вот, господин сияющий дан, – возвестил мой гид, – первая фаланга того самого пальца, которым первый палец Спасителя Высокого данства, вар Корта, насмерть сразил горного тролля Утля!
«Вот тут уж я совсем ничего не понимаю!.. – вспыхнула у меня в голове паническая мысль, – Палец Спасителя пальцем сразил тролля?!! Так что ж это за лапа была у этого самого… Спасителя?!!»
Фаланга была размером с хороший банан, так что затянутая в перчатку ладонь вольного кхмета едва могла обхватить ее, однако это обстоятельство ничуть не смущало господина Смигу. В его глазах горела святая вера, в то что это действительно кусок пальца какого-то другого… э-э-э… пальца, и что именно этим пальцем тот палец ухайдокал горного тролля!
Однако, несмотря на беспросветную путаницу, поселившуюся в моих мозгах, на этот раз я обошелся без вопросов и комментариев, а вольный кхмет, с благоговением вернув «палец» в шкаф, отодвинулся чуть в сторону и самым торжественным тоном проговорил:
– И, наконец, самая великая и бесспорная наша реликвия,!.. Посмотрите, господин сияющий дан!..
Я заглянул в шкаф. На средней полке, в деревянном футляре, простеленном изнутри багровым бархатом, лежала небольшая тоненькая книжка в темном бархатном переплете. Уголки переплета были забраны светлыми, похоже серебряными, накладками, а по середине крышки бежала четкая надпись: «ВОЗМЕЗДИЕ НЕЧИСТИ».
– Это двадцать третий экземпляр из пятидесяти нумерованных экземпляров вашей, господин сияющий дан, книги, изданной в печатне высшего дана Кара Шестнадцатого Милостивца сорок два года назад!
«Вот так! – Родилась в моей голове изумленная мысль, – я, выходит, еще и местный классик литературы! Ведь не будь я классиком, разве стали бы издавать мои… э-э-э… книги нумерованными экземплярами?! Хорошо бы с этой книжкой уединиться часочка на два!..»
И тут же проклюнулась совершенно другая мыслишка: «Если этой книжице сорок два года, то каков же… мой возраст?!»
А вольный кхмет, тем временем, продолжал вещать:
– Я купил это величайшее творение человеческой мысли на свои собственные деньги и подарил ее своему родному селу. Теперь все жители нашего села твердо следуют вашим наставлениям, и прекрасно знают, как надо бороться за чистоту наших гор, полей, лугов, лесов и… э-э-э… всего окружающего пространства! И сегодня вы, господин сияющий дан, сами увидите, насколько мы чтим ваши наставления и как точно им следуем. Наш праздник откроется возжжением очищающего огня и сгорит в нем вся нечисть, которую нам удалось поймать… э-э-э… за последнее время!
Тут он сделал многообещающую паузу и закончил:
– Прошу, господин сияющий дан, проследовать на нашу центральную площадь!
Ловким, но совершенно неожиданным для меня движением вольный кхмет Смига нахлобучил себе на голову свое ведро и быстрым шагом направился к выходу из гостиной. Мне ничего не оставалось делать, как только последовать за ним, хотя присутствовать при сожжении любых живых существ, пусть даже и нечисти, на мой взгляд не слишком-то веселое времяпровождение!
Выйдя на площадь, я увидел, что по ее периметру выстроилось, похоже, все население села. Люди толпились, прижимаясь к домам, так что между ними и черным, то ли закопченным, то ли обугленным деревом, растопырившим во все стороны свои толстые ветви, было никак не меньше двадцати-тридцати метров. Перед входом в таверну Смиги, на небольшой свободной площадке, в середине которой неподвижно стояла моя лошадка, топтались четверо почтенных селян, разодетых в доспехи, похожие на те, что были и на хозяине таверны. Увидев меня, все четверо коротко поклонились, звякнув о нагрудные пластины шлемами-ведрами, и тут же напялили свои «ведра» на головы. Вольный кхмет Смига энергично махнул рукой и в тот же момент на площади оглушающе грохнули барабаны. Четыре барабанщика, расположившихся со своими солидных размеров инструментами, били по натянутой коже огромными колотушками.
Толпа, гудевшая, как и всякая другая толпа, ровным гулом голосов, с первыми звуками барабанного боя смолкла и… напряглась. Я почувствовал это, враз возникшее, напряжение, как нечто вещественное, тяжело опустившееся сверху на собравшихся людей и заставившее их опустить головы. Барабаны продолжали грохотать, и через несколько секунд из-за угла таверны появилась довольно странная процессия. Четверо крепких парней, одетых в темную кожу – по всей видимости местные стражники, шагали, выстроившись квадратом, и каждый из них держал в руках тонкий черный шнур. Шнуры были туго натянуты и сходились в середине квадрата, образованного стражниками, их концы были обмотаны вокруг связанных запястий… двух детишек!..
Только спустя несколько мгновений, я понял, что это не дети, однако, моя ошибка была вполне объяснима. Существа, которых стража вела на привязи к черному дереву были малы ростом, не более метра, одеты в какие-то развевающиеся коричневые лохмотья, из которых торчали тонкие ручки и ножки. Их провели совсем недалеко от меня, и я увидел, что лица у них были странно плоскими, начисто лишенными переносицы. Две пары испуганных темных глаз обегали собравшуюся людскую толпу, словно не понимая куда и зачем их тащат.