Приваловские миллионы - Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович. Страница 45

В гостиной Половодов просидел недолго. Попросив жену занять гостя, он извинился перед Приваловым, что оставит его всего на несколько минут.

– Ты, Александр, подвергаешь Сергея Александрыча ничем не заслуженному испытанию, – проговорила Антонида Ивановна, оставляя рояль.

– Вы несправедливы ко мне, Антонида Ивановна, – мог только ответить Привалов. – Я считаю за счастье…

– А?.. Чего? – спрашивал Веревкин, который спал на своем диванчике и теперь только проснулся. – А я так расчувствовался, что вздремнул под шумок… – Вы тут комплименты, кажется, говорите?

Под смех, вызванный этим маленьким эпизодом, Половодов успел выбраться из комнаты, и Привалов остался с глазу на глаз с Антонидой Ивановной, потому что Веревкин уплелся в кабинет – «додернуть», как он выразился.

– Почему вы думаете, Антонида Ивановна, что я избегаю вашего общества? – спрашивал Привалов. – Наоборот, я с таким удовольствием слушал ваше пение сейчас… Могу сказать откровенно, что никогда ничего подобного не слышал.

Антонида Ивановна внимательно посмотрела на Привалова, накинула на плечи оренбургский платок из козьего пуха и проговорила с ленивой улыбкой:

– Я не понимаю, как это хочется мужчинам говорить вечно одно и то же… Неужели нельзя обойтись без комплиментов?

Они прошли в знакомую Привалову голубую гостиную, но на этот раз Антонида Ивановна села очень далеко от своего гостя.

– Вы не рассказали мне еще о своем визите к Ляховским, – заговорила хозяйка, вздрагивая и кутаясь в свой платок. – А впрочем, нет, не рассказывайте… Вперед знаю, что и там так же скучно, как и везде!.. Не правда ли?

– Я не понимаю, что вы хотите сказать этим?

– Ах, самую простую вещь, Сергей Александрыч… Посмотрите кругом, везде мертвая скука. Мужчины убивают время, по крайней мере, за картами, а женщинам даже и это плохо удается. Я иногда завидую своему мужу, который бежит из дому, чтобы провести время у Зоси. Надеюсь, что там ему веселее, чем дома, и я нисколько не претендую на него…

Привалов заговорил что-то об удовольствиях, о чтениях, о занятиях, но Антонида Ивановна неожиданно прервала его речь вопросом:

– Послушайте, когда ваша свадьба?

– Какая свадьба?

– Да ведь вы женитесь на Nadine Бахаревой. Это решительно всем в городе известно, и я, право, от души рада за вас. Nadine отличная девушка, серьезная, образованная. Она резко выделяется из всех наших барышень.

– Послушайте, Антонида Ивановна, – серьезно заговорил Привалов. – Я действительно глубоко уважаю Надежду Васильевну, но относительно женитьбы на ней и мысли у меня не было.

– Неправда.

– Совершенно серьезно говорю.

– О, это пустяки. Все мужчины обыкновенно так говорят, а потом преспокойнейшим образом и женятся. Вы не думайте, что я хотела что-нибудь выпытать о вас, – нет, я от души радуюсь вашему счастью, и только. Обыкновенно завидуют тому, чего самим недостает, – так и я… Муж от меня бежит и развлекается на стороне, а мне остается только радоваться чужому счастью.

– Вы ошибаетесь, Антонида Ивановна, уверяю вас. Есть обстоятельства, которые… Одним словом, я никогда не женюсь.

Антонида Ивановна долгим, внимательным взглядом посмотрела на Привалова, но ничего не отвечала и только плотнее – вместе с шеей – укуталась в свой платок. Привалов еще никогда не видел Половодову такой красивой. В его ушах еще стояла давешняя песня, а тут этот странный тон разговора… Привалов почувствовал себя как-то жутко хорошо около Антониды Ивановны и с особенным удовольствием испытывал на себе теплоту ее пристального ленивого взгляда Невольная грусть, которая слышалась в ее разговоре, отвечала невеселому настроению Привалова, и он горячо пожал Антониде Ивановне на прощанье руку.

Вечером этого дня, когда Антонида Ивановна вошла в спальню своей maman, она имела самый утомленный и жалкий вид. Тяжело опустившись на ближайший стул, она с заметным усилием едва могла проговорить:

– Бревно этот ваш Привалов, и больше ничего.

