Стриптиз перед смертью - Малышева Анна Витальевна. Страница 32

В шесть часов, когда рабочий день закончился и Нана Георгиевна уселась в свою машину, чтобы ехать домой, она внезапно приняла кощунственное решение. Она поедет туда, где никогда не была, – в ту проклятую квартиру, которую Инна снимает бог весть для чего. Может быть, она встречается там с мужчинами, которые осаждают ее в клубе. Может быть, там притон. Может быть, Инна даже не откроет дверь. Одно дело – разговаривать по телефону и бросать трубку, другое – бросать оскорбления прямо в лицо друг другу. И все же она решила ехать.

Адрес был ей известен. Сколько раз ей хотелось повернуть обратно, чтобы не унижаться, чтобы не подвергаться подобному испытанию… И когда она поднялась по лестнице и позвонила в дверь под нужным номером, случилось то, чего она и боялась, – ей никто не открыл. «Куда же она делась, куда дела ребенка? – подумала Нана Георгиевна. – Получается, что она даже не выспалась, рано ушла из дому, ведь я звонила ей еще в двенадцать… Раньше двух часов она никогда не уходила…» Ей пришло в голову, что, возможно, девочка заболела и ее положили в больницу. Мало ли что может случиться с ребенком без надлежащего ухода? Какая из Инны мать? Женщина спустилась вниз, вышла из подъезда.. Как она ни была расстроена и погружена в мрачные мысли, она все же обратила внимание на двух полных дам в домашних тапочках, которые сидели на лавке. Волосы одной из дам были выкрашены в рыжий цвет, голос был зычный, взгляд маленьких бесцветных глазок – донельзя ядовитый До Наны Георгиевны долетели слова «Сдали квартиру проститутке!» Это было ей ножом по сердцу – она сразу поняла, что речь идет о ее дочери. Кого еще можно было назвать проституткой, если не Инну – дерзкую, независимую, одинокую девушку с ребенком и такой рискованной профессией? Нана Георгиевна приостановилась, сощурившись на женщин. Те, как по команде, прекратили болтовню и уставились на нее, с интересом рассматривая Нана Георгиевна и Инна были чем-то похожи. Правда, волосы у них были разного цвета (у матери – рыжеватые), по-разному они держались, красились и одевались, да еще очки Наны Георгиевны… Но черты лица, глаза, высокий рост, подтянутая фигура…

– Простите, – холодно начала Нана Георгиевна. – Вы не в курсе, есть кто-нибудь в квартире…

Она назвала номер. Услышав его, соседки помолчали, потом рыжая осторожно спросила:

– А вам зачем?

– Я родственница Инны, – ответила Нана Георгиевна. Назвать Инну дочерью было выше ее сил. – Она всегда бывала дома в это время.

– Она вроде бы переехала, – говорила рыжая сплетница, подружка пожирала Нану Георгиевну глазами, разглядывая ее изысканный наряд – золотистый шелковый летний костюм, полосатую блузку от Пако Раббана, туфли на шпильках (ее кредо), дорогие очки…

– Переехала? – Нана Георгиевна почувствовала, как больно кольнуло в груди – слева, под мышкой. – Но как же так? Почему?

– Не знаем мы.

– А вот.. – От волнения мать растеряла всю самоуверенность и говорила почти заискивающе. – Говорят, была нянька, которая смотрела за ребенком…

– Это я и есть, – подозрительно ответила рыжая.

– Вы – Александра?

– Я. Она мне еще должна осталась за уход и прочее… Это сколько же можно было на мне ездить! – Она распалялась, в голосе снова появились базарные нотки. – Думает, если у нее деньги водятся, можно на всех плевать?! А откуда у нее деньги, я вас спрашиваю? Откуда?

– Да мы-то знаем, откуда эти деньги… – пробормотала соседка. Осмотрев и оценив наряд Наны Георгиевны, она прониклась к ней ненавистью. Ее губы поджались в ниточку, глаза утонули в коротких белесых ресницах.

Ни при каких обстоятельствах Нана Георгиевна не стала бы разговаривать с подобными женщинами, не стала бы слушать сплетен про дочь, но теперь… «Уехала! – стучало у нее в голове. – А мне ни слова. За мать больше не считает? Мучение какое, Боже мой, и с сердцем что-то… Жарко. Куда же она уехала? Зачем?»

– Вы родственница ее, стало быть? – продолжала рыжая. – Вы ее там увидите?

– Где?

– Да вам лучше знать где… Она мне должна. Договора мы, правда, не заключали, помогала по доброте… Вижу – мучается одна с ребенком. Только что ребенка жалко! Но совесть-то иметь надо? Ни одной спокойной ночи у меня не было с Оксанкой! Ни единой!

– У таких совести нет, – вынесла приговор соседка.

