Иствикские ведьмы - Апдайк Джон. Страница 32

– А как старый Клайд Гэбриел? Достаточно ли он мягок для вас?

Ван Хорн опускал большую лохматую голову, похожую на бочонок, когда покушался на женские тайны. В глазах у него сверкал затаенный огонь, как у детей в масках на празднике Хэллоуин.

– Может, он когда-то и был таким, да все давным-давно ушло. Все испортила Фелисия. Порой в редакции, когда какая-нибудь девушка, составляя макет газеты, вдруг поместит важное объявление в нижнем левом углу, он просто приходит в ярость. Девочке остается только рыдать. Многие из-за этого уходят.

– Но не вы.

– Со мной он почему-то покладист. – Сьюки опустила глаза. Прелестное зрелище: рыженькие дугообразные брови, веки, слегка тронутые лиловыми тенями, гладкие блестящие волосы абрикосового цвета скромно закинуты на спину и заколоты с обеих сторон медными пряжками, сочетающимися с плотно обхватывающей шею цепочкой из медных полумесяцев. – Она подняла взгляд, блеснули зеленые глаза:

– К тому же я хороший репортер. Правда, хороший. Эти старички в ратуше, принимающие все решения, – Херби Принз, Айк Арсено – я им в самом деле нравлюсь, и они мне сообщают обо всем, что затевается.

Пока Сьюки уничтожала крекеры с арахисовой пастой, Ван Хорн дымил сигаретой, неловко, как курят на континенте, держа горящий конец над согнутой ладонью, как

над чашкой.

– А что у вас общего с этими женатиками?

– Да ведь это очень удобно. Жена избавляет вас от необходимости принимать решения. Вот что стало пугать меня в Бренде Парсли: она совсем потеряла над Эдом контроль, они так долго жили в браке. Мы привыкли проводить все ночи вместе в этих ужасных дешевых гостиницах. Но это вовсе не значит, что мы все время занимались любовью, через полчаса он начинал разглагольствовать о преступной власти, отправляющей наших мальчиков во Вьетнам ради прибылей акционеров. Я никогда не понимала, ради каких таких прибылей их туда посылали, и сомневаюсь, что Эд искренне беспокоился об этих ребятах, – фактически солдатами были белые и черные бедняки, – и так ли уж его все это трогало! – Она опустила глаза, потом подняла их опять, и Ван Хорн почувствовал прилив собственнической гордости ее красотой, ее живостью. Как прелестно опускается ее верхняя губка на нижнюю, когда она, задумавшись, молчит. – Потом я, – продолжала Сьюки, – должна была вставать и мчаться домой: готовить завтрак для детей, они пугались, когда меня всю ночь не было дома, а потом прямо в редакцию – он же мог спать весь день. Никто не знает, какие обязанности должен отправлять пастор, разве что произнести свою глупую воскресную проповедь, вот уж действительно обман, ничего не скажешь.

– А люди и не очень-то возражают, – глубокомысленно проговорил Даррил, – целые годы ушли у меня на то, чтобы узнать, как обманывают.

Официантка с варикозными ногами, открытыми до середины бедра, принесла Ван Хорну очищенных креветок на треугольниках хлебного мякиша, а Сьюки цыпленка «а ля кинг»: нарезанное кубиками белое мясо с ломтиками грибов в сметанном соусе, запеченное на раковине с гребешком и похожее на слоеный пирожок. Она также принесла ему «Кровавую Мэри», а ей сухое шабли, бледнее лимонада, потому что Сьюки нужно было возвращаться в редакцию, чтобы напечатать последнюю статью о сложностях бюджета в Отделе шоссейных дорог Иствика в связи с приближением зимних снегопадов. Этим летом Портовая улица была разбита приезжающими туристами и тяжелыми грузовиками, железобетонные плиты над дренажными канавами у супермаркета разрушились, и во время прилива через выбоины был виден водяной поток.

– Итак, вы считаете Фелисию злой, – между прочим продолжил обсуждение Ван Хорн.

– Я не сказала бы злой, точнее… да, злой… Она, правда, злая. В чем-то похожа на Эда, вся в делах и не уважает окружающих. Бедный Клайд опускается у нее на глазах, а она названивает по поводу петиции с требованием восстановить школьную форму. Пиджаки и галстуки для мальчиков и ничего, кроме юбок, для девочек; запретить джинсы и брюки в обтяжку. Она вынудила продавца в газетном киоске спрятать «Плейбой» под прилавок, а когда увидела в одном фотоежегоднике девицу с мужчиной – фотомодели на каком-то Карибском пляже – с телами, сверкающими на солнце сквозь фотофильтр «полароида», с ней чуть не случился припадок. Она хочет упечь в тюрьму бедного Ганса Стивенса за то, что у него на полке был этот журнал, поставщики привезли, его не спросив. Она хочет вас засадить в тюрьму за то же самое, за неправомочное использование земли. Будь ее воля, она бы всех засадила в тюрьму, а ее собственный муж давно в тюрьме.

