Запасной выход - Малышева Анна Витальевна. Страница 42

– Ну и идите вы все к черту! – вслух произнесла я. – А у меня в пакете пятьдесят писем радиослушателей, и все хотят выиграть приз!

«Ну вот и наступил двадцать первый век! С работы меня уволили еще в двадцатом. Жена изменила в девятнадцатом. Зуб заболел еще в эпоху Возрождения, а машину я разбил в позднее Средневековье. Когда варвары громили Рим, я за шумом не услышал будильника и не встретил тещу на вокзале. Если мне когда и жилось неплохо, то это было еще при первобытно-общинном строе. Так что я почти ничего не помню…»

Я пришпилила письмо скрепкой к конверту и отложила его в сторону. Надо сказать, я немного сомневалась – те ли письма отбираю. Естественно, я ориентировалась только на собственный вкус. А он мог не совпадать с мнением редакции. Куча разорванных писем на полу, рядом с диваном, росла. Мне было немного совестно вот так расправляться с ними, люди все-таки старались как могли… Но я делала что могла – каждое письмо дочитывала до конца. К одиннадцати вечера я обработала почти все содержимое пакета. Это помогало забыть о голоде.

Потому что в холодильнике почти ничего не осталось. Парочка яиц, остатки масла, и, как ни смешно, пачка мороженого в морозилке! Когда я его покупала, почему не съела – это было уже за пределами понимания. Хотя, скорее всего, мороженое купил Женя. Он же у нас главный сластена.

Я достала эту каменной твердости пачку и положила ее на тарелку. Пальцы слегка прилипали к заиндевевшей тусклой фольге. Это был мой ужин. А на завтрак съем яичницу. Что будет потом, думать не стоило. Хотя деньги были. По-прежнему лежали в серванте. Я пересчитала их сегодня, вернувшись с работы. Мне бы хватило их с головой, чтобы уплатить за квартиру, обеспечив себе спокойный январь, да еще протянуть до зарплаты. Но эти деньги нужно было вернуть.

Какой-то подленький слабовольный голосок время от времени начинал втолковывать мне, что эти деньги я как будто взяла в долг. Ну и что, что у Жени? Если занимать только у кристально-чистых людей, можно умереть с голоду! Я ведь все верну! Потом до меня дошло, что я понятия не имею, какая у меня зарплата! Альтруистка чертова! А вдруг мне положили смехотворный оклад?! Так, скорее всего, и будет, ведь основной источник дохода – это гонорары, мне это давно известно. А заданий ждать пока не придется. Меня засадили за самую невыгодную, рутинную работу. Читать конкурсные письма.

– Начался двадцать первый век, и я опять села в лужу, – сказала я, делая попытку распечатать мороженое. Фольга схватилась намертво, от нее чуть не дым поднимался. В этот миг зазвонил телефон.

Голос я не узнала потому, что эта женщина еще никогда мне не звонила.

– Это Елена Викторовна, ты что – забыла меня? – прозвучало в трубке, когда я еще раз переспросила, кто это.

– Я помню, – это все, что я сумела ответить. Мне вдруг стало страшно. А в следующий миг – почти весело. Она-то не знала, что я ее разоблачила. А значит, я могу ей подыграть, и в конце концов, может, мне удастся уйти в сторону… Только вот, наверное, слишком поздно разыгрывать дурочку.

– Мне удалось узнать, где живет твой парень. – сообщила Елена Викторовна. – А также его телефон. Ты еще здесь? Ты слышишь меня?

Я ответила «да».

– Что с тобой? – забеспокоилась Елена Викторовна. – Ты не можешь говорить?

– Могу, – у меня наконец прорезался голос. – Только… Елена Викторовна, я больше ничего не хочу знать.

Я услышала долгий вздох. А потом ироничный смешок. Она спросила:

– Что изменилось за сутки, Надя?

– Многое, – сдержанно ответила я. – Я больше ничего не хочу знать.

Короткая пауза. Я не хотела первой класть трубку. И не могла сказать ей прямо, что именно случилось. Она заговорила первой:

– Ты опять перестала мне доверять, Надя? Или тебя кто-то переубедил?

– Я сама себя переубедила, – ответила я.

– И как же, интересно? – В ее голосе по-прежнему звучала ирония, но я бы сказала, что появился новый оттенок. Растерянности, что ли?

– Я подумала, что Иван никем мне не приходился, – ответила я, старательно подбирая слова. – Что как бы он ни умер – дела уже не поправишь. А ввязываться во все это…

– Ты просто испугалась, – с неожиданной теплотой заметила она. – Неудивительно, ты такая молодая. Скажи… А твой парень уже совсем тебе безразличен?

