Тамбур - Малышева Анна Витальевна. Страница 20
Следователь кивнул.
— Ну и вот… Иногда я приходил к ней минут за десять до того, как она возвращалась со службы. Виделись два-три раза в месяц, примерно в течение года: Она часто бывала в командировках. Ну и…
Дмитрий неловко откашлялся.
— У меня появилась другая.. Вы можете меня понять?
Следователь даже не думал о том, чтобы понять подозреваемого. У него, Бог знает почему, явилась мысль, что он обманул дочку Обещал сводить ее в Третьяковскую галерею — и не сводил. На девушек — «других» и «не других» ему было наплевать. У него дома была своя «девушка» — двенадцати лет, с ясными дерзкими глазами и нелегким характером.
— И вот… — теперь Красильников почти оправдывался. Его голос звучал на минорных нотах. — Так получилось, что встречаться с Машей мне было негде. Ну, я и…
Он слегка скривил губы. Это его неукрасило. Голубкин посмотрел на него почти с ненавистью.
— Снял дубликаты И отдал Маше… Конечно, это было некорректно. Но я женат!
«Чтоб тебе повылазило! — выругался про себя следователь. — Кобель несытый!» Подобные приступы добродетельности находили на него нечасто. Но каждый раз, сталкиваясь с житейской грязью, он немного собою гордился. Ни сил, ни желания грешить у него не было.
Жене Голубкин изменял два раза — сразу после свадьбы (спьяну) и потом — через пять лет (уж очень была красивая, и сама на шею повесилась!).
— Встречаться было негде, — продолжал исповедоваться Красильников. — А тут квартира почти всегда пустая.
— То есть у вашей подружки были ключи?
— У моей… — запнулся тот. — Да. Я снял дубликаты. Собственно, только в этом и виновен.
— А что же было вчера? Расскажите.
— Вчера, — Красильников энергично растер руки. — Я пришел на свидание. И так все глупо получилось! Принес цветы, вино… Я о Маше даже не думал И… Словом, получился конфуз.
Он продолжал тереть ладонью о ладонь, словно замерз. Голубкин слушал вполуха, эту историю он уже знал.
— Машу я не предупредил, что нельзя… Я говорил, что снял эту квартиру для встреч с нею… Она вообще ничего не знала! Ни о том, что я женат, ни о Тане.
— Однако… — отстраненно проговорил следователь. — Смелая комбинация!
— Да, — резко согласился Красильников. — Смелая! А вы бы как на моем месте поступили?! Жена — как чужая! Таня эта — так, побоку, таких сотни! А вот Маша… Совсем еще девчонка. И она, понимаете, врывается и стоит, смотрит на нас… В постели! И перчатки уронила. И ключи. И я смотрел на нее и сам уже не понимал — кто я, что я… То ли такая сволочь, что мне уже на свете жить нельзя, то ли…
Его голос истерически прервался:
— То ли и меня стоит пожалеть?!
— Ну эту тему можно не развивать, — заметил Голубкин. — Меня интересует другое. Вы можете восстановить хронометраж событий? Вспомнить, что делали, кого видели?
Красильников стиснул пальцы так, что костяшки побелели.
— Что вас интересует? Мы с Таней созвонились, условились о встрече. Я купил цветы и вино…
— У вас были при себе ключи?
— Конечно, — как-то растерянно ответил тот. — Они всегда были при мне. Я относился к ним, как к собственным, ведь мы встречались давно. Я приехал, вошел в квартиру…
— А теперь повнимательнее, — попросил следователь. — Вы сами отперли тамбурную дверь?
Тот слегка приподнял тонкие брови, хотел было ответить и вдруг задумался.
— Сам, наверное, — неуверенно ответил он, собравшись с мыслями. — А что — это важно?
— Ну, скажем, так.
— Наверное, сам, — повторил Красильников, лихорадочно расхаживая взад-вперед по кабинету. Он толкнул ногой вазу с сухоцветами, украшавшую интерьер, и остановился. — А зачем бы мне звонить, чтобы она выходила? Ключи у меня были… То есть и сейчас они у меня…
— Нельзя взглянуть?
Красильников заторопился, отпирая шкаф и вытаскивая из кармана куртки связку ключей.
— Вот! Забирайте, если нужно!
— Отлично, — Голубкин опустил ключи в портфель. — Значит, вы сами отперли тамбурную дверь? Вы всегда так делали?