– Ну, – улыбнулся Ван Хорн, его красные губы еще больше покраснели от томатного сока «Кровавой Мэри». – А вы хотите освободить его досрочно.

– Не совсем так, я к нему привязана, – призналась Сьюки, вдруг чуть не расплакавшись, – эта привязанность такая бессмысленная и глупая. Он так благодарен просто… за эту малость.

– Если внимание исходит от вас, то малость – это очень много, – галантно сказал Ван Хорн. – Вы победительница, тигрица.

– Да нет, – запротестовала Сьюки. – Люди напридумывали о рыжих, считают, что о нас можно спички зажигать, а на самом деле мы справедливые, и хотя я многим кажусь суетливой, я, знаете ли, пытаюсь выглядеть умной, по крайней мере, по меркам Иствика. О себе же я думаю, что у меня реально нет ничего – власти, загадочности, женственности – того, что есть у Александры или даже у Джейн, по-своему несколько тяжеловесной, вы понимаете, что я имею в виду?

Сьюки знала за собой эту потребность говорить с мужчинами о двух ведьмах, искала возможность, беседуя, вызывать всех троих, заключить их тройственное тело в энергетический конус. То был кратчайший путь к когда-то живой матери, ее собственной матери, – маленькой, похожей на птицу женщине, напоминавшей, подумать только, Фелисию Гэбриел и, как и она, одержимой общественной деятельностью. Ее или вечно не было дома, или она названивала кому-то из своего прихода, или из комиссии, или из правления. Она всегда приводила домой сирот или беженцев, в те годы потерявшихся корейских детей, а потом оставляла их Сьюки и ее братьям в большом кирпичном доме с двором, спускавшимся к озеру.

Другие мужчины, Сьюки это чувствовала, были против, когда ее мысли и слова стремились к шабашу ведьм, злому и утешительному, но не Ван Хорн. Так или иначе, ему это нравилось, своей неизменной добротой он был похож на женщину, внешне оставаясь ужасно мужественным (когда он трахал, было больно).

– Они уродки, – просто сказал он. – У них нет таких отличных грудок.

– Разве я не права? – спросила она, чувствуя, что Ван Хорну можно сказать все, бросить любой свой кусочек в этот клокочущий темный котел. – Насчет Клайда. Во всех книгах пишут, что никогда не стоит связываться с работодателями – потом потеряешь работу, а Клайд так отчаянно несчастен. И в этом есть что-то опасное. Белки глаз у него желтые, почему?

– Белки этих глазных яблок уже мариновались, когда ты еще играла с куклой Барби, – усмехнулся Ван Хорн. – Гуляй с ним, девочка, но будь осторожна на пути греха. Здесь мы не боремся в открытую, мы просто играем в азартные игры.

Подумав, что, если продолжать разговор в том же духе, ее отношения с Клайдом станут принадлежать Даррилу в той же степени, что и ей, Сьюки переменила тему. Остальное время за обедом Ван Хорн рассказывал о себе, о надежде найти лазейки, чтобы обойти второй закон термодинамики.

– Просто должна быть та самая чертова лазейка, где совершается переход в небытие, – сказал он, вспотев и потирая от волнения губы. – Эта особенность находится на дне Большого Бэнга [34]. Ага, а как насчет гравитации? Считается, что все эти самодовольные ученые изрекают священные истины, будто мы понимаем их с тех пор, как Ньютон вывел свои формулы, но факт остается фактом: многое так и осталось дьявольской загадкой. Эйнштейн утверждал, что это как все время сгибать скрученную миллиметровку. Но Сьюки, детка, не полагайся на волю случая – в этом сила. Эта сила поднимает воду во время прилива: стоит сделать шаг из самолета, как она засасывает тебя вниз; а что за сила действует мгновенно в космосе и не имеет ничего общего с электромагнитным полем? – Он позабыл о еде, слюна забрызгала лакированный стол. – Существует формула, должна существовать, такая же изящная, как E=mc^2. Меч из камня, понимаете, что я имею в виду?