Тамбур - Малышева Анна Витальевна. Страница 4

Машины, конечно, не было. Он не вернулся и не вернется. Вообще никого и ничего там не было. Прошел только какой-то мужчина, худощавый, кажется, молодой. Татьяна проводила его взглядом и закрыла створку окна.

Спать не хотелось. Ничего не хотелось. Она взглянула на часы — заполночь. Прошлась по комнате, кутаясь в простыню и сжимая заледеневшие локти. Остановилась, подняла ключи. Подумала, что не мешает сменить замки. Если были дубликаты…

Она старалась думать о чем угодно, только не о Диме.

Только не сейчас. Потом'. Сейчас — о чем-то другом.

Хотя бы о том молодом человеке, который мелькнул внизу, на заснеженной улице.

Он так неторопливо шел, хотя в такую метель любой прохожий торопится. Нечего наслаждаться прогулкой.

А еще, если учесть, что на нем был…

Татьяна вдруг улыбнулась, хотя минуту назад не могла бы поверить, что способна улыбаться.

На нем ведь был только легкий костюм. Или ей показалось? Нет, она разглядела — ни куртки, ни пальто.

А между тем он шел спокойно, как будто прогуливался жарким летом где-нибудь на приморском курорте. Одной рукой он что-то прижимал к груди. Другая…

Другая была странно вытянута в сторону — как будто он вымочил ее в чем-то и теперь пытался обсушить на ветру. Испачкал и не желал вдыхать неприятный запах…

«А какое мне до него дело?»

Женщина присела на постель, машинально разгладила смятые простыни. Попыталась вспомнить лицо той девушки. И не смогла. Потом заставила себя переключиться на молодого человека в легком костюме. Узнала бы она его при встрече?

«Думать о чем-то постороннем. Не о Диме».

«А он? Его лицо? У меня даже нет фотографии. Я не торопилась создавать архив. Я хотела создать семью. Он ведь говорил, что с женой все кончено… Теперь я могу забыть и его лицо».

Через полчаса, умываясь перед сном, — Татьяна все-таки надеялась уснуть — она не узнала в зеркале саму себя. Слишком долго плакала.

— Здравствуйте. Вас слушают.

— Я правильно звоню?

— Это ночной телефон доверия. Простите, как вы узнали наш номер?

— Из рекламной листовки. Их бросают в наши почтовые ящики. Я… Могу поговорить с вами?

— Для этого я здесь, — тепло произнес женский голос. — Меня зовут Галина.

Ответного представления не последовало. Галина не удивилась — многие не желают называть свое имя. Ее и саму звали вовсе не так. — то был рабочий псевдоним.

Легче принять чужую боль, а порой — агрессию, если это делает «Галина», а не ты сама.

— Мне хотелось поговорить, — голос в трубке был замороженным, вялым.

— Я вас слушаю.

— Правда?

— Конечно. — Она украдкой отхлебнула глоток горячего кофе из кружки. Рядом в комнате бесшумно работал телевизор, и женщина косилась на храброе лицо Сигурни Уивер, которая, сжав в руках громадный огнемет, отправлялась бороться с межгалактическим злом.

А может, и с добром — смотря по тому, на чьей ты стороне.

— Мне не с кем поговорить, — прошептал голос, лишенный эмоций и даже пола. — Галина так и не смогла понять, кто звонит — мужчина или женщина. — Понимаете, мне нужно было решиться.

— Вы уже сделали первый шаг, когда набрали номер, — ободрила голос женщина. Сигурни тем временем сжала зубы и сказала чудовищу: «Ни черта у тебя не выйдет!» Звука не было, но женщина знала фильм наизусть. Она его любила с тех пор, как была подростком, и слегка досадовала на звонок, который помешал просмотру. Слегка — потому что работу свою она тоже любила. Эти ночные голоса, безликие, затерянные во тьме, а сегодня еще и в метели, позволяли ей забыть о своих мелких несчастьях. Муж стал холоднее в постели — не кроется ли за этим чего-то? Дочь грубит — переходный возраст. Хотела вот исправить ситуацию, добавить в дом тепла и ласки — завела овчарку, и на тебе — та всю семью перекусала. А у мамы и вовсе беда — ее замучили ночными пьянками соседи-наркоманы, а досаду она вымещает на дочери и зяте — зачем поселили ее в этой квартире? Наверное, хотят со свету сжить! Плюс — сдохла дочкина золотая рыбка. От этого бедлама она сбегала сюда, где с ней говорили люди более несчастные, чем она сама. Наверное, потому она и предпочитала ночные дежурства. Счастливые люди по ночам спят или развлекаются.

