Никогда не заговаривайте с неизвестными - Малышева Анна Витальевна. Страница 10

— Есть кое-что, — сказал он и сунул кошелек в карман. В свой карман, разумеется.

И тут пьяный вдруг зашевелился. Разомкнул опухшие губы, забормотал что-то, приоткрыл один глаз… Увидел Ивана:

— Сукин сын, пошел на…

Косой засмеялся. Галка хихикнула. Иван их уже не слышал. Откуда взялась эта холодная ненависть к пьяному? Ведь он видел его первый раз в жизни. И разве так уж сильно на него обиделся?

Все случилось как-то само собой — нога Ивана поднялась и с силой опустилась на лицо жертве.

Тот вскрикнул, а ребята разом замолчали. Тишина за спиной опьянила Ивана. Он бил пьяного ногами, рассчетливо, безжалостно. Нет, он его не просто бил. Он его УБИВАЛ.

— Хватит, Вань! — Косой схватил друга сзади под локти, попытался оттащить.

Иван двинул ему локтем в живот так, что Косой отскочил и крикнул:

— Да ты ж убьешь его!

— Убью! — подтвердил Иван и нанес пьяному еще пару ударов. Но это было уже лишним — тот не шевелился. И тут Иван на него посмотрел. Когда бил — не очень-то рассматривал. А теперь увидел, что сотворил, что можно сотворить с человеком… Он круто развернулся и пошел прочь. И не оборачивался. Страшно было подумать, что ребята за ним не пошли. Значит, он останется один. Навсегда один.

— Вань!

Его догонял Косой.

Иван остановился, обернулся. Он был готов к любому ответу. Сейчас он бы врезал даже Косому.

Но тут же его мышцы расслабились, и стало так хорошо, так спокойно… За ним шли ребята. Все до одного. И Галка бежала следом, и она ему даже улыбалась — как будто обращая дело в шутку.

— Ваньк, не переживай, он живой, паскуда. Мы его пошевелили, отдышится, ничего, он здоровый… — Косой сплюнул, вынул трофейную пачку «Примы», спросил:

— Покурим?

Иван с наслаждением затянулся едким дымом, ребята мигом расхватали пачку всю, до последней папироски. А Косой, пуская дым через нос, важно, по-взрослому рассуждал:

— Так ему и надо. Правильно вмазал! Не будет сюда лазить. Не нужны тут чужие! Вон ребята из соседнего района никого на свою территорию не пускают. А у нас что?

Иван достал кошелек, открыл, пересчитал деньги.

* * *

И вот теперь Галка сидела перед ним. И ему совсем не хотелось ее видеть.

— А наших тут теперь никого нет, — пьяно улыбалась женщина. — Друг у тебя был, как его?

— Косой?

— Ага.

— И что с ним? — невольно заинтересовался Иван. — Куда он делся?

— А я откуда знаю? Пропал, и все. И остальные тоже. Наверное, переехали куда-то… А я вот…

Тяну свою лямку.

— А из магазина почему ушла? — вяло спросил он. Ему вовсе не хотелось этого знать, просто надо было что-то говорить.

— Там сделали ремонт, а моя рожа на таком фоне не смотрелась. Ясно? — сердито ответила Галка.

— Да ты пей, пей! — И он налил ей еще водки.

Сам Иван не пил.

Галка наконец обратила внимание на ворох газет, лажавший на краю стола. Удивилась:

— Это твое?

— Мое.

— Читающий стал? Серьезный?

— Да нет. Настроение было, вот и купил. Забери.

— А пиво можно допить? — спросила она, без спроса ухватываясь за кружку.

— На здоровье. Ладно, Галь, я пошел.

Он встал и, не обращая внимания на ее просьбы «посидеть еще», вышел, оставив на столе все газеты и недопитое пиво. Галка, слава богу, была уже в таком состоянии, что пойти за ним не смогла, хотя очень хотела…

На углу улицы Иван обнаружил исправный таксофон — в этом районе просто чудо! Поколебался, достал жетончик и накрутил номер…

— Мам, — сказал он, когда услышал знакомый голос.

— Все в порядке. Я был в милиции.

— Ты где? — тревожно спросила мать.

— У друга. Ночевать у тебя не буду.

— Но ты же обещал…

— Мам, прости. Я уже отвык. Вещи у тебя постоят, ладно?

Она еще что-то говорила, но Иван уже сказал «пока» и повесил трубку.

