Повелители камней - Маллен Патриция. Страница 20

Той же ночью пикси понесли приглашения во все концы Морбихана. Царственные Другие, северные лорды, Фаллон и эйкон Глис приглашались на охоту на единорога. Ответы пришли быстро. Эйкон отказался, но послал своего лейтенанта Тирла. Королева эльфов отправила делегацию своих мужей. Великаны отказались и прислали послание протеста. Фаллон, солидарный с ними, отправил вместо себя Сину. Она официально вручила Брэндону протест великанов против охоты вообще (и охоты на единорогов в частности), в котором с огромным тактом была изложена ненависть великанов к охоте.

Несмотря на утрату зерна, Ньял сумел распорядиться запасами так, чтобы стол был накрыт роскошно. Завтракали до зари, свет факелов освещал лица гостей, поглощающих пироги с мясом и наваристый охотничий суп. Королевские эльфийские мужья собрались у ножки стола и завели бодрую охотничью песню. Снефид гномов стучал в такт кружкой. Брэндон непринужденно ходил среди гостей, время от времени останавливаясь, чтобы прошептать несколько слов кому-нибудь на ухо. Он улыбался, но там, где он проходил, от веселья не оставалось и следа.

Ньял сидел с Синой около очага, сжав под столом ее руки. Сина засмеялась над чем-то из сказанного юношей и наклонила голову к его голове. В конце концов их лбы соприкоснулись. Он что-то прошептал, а она снова засмеялась. Брэндон подошел к Ньялу сбоку.

— Извините, миледи, — сказал он. — Мне на минуту нужен мой брат.

— Конечно. — Сина улыбнулась Брэндону, но под столом крепко сжала руку Ньяла, удерживая его.

— Ньял! — резко сказал Брэндон и отвернулся.

— Иду! — Ньял нехотя высвободил руку.

Маленькая комната, примыкавшая к большому залу, была освещена дрожащим пламенем факела. Брэндон нетерпеливо остановился в дверях, Руф Наб и Тим уже ждали братьев.

— Ньял! — повторил Брэндон.

— Да иду, иду! — Ньял был зол. Хотя Сина приехала в Кровелл еще позавчера, ему никак не удавалось остаться с ней наедине больше чем на несколько минут.

Брэндон закрыл дверь и повернулся. Его лицо осунулось, глаза стали темными и мрачными.

— Сегодня мы поймаем человека, который убил отца. Мне нужен каждый из вас, чтобы подкараулить его, — сказал он. — Руф. я хочу, чтобы ты следил за лордом Ландесом.

— Не говори мне, что ты подозреваешь его! — возроптал Ньял. — Он мой будущий тесть!

— Я подозреваю всех, — ответил Брэндон. — Не доверяй никому, Ньял! Ты должен следить за Тирлом. Отец никогда бы не повернулся спиной к приспешникам эйкона, но я уверен, Тирл знает ту руку, которую мы ищем. Следи, с кем он разговаривает и кого избегает. Тим, ты займешься городскими лордами: Адлером, Бенаре и их компанией. Мы охотимся за куда более крупной дичью, чем единорог. Убийца отца сейчас в этом доме, я уверен. Как хозяин, я поеду впереди. Ньял, держись на расстоянии, но прикрывай меня со спины. Руф, когда охота начнется, вы с Тимом займете места по обе стороны от Ньяла. Подпускайте ко мне любого, но следите в оба. — Глаза Брэндона были холодными и бесстрастными, какими были всю зиму. — Я пустил слух, что знаю убийцу и назову его имя после охоты. Убийца нападет на меня.

— Это небезопасно, — проворчал Руф Наб. — Мне не нравится, что ты делаешь себя мишенью.

— Для ловушки нужна приманка. Смотрите в оба, и к ночи этот человек будет у нас в руках.

У Ньяла не осталось времени вернуться к Сине: затрубили охотничьи рога, и охотники собрались во дворе.

День Сина провела в доме, играя с Телом-младшим и болтая с Гвенбар. В воздухе повисли тяжесть и уныние. Гвенбар казалась бледной и рассеянной. Даже Тел-младший капризничал — хныкал и плакал, пока няня не унесла его спать.

— Ты чародейка? — спросила Гвенбар Сину.

— Пока нет.

— Но ты знаешь целительство? Может, ты задержалась бы на несколько дней и понаблюдала за Брэндоном: он нездоров. С тех пор как убили его отца, он как помешанный. Не ест, мало спит,

— А что говорит ваша Целительница?