– Я передам ей. – Нана Георгиевна вдруг мучительно поморщилась. – Тяжело сегодня, жарко…

Соседки с ней согласились. Рыжая осторожно спросила:

– А может, она уехала, чтобы за квартиру не платить? Бывает такое, поживут-поживут и ни гроша не платят.

– Она всегда платила вперед, – ответила Нана Георгиевна. – Она и вам заплатит.

– Да скорей бы!

– Я могла бы… – Нана Георгиевна открыла сумочку, порылась и протянула Александре две стотысячные бумажки (захватила, чтобы зайти в парикмахерскую и сделать прическу и маникюр, но какой уж теперь маникюр…). – Вот в счет долга. Сколько она всего вам должна?

– Двести долларов за последний месяц, – быстро ответила та.

– Я привезу деньги на днях. А вы мне вот что скажите: откуда вы узнали, что она переехала? Вы с ней виделись? Она вам разве ничего не рассказала?

– Ее я не видала. – Получив деньги, Александра сразу подобрела. – Как я сидела ночью с ребенком, так и сидела. Со вчерашнего вечера ее не видела. А утром приехал парень, сказал, что Инна срочно переезжает к нему, и забрал Оксанку. И вещи забрал.

– Что за парень?! – Нане Георгиевне смутно вспомнилось, что вроде был кто-то у Инны. Танцор? Певец? Дочь не уточняла. – Как он выглядел?

– Да так… – Александра изобразила жестом горбатый нос. – Не то кавказец, не то еще кто… При такой работе с приличными людьми не знакомятся.

– А имя его? А телефон?

– Ничего не знаю. Проследила, чтобы лишнего не брал, но он только детские вещи унес. Ну и ушел. Мое какое дело?!

– Да как же можно было отдавать ему ребенка!

– Раз он ее жених или там кто… – пробурчала Александра. – Разве они толком скажут? Приехал на рассвете – давай вещи, ребенка буди…

– Господи… Так где же сама Инна? Почему на рассвете переехали? Что за парень?!

– Вы же родственница ее. Она вам позвонит да сама расскажет. А я ничего больше не знаю.

– Но ведь вещи ее там остались? – допытывалась Нана Георгиевна. – Значит, должна она вернуться?! А ключей у вас нет?

– Он забрал, – пояснила Александра. – Сказал – Инна велела отдать. И никаких разговоров. Да что я, дура с таким лаяться? Страшный, черный…

Нана Георгиевна прилагала все силы, чтобы удержаться на ногах. «В машине отсижусь… – подумала она. – Мучение мое, Инка! Что же это такое?» Сейчас ей то время, когда дочь жила здесь, показалось таким мирным и счастливым… Чего бы она не отдала, чтобы знать, куда и почему уехала дочь, куда девалась малышка…

– Вот мой телефон… – Она едва смогла написать его на листке из блокнота и протянула Александре. – Если вернется за вещами, позвоните мне…

– А если она ко мне не зайдет? – спросила та, беря листок.

– Не знаю тогда, что делать… Да и когда она приедет…

– Да нет, приедет еще сегодня, – уверенно сказала Александра.

– Почему?

– А шмотки ее? Полный шкаф. Еще сегодня прикатит, не сомневайтесь. Я уж тут сегодня посижу, на лавочке. Ревматизм погрею… Июль месяц, а за все лето первый жаркий день! – Александра фальшиво улыбалась. – Приедет, что ей сказать? Как вас звать-то?

– Скажите – мать была, – с трудом выговорила Нана Георгиевна. Она понимала, что, если бы Инне рассказали о ней как о родственнице, та из гордости ни за что бы не позвонила.

Глава 9

За прошедшие два дня Лена отчетливо поняла несколько вещей. Первое – когда она звонит Инне, та не берет трубку. Второе – куда бы она ни звонила, рядом находится кто-то из арабов. Третье – она никуда не может выйти одна или с Сашкой. Требуется еще кто-то. Не то чтобы ей грубо запрещали, все выглядело вполне пристойно. В тот день, когда она с Абдуллой вернулась со склада, полоумная от страха, еще в тот день ближе к вечеру она поняла, что если еще пять минут останется в этой квартире, то сорвется, закричит и наговорит опасных для себя вещей. Тогда она оделась, одела Сашку и сказала Мухамеду, что идет гулять с ребенком. Он ласково улыбнулся, обул шикарные лаковые ботинки и сказал, что ему тоже не помешает прогулка. На другой день, в четверг, она снова сделала попытку выйти из дома, на этот раз никого не предупредив. Но у Мухамеда на входной двери стоял замок, который отпирался ключом как снаружи, так и изнутри. Лена как будто помнила, что раньше ключ всегда торчал в замке. Теперь его не было. Пришлось просить Мухамеда отпереть дверь, и все кончилось как накануне – он пошел с ней гулять.