Агриппина Филипьевна пытливо и вопросительно посмотрела на дочь, а потом спокойно ответила:

– Нужно иметь терпение, мой друг…

– Александр был здесь?

– Был. Представь себе: захватил с собой Оскара, и вместе отправились к Ляховскому. Оказывается, что это уже не первый их визит туда.

– Решительно ничего не понимаю, maman…

– И я тоже; но все-таки согласись, что очень и очень странно. Что может делать этот идиот Оскар у Ляховского?

Почтенная дама только пожала плечами и сделала презрительную гримасу.

XVIII

В последнее время Надежда Васильевна часто бывала у Ляховских; Привалов встречался с ней там, когда в свободное от занятий время с Ляховским заходил на половину Зоси. Там собиралось шумное молодое общество, к которому примкнул и дядюшка Оскар Филипыч, необыкновенно смешно рассказывавший самые невинные анекдоты.

– Мы вас все будем называть дядюшкой, Оскар Филипыч, – говорила Зося.

– И отлично… – соглашался дядюшка. – Я буду очень любить такую племянницу, как вы.

Дядюшка в качестве любезника старой школы почтительно целовал каждый раз руку Зоси и забавно шаркал ножкой. Половодов служил коноводом и был неистощим в изобретении маленьких летних удовольствий: то устраивал ночное катанье на лодках по Узловке, то маленький пикник куда-нибудь в окрестности, то иллюминовал старый приваловский сад, то садился за рояль и начинал играть вальсы Штрауса, под которые кружилась молодежь в высоких залах приваловского дома. Виктор Васильич был правой рукой Половодова и слушался, как собака, каждого его движения. Особенно смешил всех дядюшка, который боялся лошадей и воды и так забавно танцевал вальс в два па, как его танцуют только старики.

Это шумное веселье было неожиданно прервано появлением нового лица. Однажды, когда Привалов занимался с Ляховским в его кабинете, старик, быстро сдвинув очки на лоб, проговорил:

– Вы видели Лоскутова? Максима Лоскутова?

– Нет…

– Ну, так вы, батенька, ничего не видели; это unicus [20] в своем роде… Да, да. Наш доктор отыскал его… Замечательная голова: философ, ученый, поэт – все, что хотите, черт его знает, чего он только не учил и чего не знает! В высшей степени талантливая натура. И очень благодарен доктору за этот подарок.

Привалов рассмеялся.

– Чего вы смеетесь? Конечно, подарок, а то как же? Мы, сидя в Узле, совсем заплесневели, а тут вдруг является совершенно свежий человек, с громадной эрудицией, с оригинальным складом ума, с замечательным даром слова… Вы только послушайте, как Лоскутов говорит…

Ляховский сделал кислое лицо и как-то по-жидовски расставил руки.

– Для нас этот Лоскутов просто находка, – продолжал развивать свою мысль Ляховский. – Наши барышни, если разобрать хорошенько, в сущности, и людей никаких не видали, а тут смотри, учись и стыдись за свою глупость. Хе-хе… Посмотрели бы вы, как они притихнут, когда Лоскутов бывает здесь: тише воды, ниже травы. И понятно: какие-нибудь провинциальные курочки, этакие цыплятки – и вдруг настоящий орел… Да вы только посмотрите на него: настоящая Азия, фаталист и немного мистик.

– Вы так много насказали про Лоскутова, Игнатий Львович, что я даже немного начинаю бояться его, – пошутил Привалов.

– Я сам его боюсь… Да…

Старик поднялся со своего кресла, на цыпочках подбежал притворить двери кабинета, еще раз огляделся кругом и, наклонившись к самому уху Привалова, шепотом говорил:

– Лоскутов был в чем-то замешан… Понимаете – замешан в одной старой, но довольно громкой истории!.. Да… Был в административной ссылке, потом объехал всю Россию и теперь гостит у нас. Он открыл свой прииск на Урале и работает довольно счастливо… О, если бы такой человек только захотел разбогатеть, ему это решительно ничего не стоит.

– А сам-то по себе кто такой этот Лоскутов?

– Да бог его знает… Он, кажется, служил в военной службе раньше… Я иногда, право, боюсь за моих девочек: молодо-зелено, как раз и головка закружится, только доктор все успокаивает… Доктор прав: самая страшная опасность та, которая подкрадывается к вам темной ночью, тишком, а тут все и всё налицо. Девочкам во всяком случае хороший урок… Как вы думаете?