— Не надо штампов, — прошептал бесполый голос. — Не отделывайтесь от меня.

— Я от вас не отделываюсь, — встревожилась Галина. — Я слушаю.

— У меня случилось кое-что.

Пауза. Торопить клиента не нужно. Ему требуется время, чтобы собраться. Галина только и сказала: «Я здесь!», косясь на экран. Сигурни попала в жаркую переделку.

«Черт, нельзя включить звук! Кто это вообще — он или она? Если она — личные проблемы. Он — тоже личные. Черт… „Чужие“ наступают! А может, перейти на телефон доверия для женщин? По крайней мере знаешь, с кем говоришь!»

— Вы здесь? — участливо произнесла она, не от водя взгляда от экрана. Лейтенанту Рипли, то бишь, Сигурни, приходилось совсем плохо. Погибли практически все ее соратники.

— Здесь, — заторможенно ответил голос. — Скажите, вы записываете разговоры?

— Конечно нет? — Галина оторвалась от экрана. — Говорите свободно. Вас что-то тревожит?

— Кажется, убили человека, — так же спокойно ответил безликий голос.

— Простите?

— Убили человека У вас есть определитель номера?

Определитель был. Говорить об этом не полагалось, но он был. Галина приподнялась на стуле, едва не опрокинув кружку с кофе Лейтенант Рипли, вся в крови и грязи, отстаивала земную цивилизацию, но Галине было уже не до того. Она вдруг поверила этому голосу. Иногда ведь звонят люди, у которых нет никаких проблем.

Сами придумывают себе проблемы, просто чтобы с кем-то поговорить. Или проверить «на вшивость» телефон доверия. Или просто так. Но этот голос не лгал. Она не знала, почему так решила. Она это почувствовала.

— У нас нет определителя номера.

— У вас он есть, — уверенно сказал голос. — А мне все равно. У меня — анти-определитель. Я звоню с мобильного телефона. Кстати, вы смотрите «Чужих»?

Галина в панике взглянула на экран. Горящий лифт обрушивался в ад. Разъяренная Сигурни прижимала к груди перепачканную донельзя девочку. Сквозь прутья решетки пробивались клешни и щупальца «чужих».

Когда Галина была подростком и увидела это в первый раз, то сидела перед экраном на коленях, молитвенно сложив ладони на груди. Ей так хотелось, чтобы эти двое спаслись!

— Я не смотрю телевизор" — ответила она, слегка отрегулировав голос. — Я только слушаю вас.

— А я думаю, что вы смотрите «Чужих». Знаете, почему? По остальным каналам — лажа. Платного канала у вас, конечно, нет. Смотреть в это время больше нечего. А вы говорите со мной так, будто все время на что-то отвлекаетесь.

— Я…

— Послушайте, — перебил ее голос, в котором по-прежнему не было ни пола, ни интонации. — Убили человека. Это правда.

— Кого?

— Человека. Этого мало?

— Простите. — Галина попыталась собраться. — Вы хотите сделать сообщение?

— Кажется, оно уже сделано?

— Но… Постойте! Ядам вам телефон, по которому вы получите нужную информацию. Вам помогут! Не вешайте трубку!

— Мне уже помогли, — с подчеркнутой вежливостью ответил голос, — ас милицией я общаться не желаю. Выслушали меня — и большое спасибо. А теперь спокойно смотрите «Чужих».

— Погодите!

В трубке стало тихо. Галина повесила ее, взглянула на огоньки определителя. Звонивший говорил правду.

Или звонившая? Звонок пришел откуда-то из ночной Москвы и растворился в ней, как в кислоте.

«А если розыгрыш?»

Эта мысль ее слегка успокоила. Галина даже нашла в себе силы обернуться к экрану и, отпивая из кружки остывший кофе, насладиться последними кадрами фильма. Сигурни настояла на своем и расправилась с мировым злом, но, как всем известно, лишь до поры до времени. До следующей части фильма.

«А если правда?»

Зазвонил телефон. В трубке раздался затравленный голос не вполне трезвой женщины, которая жаловалась на то, что ее избивает муж. Галина вздохнула.