Иствикские ведьмы - Апдайк Джон. Страница 64

– Откуда, – спросила Александра, – ты столько знаешь о Хэллибредах?

– Ой, – сказала Сьюки, глядя в потолок, который гремел и звенел от приглушенных звуков телевизора. – Время от времени, с тех пор как мы расстались с Тоби, я бываю у них, составляю рейтинги фильмов для взрослых. Хэллибреды очень забавные люди, если только у нее хорошее настроение.

– Что произошло между тобой и Тоби? – спросила Джейн. – Ты казалась такой… довольной.

– Его уволили. Руководство синдикатом в Провиденсе, которому принадлежит «Уорд», решило, что при нем газета недостаточно сексуальна. И, должна сказать, он был и в самом деле сентиментален: ох, уж эти еврейские матери, как они портят сыновей. Думаю подать заявление и претендовать на пост редактора. Если даже Бренда Парсли может выполнять мужскую работу, не вижу причины, почему бы и мне не попробовать.

– Твоим дружкам не очень-то везет, – заметила Александра.

– Я не стала бы называть Артура дружком, – сказала Сьюки. – Для меня быть рядом с ним все равно что читать книгу, он столько знает.

– А я и не имела в виду Артура. Он что, твой дружок?

– Разве ему не везет? – спросила Джейн.

У Сьюки округлились глаза: она-то полагала, что все в курсе.

– Да нет, просто у него фибрилляция. Док Пэт сказал ему, что с этим можно долго жить, если под рукой держать дигиталис. Но он плохо переносит фибрилляцию, как будто в груди бьется птица, говорит он.

Обе подруги, почти неприкрыто хвалившиеся новыми любовниками, в глазах Александры воплощали само здоровье: гладкие и загорелые, набирающие силу с приближением смерти Дженни, беря у нее силу, как из тела мужчины. На черноволосой загорелой Джейн был сарафан-мини и босоножки, а Сьюки была одета в обычный для женщин Иствика летний наряд: шорты из махрового бархата, в которых ее задик казался выпуклым и круглым, и переливчатую синюю маечку, под которой подрагивала грудь, не стесненная лифчиком. Подумать только, Сьюки тридцать три года и она отваживается ходить без лифчика! Лет с тринадцати Александра завидовала таким нахальным, от природы стройным девчонкам, беззаботно евшим все подряд, в то время как ее дух был обременен массой плоти, готовой обратиться в жир всякий раз, когда она брала добавки. Слезы зависти закипали в глазах. Почему ей суждена эта участь, ведь ведьма должна танцевать, скользить, едва касаясь земли?

– Нам нельзя продолжать, – выпалила она, возбужденная водкой, натыкаясь на выступающие углы маленькой, узкой и длинной комнаты. – Мы должныснять заклинание.

– Но как, милочка? – спросила Джейн, стряхивая с сигареты с красным фильтром пепел в блюдечко с узором «пейсли» (Сьюки съела из него все орешки), тут же затянувшись снова и выпустив дым через нос. Словно прочтя мысли Александры, она предвидела эту занудную выходку.

– Нельзя вот так убивать ее, – продолжала Александра, получая удовольствие от впечатления, которое должна была производить, – прямо рыдающая заботливая старшая сестра.

– А почему? – суховато спросила Джейн. – Мысленно мы все время убиваем. Мы исправляем ошибки. Меняем приоритеты.

– Может, дело вовсе не в нашем заклинании, – предположила Сьюки. – Может, мы слишком самонадеянные. В конце концов, она в руках докторов, а у них есть все инструменты и приборы и что там еще, что не обманывает.

– Они обманывают, – сказала Александра. – Все эти научные штучки лгут. Ведь должноже что-то быть, что могло бы расколдовать, – взмолилась она.

– Если все мы сосредоточимся.

– Я не в счет, – сказала Джейн. – Церемониальное колдовство меня действительно раздражает, я так решила. Слишком уж похоже на детский сад. Моя сбивалка до сих пор в воске. А дети все спрашивают, что там было в фольге. Они застали нас как раз вовремя, и как бы не рассказали друзьям. Не бойтесь, вы обе, я еще надеюсь заполучить церковь, а все эти сплетни не располагают к тому, чтобы влиятельные люди взяли меня хормейстером.

– Как ты можешь быть такой бессердечной? – воскликнула Александра, ощущая, как ее эмоции действуют на изысканные старинные вещи Сьюки – овальный раздвижной столик, трехногий стул с плетеным сиденьем в стиле шекеров [61] – словно волна, несущая обломки к берегу. – Неужели ты не понимаешь, как это ужасно? В конце концов, она лишь делала то, о чем он ее просил, и отвечала «да». А что еще она могла сказать?