Глава 3

Ирина, жена погибшего редактора ток-шоу «Перевертыши», только что вернулась с кладбища. Мужа похоронили… Так быстро, так поспешно! Эта поспешность казалась ей позорной. И она никак не могла прийти в себя, понять, что его больше нет и не будет. Три дня назад он еще был здесь, с ней… Как всегда, приехал с работы в начале первого часа ночи. В газетах написали — был убит шестнадцатого. А на самом деле — семнадцатого, в час ночи. Но она уже никого не поправляла — разве не все равно? Муж приехал, поднялся в квартиру, она открыла ему дверь. Тот даже не переступил порога, сразу сказал:

— Ириш, прицепи Плюшке поводок, я с ней пробегусь.

Она прицепила поводок к ошейнику Плюшки — любимой собаки, старой белой болонки с кривыми ревматическими лапками. Он взял собаку и ушел.

Минут через пять она, разогревая на кухне поздний ужин, услышала на улице громкий звук.

Похоже было на выстрел. Чайник давно искипелся, она его выключила, а Костя все не возвращался. Потом она услышала за входной дверью собачий лай и громкое царапанье когтей. Бросилась открывать… Плюшка была одна, поводок волочился за нею по бетонным ступеням лестницы. Собака влетела в квартиру и забилась в дальний угол. Никакими силами нельзя было ее оттуда вытащить.

Ирина выглянула в подъезд, позвала мужа:

— Костя?

И еще раз покричала, но негромко, чтобы не разбудить соседей. Она уже в тот миг поняла — что-то случилось. Набросила на халат пальто и прямо как была, в тапочках, побежала вниз. На улице — пустота, в лужах блестят огни фонарей.

И ни души, никого. Она побежала направо, налево, металась туда-сюда, не понимая, где его искать, куда он пропал. И нашла его наконец за торцом дома. Он лежал под стеной, повернувшись на живот, согнув ноги. Подумала сперва, что у него плохо с сердцем или что упал, сломал ногу, руку.

— Костенька! — Она пыталась растолкать его, поднять, посмотреть в лицо. А муж молчал. Потом она увидела кровь — много крови. Поняла, что надо вызывать «скорую», милицию… Но как она могла его тут бросить? Одного?!

Потом она все же каким-то чудом оказалась дома. Как туда прибежала — не помнила. Стала звонить в милицию, потом в «скорую», потом опять в милицию, потому что ей казалось, что они очень долго не едут. Побежала назад, к мужу… Потом вокруг нее оказалось много народу. Мигали синие огоньки на машинах, слышались громкие переговоры по рации. Она стояла в ледяной ноябрьской луже, утонув в ней по щиколотку, и не чувствовала холода. Потеряла тапочек, наклонилась, нашла его, обулась, пошла домой. Вот и все. А потом был следователь, бессмысленные вопросы, звонки с телестудии, деньги, собранные Костиными сослуживцами. И такие быстрые похороны, все на скорую руку… Никто из его сослуживцев не остался на поминки, хотя она всех звала, на кладбище заглядывала каждому в лицо, говорила:

— Пожалуйста, зайдите…

Все врали, отводя глаза, что срочная работа, что они не смогут, что теперь, когда выпускающего редактора нет, наваливается новый груз забот… Она вернулась домой одна. И вот только теперь, стоя в пустой квартире, обнаружила, что Плюшка пропала.

Ирина ходила по квартире, искала в самых немыслимых местах, звала:

— Плюш, Плюш, Плюш… Ничего не понимаю! Плюшенька…

Она пыталась вспомнить, когда в последний раз видела собаку, когда с ней гуляла. В голове был полный сумбур. Сходила на кухню, где стояла Плюшкина еда. Проверила миску — полно засохшей гречневой каши. А когда она варила кашу?

Как раз в тот день, когда Костю убили. Плюшка получила свежую порцию… И не успела ее съесть.

Значит, собака убежала тогда же, вскоре после того, как вернулась домой без хозяина… Убежала с волочащимся поводком… Ведь квартира долго стояла открытой. А Ирине в ту ночь, конечно, было не до собаки.

— Еще и собака! — сказала она, и это как будто прорвало плотину — женщина опустилась на табурет и разрыдалась. Все эти дни не получалось заплакать, ходила, будто каменная. А вот теперь — удалось… Она плакала с наслаждением, она изголодалась по слезам, ей это было необходимо.

Зазвенел телефон. Ей не хотелось подниматься, вытирать слезы, отвечать. Но она все же сделала это. Услышала знакомый мужской голос: