Имя – Смерть - Малышева Анна Витальевна. Страница 55
Муха умолкла.
– Вранье, подружка, – ласково сказал Иван. – Но ты интересно врешь.
– Все правда!
– Нет. – Он продолжал покачивать ее на коленях. – Ты что – профессиональная киллерша?
– Нет, я подрабатываю.
– Странная подработка.
– Да, у тебя такая же точно! А что мне еще делать?
Денег нет, работы никакой. И вообще… Обстоятельства.
– Шла бы в проститутки. У тебя фигура хорошая.
Все-таки более женское занятие.
– Нет, лучше сдохнуть, – очень решительно сказала Муха.
– Все равно ведь спишь с кем придется, – сказал он.
Муха повернулась, и он увидел, какие злые и жесткие у нее глаза.
– Если я спала с тобой, придурок, то это потому, что мне это нравилось!
– А, ясно, мне крупно повезло.
– Пусти! – Она сняла руку с его шеи, но он удержал ее. – Сиди, рассказывай.
– Я все тебе рассказала.
– Значит, ты, малышка, угрохала четырех человек, пока была в Москве? – Он сильно тряхнул ее на коленях. – Так?
Муха развязно ответила:
– А ты скольких?
– Ни одного, дорогая. Я только, подбирал за тобой свежие трупы. И между прочим, вляпался с машиной по уши…
– Почему я должна тебе верить?
Она слезла с его коленей и босиком побрела на кухню. Он видел, что девушка очень устала и еле держится на ногах. На кухне зашумела вода, потом все затихло. Он ждал, что она вернется, но Муха не возвращалась. Тогда он пошел за ней.
Муха плакала, сидя за кухонным столом, опустив голову на руки. Он сел рядом:
– Что было дальше?
– Ничего… Теперь я все понимаю… Меня подставили. Мне дали денег, и я обрадовалась… Я не рассчитывала, что получу так много. Я думала… А, все равно! – Она покачала головой, и ее длинные черные волосы расползлись по столу как змеи. – Что мне теперь делать? Ни поездом, ни самолетом, ни машиной мне отсюда не выбраться. Опознают. Им очень надо, чтобы меня опознали.
– Зачем им это нужно?
– Зачем? А кто укажет на заказчика? Я. Им надо свалить заказчика. А я – только улика против него.
Я не человек, понимаешь? Моя жизнь – ничто.
Меня нужно поймать, чтобы его свалить. А он крепко стоит на ногах, его трудно свалить. Мне будет плохо в любом случае – если за меня возьмется он, если за меня возьмутся они…
– Ты же не знаешь заказчика.
– Но мне называли его имя.
– Кто?
– Посредница.. – .
– Ты говорила – посредник.
После паузы Муха сказала:
– Это женщина.
– Это Дана?
Она резко подняла голову:
– Сколько раз ты у нее был?
– Я с ней говорил один раз. Потом заходил еще, когда обыскал ее комнату. И еще раз, перед этим, когда ты в меня стреляла.
– Я?! Я в тебя не стреляла!
– Ври больше.
Иван сходил в прихожую, принес пакет, вытряхнул на стол ночную рубашку:
– Твоя?
– Моя. И что? Я даже не знала, что ты у нее был!
– Ты там жила!
– Да! Но меня в тот день там не было! Она ,в тебя стреляла?!
– Слепая – и стреляла?? – Иван схватил Муху за плечи, приподнял со стула и резко отпустил.
Она вздрогнула, отшатнулась к стене:
– Это не я… Она могла стрелять в тебя по звуку… Она, конечно, слепая, но все чувствует, все замечает. С ней страшно! Она ориентируется лучше, чем мы!
– Почему же она не попала, когда я разбил лампочку? – поинтересовался Иван. – Если она слепая, ей не нужен свет!
– Я ничего не знаю про лампочку! – прошептала она.
– Это была не ты?
– Не я! Ваня, поверь – чем хочешь поклянусь, это была не я!
– Поклянись сестрой.
Муха взглянула на него со странной улыбкой:
– При чем тут она?
– А при чем тут Дана?
– Дана… – Девушка все еще улыбалась. Как-то странно, неестественно улыбалась. – Дана тут как раз при чем. Она мне давала заказы. И она же посадила на иглу Алияшку. То есть все было наоборот.
Сперва она погубила Алию. Потом взялась за меня.
– Алия жива?
– Не знаю.
– Как не знаешь?
– Да так. Дана все обещала узнать, но так и не узнала. Ты-то откуда столько узнал? – Муха снова положила голову на стол. – Я так устала, я вторую ночь не сплю…
– Рассказывай. Выспаться успеешь.
– На том свете?..
– Ну, пойдем ляжем, и ты все расскажешь.