– Это мое личное дело.

Она невесело засмеялась:

– Правильный ответ. Ты меня совсем не знаешь, а я лезу тебе в душу. И все-таки, Надя, я бы на твоем месте выполнила перед ним кое-какие обязательства. А потом делай, что угодно.

От возмущения я едва не задохнулась:

– Что?! У меня перед ним обязательства?! Да о чем вы говорите, это он сам…

– Он сам, вероятно, сделал большую глупость, – отрезала она, не дав мне договорить. – И думаю, что уже понял это. О его уме я судить не могу, не успела его узнать. Но он… Неиспорченный, что ли? Мне так показалось. А может, наивность – худшая форма испорченности. Наивный человек иногда такого наворотит, что ни одному уголовнику не под силу. И ты должна его простить. Во всяком случае, попробовать.

Я молча слушала. И давала себе слово, что это наш последний разговор. И что я, во всяком случае, не дам себя больше обманывать. Еще я обнаружила, что по телефону ее аргументы производили на меня куда меньшее впечатление, чем при личном общении. Наверное, в этой даме было что-то от Медузы Горгоны. Ей было легче противостоять, глядя в ее отражение на щите, то есть слушая ее голос по телефону. Я решила перебить ее и вежливо попрощаться. Она меня опередила.

– У меня не очень хорошие новости, – сообщила Елена Викторовна. – Но прежде чем их тебе сообщать, я должна кое-что проверить. И будет лучше, если ты поедешь туда со мной.

– Куда? – оторопела я.

– Туда, где живет твой парень. К нему на квартиру.

– Ну нет, я ни за что… – начала я, но она меня опять перебила:

– Можешь относиться к нему как угодно, но тюрьмы он, во всяком случае, не заслуживает. Надеюсь, что не заслуживает, – поправилась она. – Пока. Ну, так ты едешь?

– Прямо сейчас? – едва смогла ответить я.

– Немедленно! – В ее голосе зазвучали командирские нотки. – Я заеду за тобой. Дай адрес.

Я слышала себя будто со стороны, когда объясняла, как меня найти. Елена Викторовна пообещала приехать минут через сорок. Я положила трубку и взглянула на часы. Очень хорошо. Половина двенадцатого. Опоздание на работу мне опять гарантировано. Просто проклятие какое-то…

Эта мысль – единственная нормальная, трезвая мысль, проплыла где-то на краю сознания. А потом я подумала, что меня, наверное, могут убить. Как сказала Елена Викторовна – «немедленно!» Откуда такая спешка? Может быть, это последствия сегодняшнего разговора в лесу? Безвольность Жени была мне хорошо известна. Если на него нажать – проболтается, мать родную выдаст, а потом будет плакать. На чьем-то надежном плече. Господи, зачем я сказала мой настоящий адрес?!

Я, как сомнамбула, принялась одеваться. При этом решала, что ни за что не открою дверь, когда приедет Елена Викторовна. Я уже не помнила толком, как мы договорились. Я буду ждать ее у подъезда, или она поднимется ко мне? Ноги были ватные, руки не ощущали, к чему прикасаются. Я натягивала джинсы минут десять, не меньше. Потом вышла на кухню, машинально выключила выкипающий на плите чайник. Мороженое основательно подтаяло – я положила его на тарелку рядом с плитой. Но есть уже не хотелось.

В пять минут первого в дверь позвонили. Звонок нажали один раз, но у меня в голове он отдался многократным, болезненным эхом. «Можно сделать вид, что меня нет дома, – пронеслась трусливая мысль. – Или, что адрес неверный. Я же могла наврать, я вполне могла…»

Но я посмотрела в глазок и открыла дверь. Елена Викторовна стояла, нетерпеливо вращая на пальце кольцо с ключами от машины.

– Ты готова? – Она окинула меня быстрым взглядом и развернулась. – Идем.

И я пошла. У меня было такое же чувство, как этим летом, перед тем как Женя затащил меня на «американские горки». Или на «мертвую петлю», кто знает, как называется этот ужас. Это было на ВВЦ, куда мы попали совершенно случайно, просто зашли посмотреть, как развлекается народ в воскресенье. Горки были совсем невысокие, но вагончики неслись кверху колесами, и я видела, как болтаются головы у сидящих там людей. Прямо как у… Ну да, у трупов. Женя купил билеты, прежде чем я успела запротестовать. Мы сели рядом, и контролер защелкнул нас массивными поручнями. Вывалиться, конечно, невозможно. Однако…