Западня - Малышева Анна Витальевна. Страница 71

В клочок линованной бумаги была для тяжести завернута батарейка — судя по размеру, от плейера. А на бумаге было написано всего несколько слов. Наташа прочла с бьющимся где-то возле горла сердцем: «Я согласна, только скорее, пожалуйста, меня никуда не отпускают, вчера отец меня побил».

Когда Наташа подняла глаза, в окне уже никого не было.

Алла едва на ногах держалась — сегодняшний, пусть короткий день на работе вымотал ее совершенно. В кабинете физиотерапии весь день было открыто окно, но от этого легче не становилось. К концу дня ее халат прилипал к телу, и она раздражительно покрикивала на пациентов.

— Как у вас дела? — спросила она, немного отдышавшись и напившись минеральной воды.

— Пришла новая ученица, — сообщил муж. — То никого нет, то вдруг посыпались.., А в общем, по-старому.

Миленка сидит смирно."

— Ей никто не звонил?

— Да нет. Телефон у меня в комнате, так что я следил.

Звонили только мне, ученики. Да! — вдруг вспомнил Виктор. — Звонил этот следователь, Балакирев, что ли? Просил, чтобы ты перезвонила ему, как только освободишься.

Сказал, что задержится на работе допоздна, так что можно звонить в любое время.

Женщина насторожилась:

— Узнали что-то новое?

— Понятия не имею. Он хотел говорить только с тобой, — с заметной обидой ответил муж. — Что ж, правильно. Меня вообще в расчет не берут. Я, видимо, не переживаю. Ведь Ольга не моя дочь!

Эти выпады ее больше не задевали. Глупо нервничать, теперь эти «отцовские» чувства никому не нужны. Впрочем, как и материнские. Она убедилась в этом вчера, когда они вдвоем бились над Миленой, пытаясь вытянуть из нее причины ее безобразного побега. Пытались ее пронять и так и сяк, и по-хорошему, и нотации читали. Никакого эффекта! В конце концов Алла, вне себя от бешенства, велела мужу выпороть девчонку. Милена метнулась в угол и застыла там с выставленными вперед кулаками. Но ее оттуда вытащили, и отец задал ей нешуточную трепку. Он так увлекся, что в конце концов Алле самой пришлось прекратить экзекуцию. Девчонка не проронила ни звука. Дьявольское упрямство!

Она прошла в комнату и взяла на колени телефон.

Набирая номер, Алла думала, что, как ни странно, уже не надеется, что найдут убийцу старшей дочери. То, что вытворяла младшая, будто перечеркнуло все ее прежние страхи и надежды. Милена молчала — вот что теперь пугало ее больше всего, не давало спать, снилось в кошмарах… Молчала так же упорно, как когда-то молчала Ольга. Ей припомнили все ее гулянья допоздна, от нее требовали сказать — у какой это подружки она занималась математикой? Девчонка ничего не сказала. Вела себя, как партизан на допросе. Самым худшим были ее презрительные взгляды. Она смотрела на родителей именно с презрением — по-другому не скажешь…

— Алло? — Алла услышала наконец ответ, до этого все время было занято. — Это Алла Бог. Мне сказали позвонить…

— Да, — живо откликнулся Балакирев. — У меня к вам возникли вопросы. Желательно встретиться.

— Не сегодня, — вяло ответила женщина. — Я просто на ногах не стою… У меня завтра выходной.

— Представьте, что у меня тоже, — довольно раздраженно ответил он. — Лучше бы вы все-таки приехали сейчас.

— Зачем?

— Не хотелось бы по телефону… — настойчиво повторил Балакирев. — Выясним кое-что — и вы свободны. Ведь у вашего супруга имеется машина? Он может вас отвезти к нам?

— У него сейчас ученики.

Виктор стоял рядом и делал вопросительные знаки.

Ему хотелось знать, что происходит. Алла выслушала настойчивую просьбу Балакирева, сказала, что постарается приехать, и положила трубку.

— Всю кровь из меня выпили, — зло и устало сказала женщина. — Ну пусть пьют последнюю. Если у него опять какая-то чепуховая деталь…

…Балакирев ее удивил. Так торопил с приездом, а когда она, запыхавшись, вбежала в его кабинет, спокойно попросил присесть и некоторое время читал какую-то бумагу. Правда, могло быть и так, что он дал ей время прийти в себя. Наконец он обратился к ней и задал неожиданный, с ее точки зрения, вопрос:

— Скажите, пожалуйста, ваш первый муж — вспыльчивый человек?

