Имя – Смерть - Малышева Анна Витальевна. Страница 47
– Сдал, сдал парень…
– Ир, а вы поженитесь? – спросила. Алина.
Ира только плечами пожала:
– Не вижу смысла…
– Ну правильно, ты же не девчонка, зачем тебе это нужно?
Ира покусала губы, а потом призналась:
– Он мне завидует. Понимаете, девки? Раньше, когда у меня тоже все было плохо, он меня любил.
Он же меня пять лет любил!
– Столько не любят! – отрезала Алина. – Хорошо только первое время, а потом все – сплошной самообман.
– А он меня любил!
– Ну и думай так на здоровье. А если бы он честно тебе сознался, ты сама бы убедилась. Он тебя давно не любит. Я по нему сразу увидела.
– Пять лет любил! – настойчиво повторила Ира.
Ей было тяжело расставаться с этой мыслью. – Я тоже не слепая, между прочим, я все видела…
А вот теперь, конечно, все испортилось. Какое уж тут замужество, девочки… Хотя он от жены ушел после Костиной смерти, чтобы со мной быть… Это все из-за моей работы, я знаю. Мужчины тяжело переносят успех женщины… Самолюбие у них больное…
Все помолчали, никто ей не возразил. Наконец кто-то сказал:
– А сейчас он не к жене пошел?
– С чего ты взяла? – удивилась Ира.
– Ну, а куда ему еще идти? – резонно заметила подружка. – Он пьет?
– Немного…
– А, ну тогда, может, к дружкам пошел…
– Да у него нет дружков!
– Может, уже есть.
Расстались подруги не слишком тепло. Ира поклялась себе больше их не звать, но все же еще пару раз приглашала. Уж очень ей было одиноко. Саша бывал дома все реже. И она в самом деле стала его подозревать. Как-то раз, когда он не пришел ночевать, она проворочалась всю ночь на смятой постели, все взвесила, оценила и поняла, что пора действовать.
На другой день, увидев его на пороге своей квартиры, Ира устроила ему настоящий допрос Прежде всего она понюхала его рубашку и сразу заявила:
– Ты был дома!
– С чего ты взяла? – равнодушно спросил он, начиная раздеваться.
– Ее духи! Гадость какая!
– А может, я был у другой женщины?
– Ты даже меня не можешь удовлетворить, алкаш несчастный! Куда уж тебе с другой связаться! – с наигранным презрением заявила она, но на душе стало темно и холодно. Она поняла, что проницательная подружка сказала правду: Саша ходит туда, в старую семью… И через пять минут, после настойчивых расспросов, он признался:
– Да, да, я там был. Я там спал. Довольна?
Ира так и задохнулась, хотя другого ответа и не ждала:
– С ней спал? Нашел чем хвастаться… Надеюсь, тебе постелили чистое белье?
– Да, чистое! – заорал он. – Я прекрасно выспался! Потому что больше мне негде было спать! Поняла? Не заработал я на диван-кровать! Ну, не смог, прости меня, моя звезда!
Она рассмеялась:
– Так, может, тебе денег дать? Чтобы ты, бедненький, не маялся возле нелюбимой бабы, хотя и на чистом белье? Тогда подожди немножко, вот я со следующего эфира тебе скинусь! Как раз пятьсот долларов – на недорогой диванчик вполне хватит!
А бельишко приносите ко мне – я вам постираю После этих слов Саша повернулся и, ничего не говоря, убежал из дому. Его не было еще два дня. Ира знала, где он, но звонить туда по старой памяти не решалась. Звонила ему на работу, даже сходила туда.
Ей ответили, что его уже давно там нет.
– Болеет, что ли? – спросили ее.
Она ничего не ответила и ушла. Когда Саша вернулся, она уже ни о чем его не спрашивала. Они жили рядом, но как будто в коммуналке. Спали в одной постели, ели за одним столом, вместе смотрели телевизор, чтобы только чем-то заняться. Он действительно перестал ходить на работу. И ей тоже было нечем заняться. Все последние годы Ира мечтала, как будет жить с ним вместе, как замечательно они все устроят, как им будет весело, интересно, уютно вдвоем… А оказалось, что им совершенно нечего делать вместе. Даже ругаться им надоело…
Даже ревновать она больше не могла. Единственное, что их как-то объединяло, – это прошлое. Но они избегали воспоминаний. Ира боялась наводить его на разговоры о прошлой любви, чтобы не стало видно, что теперь ее уже нет…
…Она шла по улице, а Плюшка бежала впереди, сильно натягивая поводок и тыркаясь носом в снег.