— Всегда, — уверенно ответил Красильников. — И собственно говоря, я даже не помню… Но почему именно в тот раз я должен был позвонить? Наверное, я не звонил… Всегда сам отпирал тамбур, а уж там, внутри, никто дверей не запирал. И я сразу проходил к ней.
— А Маша?
Того передернуло.
— Что — Маша?
— Как поступала она, когда приходила к вам на свидания?
— Черт, — Красильников прикусил нижнюю губу. — Я-то откуда знаю?
— Ну, она звонила с лестничной площадки или тоже отпирала тамбур и свободно входила в квартиру?
— Да нет же, нет! — обрадовался тот. — Это я могу точно сказать, что нет! Мы встречались только тогда, когда Таня была в командировках! А когда она уезжала, то, конечно, запирала дверь квартиры! И я запирал — там же имущество! Так что Маша… Она… Она точно звонила, хотя у нее и были ключи! Она почему-то стеснялась ими пользоваться…. И я ей отпирал!
— Тогда каким образом она бесшумно проникла в квартиру? Вчера, если вы помните?
Голубкин уже едва шевелил языком. День был трудный, вязкий, и с одной стороны — накопилось немало фактов. А с другой — делать с ними пока нечего…
— Не понимаю, — искренне ответил Красильников. — Наверное, позвонила, а я не услышал звонка…
Ну, тут немудрено — мы поставили музыку… Тогда открыла тамбур, вошла в квартиру…
— А квартиру вы заперли?
— Не помню. Может быть, да… — Мужчина явно растерялся. — А может быть, нет… К Тане редко кто заходил. Да там такой странный народ — они друг другу доверяют. Могли и не запереть. Это спросите у Тани.
— Вы заходили на кухню?
Красильников отмахнулся:
— Какая кухня! Мы сразу в койку! Сто лет не виделись!
— Вы не слышали ничего? Вам не показалось, что кто-то ходит по квартире?
— Нет!
— А труп Боровина был обнаружен на кухне. Вы понимаете, что он там был, пока вы развлекались… — следователь чуть помедлил, — в койке?
Хозяин офиса только качнул головой. Его лице застыло и лишилось всякого выражения.
— Значит, вы ничего не слышали?
— Да и вы бы не слышали, — дерзко и вместе с тем как-то загнанно ответил Красильников. — Музыка, женщина…'мы даже вино не успели откупорить и цветы в воду не поставили. Вот — кстати — доказательство!
На кухне мы не были! Теперь точно вспоминаю!
— Как долго вы были вместе? Когда пришли?
— Ну знаете.., — бросил тот, — вы бы и сами не ответили! Она вернулась из командировки. Я пришел с работы…
— И никто не заглянул на кухню?
— А мы не кушать собирались! — Красильников внезапно разозлился. — Вообще — что такое?! Понимаю, конечно — у вас работа. Но то, что мы с Таней делали, — это еще не преступление. И если, как вы говорите, у нее нашли труп — мы тут ни при чем!
— Дайте, пожалуйста, координаты Маши, — сказал Голубкин, с показным равнодушием оглядывая стены кабинета.
— А зачем? — взволновался Красильников. — Оставьте ее в покое!
— Это мы сами решим — оставить или нет. Еще раз уточняю — вы сами открыли тамбурную дверь, вошли в квартиру — незапертую, встретились со своей любовницей и не помните, запирали квартиру или нет. Так?
— Черт! — мужчина снова заметался по кабинету.
У него очень заметно тряслись руки. — Пусть так! И что с того?!
— Затем вы ничего не слышали и не видели, в кухню даже не входили. Так?
— Мать вашу!.. — И Дмитрий Александрович внезапно отпустил длинное ругательство — неизвестно, в чей адрес. — Так! И что теперь! Уже и любовницу нельзя завести! Уже и вообще ничего нельзя! Да ты мужик или нет?!
— Мы разве на «ты»? — сухо спросил следователь.
В этот миг он окончательно возненавидел Красильникова и выругал себя за это. Нельзя ненавидеть того, на кого пало подозрение. Не может быть ничего глупее.
— Простите… — Тот вдруг сник и замер в углу кабинета, растирая лицо скрюченными пальцами. Когда Красильников заговорил, его голос звучал, будто из гроба:
— Ничего я не слышал, никого не видел. А виноват только в том, что изменял жене сразу с двумя… Ну, собственно, жене это безразлично. Да и Таня перебьется — та еще баба, железная. Машу жалко. Совсем еще дурочка!