На реке Чусовой - Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович. Страница 7
– Ну, братцы, как мы будем сымать барку? – спрашивал Илья, обращаясь к бурлакам.
Бурлаки переминались и ничего не отвечали. Илья нетерпеливо крякнул, бросил на палубу свои кожаные рукавицы и обратился к косным.
– Спущайте неволю… Попробуем сперва неволей сняться, авось и слезем с огрудка.
Неволей называется громадное бревно, затесанное с обеих сторон; оно походит на громадную доску, в несколько вершков толщины. Таких неволь при каждой барке обыкновенно две, и они плывут около бортов, несколько предохраняя борты от ударов о бойцы.
Через пять минут косные были готовы, то есть сняли кафтаны, сапоги и остались в одних рубахах. Один из них, здоровый мужик с русой бородкой, засучил штаны и, держась за борт барки, встал на неволю.
– Ах, студяно, – проговорил он, пробуя голой ногой холодную воду, – жгется вода-то…
– Ну, ну, не разговаривай! – кричал Илья. – Вавило, отвязывай неволю, а ты, Сергей, иди на конец.
Молодой парень в красной рубахе тряхнул волосами, перекрестился и разом перескочил через борт на неволю.
– Приготовь чегень, Прошь!
– Готово, – отозвался мужик, с русой бородкой, меряя дно коротким колом, который называется у бурлаков «чегенем». – Четвертей пять будет, – проговорил он…
– Видно, нечего делать, придется идти в воду, – решил Илья. – Не берет неволя… Ну, кто из молодчиков воды не боится? Ну, ребятки, которые помоложе, раздевайтесь да за работу!
Косные и человек десять молодых бурлаков сняли лапти, зипуны и остались в одних рубахах. Нужно было спускаться в воду под левое плечо, чтобы сдвигать его чегенями. Работа в холодной весенней воде тяжелая и крайне опасная. Бурлаки ее не любят, но приходится лезть в воду, потому что время не ждет. Мимо нас проплыло уже несколько барок. Завидно было смотреть на них, когда своя барка лежит на песке, как черепаха.
– Ну, братцы, чегени левое плечо! – скомандовал Илья, бегая по передней палубе. – А вы, как ударят поносные, – кричал он косным на неволе, – поворачивай неволю… Да разом, братцы! Все разом…
Человек пятнадцать бурлаков выстроились под левым плечом барки и подхватили его своими чегенями.
Некоторым вода доходила по грудь. Лица посинели, у многих стучали зубы от холода. Положение было самое некрасивое… Чего стоило простудиться в этой ледяной воде и потерять не только здоровье, но и жизнь. От таких съемок много бурлаков уходят в могилу или на всю жизнь остаются калеками.
Когда неволя была приготовлена, и бурлаки стояли у поносных, Илья сам затянул «Дубинушку».
Бурлаки подхватили.
– Идет барка! – кричал Илья, меряя воду длинным шестом. – Еще маненечко!.. Нос налево, молодцы!.. – кричал Илья. – Корму поддоржи… корму! корму!
Барка, как черепаха, поворачивала корму, крайне тяжело буравя носом песок, который под левым плечом образовал целую гору.
– Подчегенивай левое плечо!! – кричал Илья. – Молодцы, подчегенивай!.. Ай да молодцы!.. Еще разик!..
– Барка пошла… Барка пошла!! – закричали десятки голосов, и бурлаки с чегенями, как кошки, принялись карабкаться по бортам.
Барка была уже на вольной воде и тихо поплыла кормой вперед, «отурилась», как говорят бурлаки.
– Ну, слава богу, – проговорил Илья, – спасибо, ребятушки!.. По стакану водки на брата!..
После такой ледяной ванны водка была необходимостью, чтобы хоть немножко согреться. У некоторых бурлаков нечем было переменить мокрые рубахи, и они прямо на них надевали свои сермяги.
– У поносного-то согреются поманеньку, – объяснил Илья. – Этакий грех вышел… Поди ты!
– Отчего у вас огня нет на барке, Илья? – говорил я. – Вот бы бурлаки и погрелись…
– Ну, нет, барин, ежели из ледяной воды да к огню, – тут тебе и конец… Уж это мы даже оченно хорошо знаем! Который бурлак, ежели не обтерпится так, да сунется к огню, – сейчас пропал. Верно!.. Это уж завсегда так. У кого руки отнимутся, у кого ноги, а кто и совсем помрет.