Ее белая шерсть промокла, запачкалась, собака с трудом выбиралась из одной лужи и тут же попадала в другую. Но Ира ее уже не замечала. Так они дошли до супермаркета на углу. Ира решила туда зайти, купить что-то к чаю. Она была одним из последних посетителей, которых впустили в магазин. Только теперь она обратила внимание на то, что час довольно поздний – супермаркет закрывался в одиннадцать вечера.
Она купила печенья с повидлом, йогурты, молоко, сбитые сливки… Потом заглянула в кошелек и увидела, что денег осталось совсем мало, все сплошь мелочь, по тысяче… Ей никак не удавалось спланировать бюджет, чтобы на все хватило и не приходилось потом обращаться за помощью к маме… Она вздохнула и вышла на улицу с пакетом в одной руке и поводком в другой. Но Плюшка никак не желала покидать теплый, хорошо пахнущий мясом магазин.
Она упиралась, упрямо крутила головой, желая вывернуться из ошейника, так что Ира даже слегка хлестнула собаку поводком по спине, приговаривая:
– Домой! Я кому сказала, домой! Зверюга паршивая, ты что это, а?!
Она медленно шла по темной улице, вдоль домов, шла знакомой дорогой, не глядя по сторонам, и только изредка дергала за поводок – Плюшка все еще упиралась, нехотя тащась сзади. А вот и та стена, у которой лежал тогда Костя. Ира невольно ускорила шаг, дернула поводок, собака дико взвизгнула. Ира обернулась, воскликнула:
– Больно? Ну, прости…
Она хотела перейти дорогу, но тут в конце переулка появилась машина. Машина шла на большой скорости, что было неудивительно – встречного движения тут нет, час поздний, на улице никого… Ира решила переждать. Она стояла на обочине, глядя на быстро приближающиеся фары, удерживая собаку, которая все куда-то рвалась, не слушалась поводка…
Фары ослепили ее, и она невольно сделала шаг назад. В следующий миг ей в грудь ударило что-то острое и тяжелое. Ей показалось, что колесо машины выбило с земли кусок льда и лед вонзился ей в грудь. Тяжелый, грязный, мокрый лед. Ира покачнулась, тупо глядя вслед машине, уносящейся в темноту, но тут машина развернулась, завизжали покрышки, взлетел фонтан брызг, и фары снова понеслись на Иру Тут она все поняла. Она хотела бежать, но колени ослабели и подгибались, голос не слушался – она не могла кричать. В груди была страшная тяжесть и боль. Фары снова ослепили ее, и второй острый удар бросил ее на колени. Теперь она стояла на обочине, скорчившись, зажимая руками простреленную грудь и левое плечо… «Я в аду… – мелькнуло у нее. – Сейчас она опять вернется…»
Но фары погасли в конце улицы. Наступила тишина. В висках шумела кровь, тело заледенело.
Ей стало очень тяжело держаться на коленях, и она прилегла. Не упала, а сознательно, осторожно легла в лужу, согнувшись как креветка, прижав колени к животу, скрестив руки на груди. В ушах невыносимо шумело, она оглохла от этого шума. Рядом стояла собака. Поодаль валялся пакет из супермаркета. «Меня же убили… – думала Ира как-то очень равнодушно. – Тогда почему я их вижу?»
Плюшка взвизгнула, глядя на хозяйку, и стала пятиться, крутя головой. Ира слабо вздохнула, хотела ее позвать, но вместо этого простонала. Потом она услышала голос:
– Вам что – плохо?
Она не видела, кто это спросил. Попыталась ответить, но вместо этого опять издала жалобный, какой-то ненатуральный стон. Потом у нее в глазах стало смеркаться. Она почувствовала, как ее пытаются перевернуть на спину, вытащить из лужи. Но не увидела, кто это пришел, и не смогла попросить, чтобы этого не делали…
…Белый потолок, духота, больничная вонь и тягостная, тяжелая боль. Это продолжалось уже второй день. Она проснулась после операции и сразу стала мучиться. Когда ее убивали, было не больно. И потом было не больно. И во время операции было не больно. А вот теперь – хуже некуда. «Уж лучше бы я умерла…» – подумала она.