– Пойдем…
Белье им полагалось от хозяина квартиры. Они нашли в стенке две подушки – большую и маленькую, несколько старых, зашитых простынь, вафельные протертые полотенца, два колючих одеяла. Кое-как постелили постель и легли, погасив свет. Иван лежал с краю. Он курил, далеко отводя руку с сигаретой, чтобы искры не попали в постель, и слушал тихий рассказ.
– Это началось год назад, – говорила Муха, прижавшись к его плечу круглой теплой щекой. – Алия училась в своем институте. Хорошо училась. На пятерки… Она была на четвертом курсе. Тебе об этом, наверное, рассказали девчонки?
– Да, Майгуль и Бахыт.
– Они хорошие девчонки, только очень наивные, домашние. – Муха погладила его по руке. – Ни черта они не понимают. Алия их не любила. У нее вообще не было друзей в институте.
– Застенчивая, что ли?
– Да нет. Интересы другие. Более… Разнообразные, что ли? Она всегда была у нас такая. Умненькая, грамотная, развитая… А я вот считалась тупицей.
Серьезно! – Муха тихо засмеялась. – А когда меня упекли в ИТК, папа сказал: «Надо отправить Алию отсюда подальше, чтобы Муха на нее не влияла».
А как я могла на нее влиять, из колонии, ну? А ее все равно отправили учиться в Москву. Не только из-за меня, конечно. А до этого она на химкомбинате работала, лаборантом. Тоже папа устроил.
– За что ты села? – перебил ее Иван.
Муха без тени смущения ответила:
– За воровство.
– Машины угоняла?
– Нет, что ты… – Муха опять засмеялась. – Я тогда еще и машину толком водить не умела.
Ничего не умела, дура дурой была, хотя мне уже двадцать три стукнуло. Я квартиру обокрала у одного знакомого. А тот догадался, кто это сделал, нашел меня, сперва избил, гад, потом в суд подал. Короче, для родителей позор и для Алияшки тоже. Но она меня всегда любила. Больше всех. Я два года отсидела как паинька, потом родила…
– На зоне?
– Ага. – Муха замолчала.
– От кого же? – спросил Иван. Он даже сигарету затушил. – От надзирателя?
Она промолчала.
– Не в свое дело лезу, что ли?
– Не в свое, – отрезала она, но тут же прижалась к нему:
– Дело прошлое, а мне все равно обидно. За свою глупость обидно. Да от солдата родила, из тех, которые КСП охраняли. Я с ним не ради денег или продуктов сошлась и даже не ради наркоты, как другие. Просто от скуки. Скука была зеленая! Ну, кто же мог знать, что я залечу? – Она вздохнула, отвернулась к стене и дальше рассказывала, не глядя на Ивана:
– Родила недоношенного, ребенок умер. Меня хотели за нарушение режима наказать, но потом пересмотрели дело. У меня здоровье после родов пошатнулось, и очень сильно. Кровотечение горловое один раз было. Думали – тубик, но палочки не нашли. Короче, меня по здоровью освободили. Я домой вернулась, а Алияшка давно уже в Москве. Я так гордилась! Ты себе не представляешь! Ну а потом и я собой занялась. Что мне там было делать? Нечего, прямо скажем. Работы нет, не на химкомбинат же идти Мать давно не работает, отец – по неполной неделе на том же комбинате. И то под угрозой сокращения.
Опять же, я сидела, кому нужна такая? Хотела какой-нибудь работы покрасивее, но ничего не нашла.
– Знакомая история, – сказал Иван. – Только я ни от кого не рожал.
– Ты и не сидел.
– И не буду.
– Не зарекайся, – посоветовала Муха и продолжала:
– А у нас шикарная охота на сайгаков. Ты себе не представляешь! Там, правда, меткость не нужна.
Сгоняют этих красавцев в большую кучу, когда начинается охотничий сезон, и забивают со всех сторон из ружей. Ну, каждый охотник за это потом получает мясо. Мясо можно выгодно продать. А я всегда здорово стреляла. Меня один знакомый, который так подрабатывал, взял на охоту. Я там уложила, наверное, штук пятнадцать сайгаков. Они на сеть бегут, путаются в ней, падают… Кровь рекой. Бойня, кругом мат, крики, все мужики пьяные… А я одна среди них, как дура, – одна баба. Все остальные бабы неподалеку бешбармак варили, из парного мяса. Ну, поохотились мы. Нарядчик всем записал, сколько кому мяса надо отдать. Мне – больше всех. Мужики смеялись, потом меня напоили. Я мяса наелась, водки напилась, мне спать хочется. Так и уснула у костра. Где-то перед рассветом просыпаюсь – а ты знаешь, как холодно в степи? Ну, думаю, обморозилась… Полезла в машину к этому своему знакомому. А он там кемарит, тоже с похмелья. И наверное, с похмелья мне говорит: «Тебе, Муха, с таким глазомером надо киллершей стать. За людей дороже платят, чем за животных».