– Да это хорошо говорить, когда на тебе все сухое, а каково вон им, которые в мокром стоят на палубе…
– Что же делать, потерпят… Ведь не впервой… Вот у Молокова да у Разбойника все согреются, пот прошибет. Ах, ты, подумаешь, грех какой вышел!.. А?!
X
Мы проплыли мимо деревни Камасино, под железнодорожным мостом, а затем показалась скоро и небольшая деревенька Кумыш. Эта последняя деревня замечательна тем, что пониже ее стоят самые опасные бойцы на всей Чусовой, – Молоков и Разбойник. Много барок бьется о них, особенно в высокую воду. Чусовая идет здесь в низких берегах, широким разливом, далеко заливая поемные луга; Молоков и Разбойник являются как бы последним и самым страшным препятствием, которым старик Урал загораживает еще раз путь горной красавице Чусовой.
Под Молоковым Чусовая делает поворот, и в привале этого поворота, куда сносит струей барку, стоит страшный боец. Самый камень издали не представляет собой ничего особенно страшного: это большая скала, которая повернулась навстречу воде своим отлогим краем. Вот по этой-то отлогости вода взбегает высоко на самый боец, а затем с страшным ревом и стоном бежит назад, в реку, образуя под бойцом настоящий ад из пенящихся волн. Еще издали слышно, как ревет река под Молоковым, а ближе вы видите только, что вся вода здесь превращается в сплошной поток белой пены, точно под бойцом кипит молоко. Отсюда и название самого бойца – Молоков.
– Шапки долой! – командовал Илья, когда наша барка с гробовым молчанием начала подходить к бойцу. – Постарайтесь, родимые!..
Конечно, бурлаков нечего просить о работе, они сами сознают всю важность наступающего момента и не пожалеют силы, чтобы барка птицей пролетела под самым страшным бойцом.
Нашу барку подхватило струей и со страшной быстротой понесло прямо на боец.
Река суживается к бойцу, и чувствуешь, как барку подхватывает могучая стихийная сила и с увеличивающейся быстротой мчит к страшному каменному выступу.
Вот уж мы в полосе пенящейся воды, которая, как бешеная, лезет седыми гребнями на борты нашей барки… Вот и сам грозный Молоков… Он точно растет с каждой секундой и быстро приближается к нам. Сознание собственного движения как-то теряется в этом хаосе звуков, голова кружится, и кажется, что мимо барки бегут берега, а впереди ждет неумолимая, кипящая бездна. Но вот несколько сажен до Молокова… в воздухе стоит водяная пыль… Еще одна секунда, и нас измелет в страшном водовороте… В самый критический момент, когда общая погибель кажется неизбежной, раздается команда Ильи, поносные разом упали в воду, и барка быстро прошла под бойцом, в каких-нибудь двух аршинах от рокового выступа.
Мы спасены. Не верится, что опасность миновала так быстро. А впереди ждет Разбойник, но теперь он уже не страшен нам, потому что барка плывет по суводи.
– Похаживай, молодцы! – весело покрикивает Илья, похлопывая своими кожаными рукавицами.
Под Разбойником барка прошла благополучно. У всех отлегло от сердца. Слышатся смех и веселый говор. Кто-то мурлычет себе под нос песенку. Вон на берегу лес, дальше поля, изгороди, а там крошечная безыменная деревенька приткнулась на высоком берегу, на самом юру и весело смотрит под гору, где под кручей вереницей бегут коломенки.
– А есть на Чусовой еще такие места, как Молоков с Разбойником? – спрашивал я у Ильи.
– Таких-то нет, а около того попадаются… Сплавщик с Дружным, Печка с Высоким: одна у них музыка-то, пожалуй. Ничего, хорошие, веселые бойцы!..
Если в горной части Чусовой можно встретить разбитые барки, то ниже Камасина начали попадаться барки обмелевшие. Кое-где они снимались с огрудков, как и мы у Камасина, другие совсем обсохли и стояли наполовину в воде без всяких признаков жизни. Рабочие ушли, а груз караулили одни водоливы.