— Она тупица! — сварливо ответила Гвенбар, и на ее хорошенькое лицо легла тень беспокойства. — Она дает ему зелья, от которых он только слабеет. Он больше не пойдет к ней.

— Я сделаю, что смогу, — пообещала Сина. Она сама не спала прошлой ночью. Несмотря на радость снова видеть Ньяла, девушка чувствовала непонятный страх.

Было уже темно, когда охотники наконец въехали в ворота Кровелла. Раненые собаки лежали поперек седел. Охотники перепачкались и устали, но их буквально распирало от рассказов. Единорог выбежал из леса, чуть не растоптав нескольких пикси. Собак спустили слишком рано, и, когда те затравили единорога в предгорьях на дальнем берегу Тьмы, всадники были оттуда в несколько милях — они преодолевали брод. Единорог оторвался от собак и устало побежал назад, в Гаркинский лес, из которого его выгнала зимняя бескормица.

В конюшне стоял такой холод, что даже вода в корыте подернулась льдом. Сина завернулась в тяжелый коричневый шерстяной плащ и пошла за Ньялом. Тим подвесил факел повыше, и Сина занялась собаками. Она накладывала травяные мази на их раны, как учил ее Фаллои. Самая тяжелая рана была у старого охотничьего пса, одного из любимцев Телерхайда. Он скулил от боли, но утих, когда Ньял прошептал ему что-то. Сина зашивала глубокую рану, в которой виднелись ребра. Закончив работу, девушка погладила седую голову собаки.

— Хороший пес, — сказала она ласково. Пес лизнул ее руку. В свете лампы его похожие на волчьи глаза были большими и кроткими.

— Будь проклят этот единорог! — выругался Ньял.

— Единорог только защищался, — сказала Сина, смывая собачью кровь с рук. — Великаны ездят на единорогах, и они у них всегда смирные. Они стоят на привязи, а великанские дети играют возле их ног.

— Этот единорог чуть не до смерти забил одного из наших людей. А мы должны позволить Телу-младшему играть у его ног?

Тон Ньяла удивил девушку.

— Всякий, подвергшийся нападению, окажет сопротивление, Ньял. Ты не можешь винить единорога за то, что он такой, какой есть!

— Я знаю. Прости, Сина. — Юноша протянул к ней руку, и она обняла его, не желая, чтобы что-то жестокое или злое разъединило их.

Они вздрогнули, услышав чье-то покашливание. В дверях стоял Тим.

— Прошу прощения, сэр, но время ужинать. Вас будут ждать.

Сина поспешила к себе в спальню переодеться. Трудно быть нарядной, когда учишься у чародея, особенно когда приходится жить в логове великана, но она привезла с собой свое последнее хорошее платье. Оно было соткано эльфами из прекрасной шерсти, и Сина любила его, потому что оно было выкрашено одуванчиком в темно-бордовый Цвет, почти такой же, как поле на гербе Кровелла. Сверху она набросила свой небесно-голубой плащ. Ньял отдал девушке полированное бронзовое зеркало, и она, хмурясь, смотрела в него, расчесывая свои длинные черные волосы деревянным гребнем. Темно-зеленые глаза, смотревшие на нее из зеркала, были тревожными.

— Я не позволю этому дому сделать меня печальной! — проговорила Сина. И засмеялась, ибо ей показалось нелепым, чтобы какое-то место, а особенно дом, где она была так счастлива, могло иметь над ней такую власть.

За ужином она почти не видела Ньяла. Он сидел рядом с Брэндоном за длинным столом. Шел непринужденный разговор. Подали восхитительно приготовленное мясо. Высокий легкий хлеб, которым славился Кровелл, запивали галлонами яблочной водки из плодов, выращенных в местных садах. Гости веселели на глазах, но Ньял и Руф Наб оставались трезвыми. Брэндон холодно улыбался, наблюдая, как все наслаждаются едой. Сам он пил только воду из серебряного кувшина.

Поздно ночью Сине приснился сон. Фаллон спрашивал ее о чем-то, а она не могла ответить. Ее разбудил стук. Девушка накинула голубой плащ и в темноте пошла к двери. При свете факела она узнала Тима.

— Брэндон заболел, миледи. Ньял просит вас прийти побыстрее.

Не до конца проснувшаяся Сина пошла за Тимом по коридорам наверх. Несколько гостей стояли у двери в комнату Брэндона. Ее отец тревожно улыбнулся ей, стоявший рядом с ним Адлер низко поклонился, когда девушка проходила мимо.