– Забавная получается штука, – сказала Джейн, сгребая в высокую кучку на латунном крае блюдечка «пейсли» пепел от сигареты. – Дженни умерла на днях, – добавила она, будто процитировав.

– Голубушка, – не обращая внимания на Джейн, сказала Александре Сьюки, – боюсь, мы тут ничего не смогли бы сделать…

– Отпевали ее прах, – продолжала Джейн в том же тоне.

– Так что ты тут ни при чем. Ты просто была игрушкой в чужих руках. И мы тоже.

– Мы с молитвой на устах, – процитировала Джейн, очевидно, в заключение.

– Нами просто воспользовался космос.

Александру охватила гордость за собственное искусство:

– Вы обе не смогли бы справиться без меня, у меня такая сильная энергетика, я такой хороший организатор. Замечательно – ощущать свою власть!

Сейчас она ее ощущала, ее печаль давила на эти стены, лица и предметы – морской сундучок, табурет на тонких острых ножках, ромбовидные толстые рамы, – как подушка, наполненная возбуждением и раскаянием.

– В самом деле, Александра, – сказала Джейн, – ты не в себе.

– Знаю, я ужасно себя чувствую. Не пойму, в чем дело. Придаток слева болит перед каждой менструацией. А ночью ноет поясница так, что просыпаешься и лежишь, согнувшись, на боку.

– Ох ты, бедная, большая грустная красавица, – сказала Сьюки, вставая и делая шаг так, что кончики грудей качнулись под блестящей тканью. – Тебе нужно растереть спину.

– Я так боюсь, – гнусаво произнесла Александра, в носу пощипывало. – Ну почему именно яичник, если только не…

– Тебе нужен новый любовник, – сказала ей Джейн.

Откуда она знает? Александра сказала Джо, что не хочет его больше видеть, и в следующий раз он больше не пришел, его не было уже не несколько дней, а несколько недель.

– Подними-ка свою хорошенькую блузку, – сказала Сьюки, хотя это была всего лишь одна из старых рубашек Оззи с торчащими уголками воротника, потому что пластмассовые прокладки выпали, и со старым пятном рядом со второй пуговицей. Сьюки опустила ей лямку лифчика, расстегнула застежки, и тяжелая грудь высвободилась с облегчением. Тонкие пальчики Сьюки начали массировать круговыми движениями, грубая диванная подушка под носом Александры успокаивающе пахла мокрой собакой. Она закрыла глаза.

– А может, немного помассировать бедра, – высказалась Джейн, по звяканью и шуршанию можно было догадаться, что она ставит стакан и гасит сигарету. – Напряжение в пояснице возникает от задней части бедра, и это напряжение нужно снять. – Ее пальцы с огрубевшими кончиками принялись пощипывать и поглаживать, создавая эффект pianissimo.

– Дженни… – начала было Александра, вспомнив ее нежный массаж.

– Мы не вредили Дженни, – напевно произнесла Сьюки.

– ДНК ей вредит, – сказала Джейн. – Испорченная ДНК.

Через несколько минут Александра была почти готова уснуть. Страшный веймаранер Сьюки, Хэнк, торопливо вбежал в комнату, высунув лиловый язык, и они затеяли игру: Джейн сыпала сухой корм на ноги Александры, а Хэнк потом его слизывал. Затем они насыпали корму на спину, где была подоткнута рубашка. Язык у пса был шершавый и мокрый, теплый и липкий, как ножка огромной улитки. Он хлопал взад-вперед по накрытому на спине Александры столу. Собака, как и ее хозяйка, любила хрустящую еду, но, наконец насытившись, удивленно взглянула на женщин и попросила их взглядом круглых топазовых глаз с фиолетовым облачком в центре каждого прекратить игру.

Хотя в летнее время другие церкви Иствика заметно пустеют, в унитарной церкви все остается как всегда, разве что прибавляются отдыхающие, состоятельные религиозные либералы в свободных красных брюках и полотняных пиджаках, дамы в пестрых ситцевых платьях и летних шляпках, отделанных лентами. Эти отдыхающие и постоянные прихожане: Неффы, Ричард Смите, Херби Принз, Альма Сифтон, Гомер Перли и Франни Лавкрафт, молодая миссис Ван Хорн и относительно новая в городе Роза Хэллибред, без своего неверующего мужа, но со своей протеже Дон Полански, – были однажды удивлены. Нестройно пропев «В ночь сомнений и печали» (баритон Даррила Ван Хорна сообщал некую грубую гармонию хору на галерее), они услышали в проповеди слово «зло», слетевшее с уст Бренды Парсли. Нечасто слышали такое в этой строгой церкви.