— Что? — удивилась Алла. — А, ну конечно… Особенно если выпьет.

Ей вспомнилась одна сцена. Собственно, тогда она и поняла, что нужно срочно уходить от Степана. Тот позвал в гости своих дружков-приятелей, ей пришлось готовить им закуску, разрываясь между кухней и плачущей в кроватке Олей. Девочка спокойно спала, пока в комнату не ворвались приятели Степана. Теперь ее было невозможно успокоить. Когда Алла почистила и поставила вариться картошку, девочка вдруг умолкла на миг, а потом закричала с невероятной силой. Алла вбежала в комнату и увидела то, отчего у нее ноги подкосились. Муж схватил ребенка на руки и с силой бросил в кроватку. Видимо, он делал это не в первый раз, потому что один из приятелей пытался его удержать и хватал за рукав. Но Степан с перекошенным, озверелым лицом пытался швырнуть девочку еще раз.

Она не помнила, как подскочила, как вырвала у него ребенка, как на нее опустилась его тяжелая, будто чугунная рука. Потом, захлебываясь слезами и кровью, она умывалась в ванной. Олю она не решилась оставить в комнате, взяла с собой, и девочка лежала в пустом тазике для стирки, дрыгая ножками и неистово крича. Это был кошмар.

Когда она увидела ребенка в тазике, ее вдруг озарило — нельзя больше так жить, нужно бежать… И она сбежала к матери — прямо как была, в халате, в тапочках, с мокрым после умывания лицом. Она ехала в автобусе без копейки денег, без билета. Кто-то дал ей пять копеек на проезд.

Какая-то женщина, сжалившись над Аллой, у которой все еще бежала из носа кровь, протянула ей свой носовой платок. Она чувствовала себя нищей, униженной, бездомной.

В тот вечер мать сказала ей «Ты больше туда не вернешься». Но эго был еще не конец. Вернуться ей пришлось. К Виктору она ушла намного позже.

Алла не стала рассказывать следователю эту историю — все-таки прошло столько чет. Она только повторила:

— Да, он если пьяный, то совсем бешеный.

— А какие у него были отношения с дочерью? Я имею ввиду Ольгу, — Никаких, — твердо ответила она.

— Может, вы просто не знали, что они видятся?

— Как это? Я точно знаю, что они не общались. Виделись два года назад, и Оля сказала, что больше не хочет с ним встречаться. Я при этом не присутствовала. Чем меньше я вижу Степана, тем лучше себя чувствую.

Балакирев покрутил головой, будто воротник врезался ему в шею. В кабинете было ужасно душно, слабый старенький вентилятор не справлялся с массой плотного, почти неподвижного горячего воздуха.

— Постарайтесь вспомнить, — попросил он женщину. — Ваш первый муж никогда не выражал негативных чувств к дочери? Я имею в виду, в последнее время. Вам не показалось, что он к ней плохо относится? Может, он был чем-то недоволен?

— Он всегда был чем-то недоволен, и когда мы жили вместе, и когда я ушла… — уже ничего не понимая, ответила Алла. — К чему вы это спрашиваете?

Внезапно она перестала ощущать духоту. Ледяная струйка пробежала от затылка вниз по позвоночнику. Она напряженно выпрямилась:

— Вы его в чем-то подозреваете?

Балакирев увидел ее измученное напряженное лицо.

Отвечать на этот вопрос он посчитал преждевременным.

Достал из стола листок бумаги:

— Когда, вы сказали, Ольга последний раз видела отца?

Алла постаралась припомнить точно, но назвала только месяц — апрель, два года назад. Балакирев показал ей листок:

— Вот, мы сделали ксерокопию с домовой книги общежития, где он теперь прописан. Он туда прописался в феврале прошлого года. То есть почти через год после того, как виделся с Ольгой. Как же она его нашла пятого мая?

Вы ей подавали адрес?

Алла испуганно покачала головой. Она хотела ответить, но не смогла. Ее охватила та же слабость, апатия, как и в тот день, когда Степан принес неизвестно откуда взявшийся плейер для компакт-дисков. Эта вещь не принадлежала ее дочери. И все-таки она ей принадлежала…