Убийство Президента Кеннеди - Манчестер Уильям. Страница 65

Если бы обстоятельства были менее серьезными, отъезд Линдона Джонсона из Парклендского госпиталя можно было бы Назвать истеричным. Он напоминал сцену прощания в одной из кинокомедий Чарли Чаплина, когда после бурных проводов единственными пассажирами тронувшегося поезда оказываются люди, пришедшие на вокзал проводить своих друзей. Некоторым из тех, кто должен был уехать, удалось покинуть Паркленд, но другие не успели этого сделать. Отъезд происходил в обстановке хаоса, суматохи и невероятной путаницы.

— На моих глазах, — заявляет Генри Гонзалес, — сильная и полная энергии машина правительства Соединенных Штатов внезапно полностью разладилась.

Руфус Янгблад, до того умудрявшийся держать в поле зрения все детали, вдруг совершенно позабыл о существовании Лема Джонса. В поисках подходящего для; эвакуации выхода Лем Джонс разведал все подъезды. Он обнаружил дверь, не замеченную представителями прессы и выходившую непосредственно на бульвар Гарри Хайнса. В восторге от своей удачи он кинулся назад в отделение «скорой помощи» и вторично за этот час обнаружил, что остался на мели. Джонсон и его свита уже уехали из госпиталя. Клиф Картер и Джек Валенти опоздали всего лишь на какую-то долю минуты, но и они упустили Джонсона.

Аира Гирхарт втиснулся вместе со своим металлическим чемоданом в машину и устроился на коленях какого-то полицейского. Сесилу Стафтону суждено было сыграть памятную роль во время предстоявшей церемонии присяги нового президента. Однако участником церемонии он стал совершенно случайно. Стафтон был одним из тех, кому Арт Бейлс поручил держать телефонные трубки. Когда Джонсон стремительно прошел прямо мимо него широким шагом, размахивая на ходу своими длинными руками, Стафтон увидел среди сопровождавших его людей Бейлса и спросил:

— Куда это он направился?

— Президент едет в Вашингтон, — прошипел тот в ответ.

Стафтон немедленно все понял.

— Я тоже, — сказал он и передал телефонную трубку Бейлсу, чем вынудил последнего отстать от группы президента. Но и Стафтон опоздал: для него не хватило места в автомобильном кортеже нового президента.

Конгрессмен Альберт Томас совершенно случайно очутился в головной машине в качестве живого щита. После того, как Джонсон расстался с Килдафом, помощником пресс-секретаря Кеннеди, Янгблад попел нового президента к машине начальника полиции Карри. Он все еще был одержим мыслью о заговоре и именно поэтому настоял на том, чтобы было две автомашины. На случай, если бы заговорщик-снайпер обнаружил в одном автомобиле Леди Бэрд и открыл огонь, под обстрел попала бы не та машина, где был Джонсон. Посадив на переднее сиденье рядом с Карри конгрессмена Торнберри, Янгблад сел вместе с новым президентом на заднее сиденье и предложил ему пригнуться ниже уровня стекол. Поэтому выходивший из госпиталя Томас не видел Джонсона, но заметил, что машины трогаются с места. Он крикнул отъезжающим: — Стойте!

— Не останавливайся! — приказал Янгблад Карри.

— Кто это? — спросил скорчившийся на полу Джонсон. Янгблад объяснил ему.

— Тогда остановитесь, — распорядился Джонсон. Так впервые за это время новый президент утвердил себя в качестве лица, принимающего решения.

Стараясь извлечь пользу даже из этой неожиданной задержки, Янгблад решил использовать каждый дюйм человеческого тела для защиты нового президента от пуль. Он посадил Томаса на переднее сиденье и пересадил Торнберри на заднее — так, чтобы плечи Джонсона были зажаты между ним и Торнберри. Таким образом, любая пуля, прежде чем попасть в Джонсона, должна была бы пройти сквозь Карри, одного из двух конгрессменов или Янгблада.

Впоследствии Джон Брукс вспоминал, что они «рванули с места, словно обезьяна, схлопотавшая ремнем по заду». Леди Бэрд, как подобает даме, описывает это в более деликатных выражениях: «Очень, очень быстро уехали». Они промчали три мили за семь минут. Наконец-то аэродром!

В автомобиле Леди Бэрд никто не проронил ни слова и не пошевелился до самого аэродрома. В головной машине Янгблад радировал при помощи портативного аппарата, висевшего у него на кожаном ремне через плечо, камердинеру Джонсона Полу Глинну и приказал перенести личные вещи Джонсона с самолета 86970 на самолет 26000. Для находившихся на аэродроме это было первым известием о готовящейся замене самолета. В машине супруги Джонсона сидевшая позади нее Лиз Карпентер, как единственная журналистка в окружении нового президента, делала первые наброски проекта обращения нового президента к американскому пароду.

Она едва успела начать, как автомобили затормозили. Едва они вышли из машин, как раздалась команда Янгблада:

— Бегом в самолет! Все побежали вверх по лестнице, и когда жена Джонсона входила в самолет через дверь в хвостовой части машины, до, нее донесся из салона пронзительный голос обозревателя Вальтера Кронкайта, комментировавшего по телевидению официальное заявление Килдафа. Она впервые услышала слова:«Линдон Б. Джонсов ныне президент Соединенных Штатов».

Несмотря на то что звук телевизора был включен на полную громкость, различить отдельные слова было трудно. Во всех помещениях самолета раздавались рыдания членов экипажа, бортпроводников, секретарей. Джонсон поспешил к телевизору. Сержант Джо Айрес отрегулировал для него изображение. Его круглое лицо было залито слезами.

— Закройте жалюзи на всех иллюминаторах! — приказал Джонсон.

— Закройте жалюзи! — эхом отозвался Янгблад.

Да, после отъезда из Парклендского госпиталя кое-что уже изменилось.

Выполняя это приказание, Айрес увидел в иллюминаторе самолета поразительную картину. Попирая все военные и гражданские правила безопасности, через весь аэродром к ним вихрем мчалась какая-то автомашина. В ней сидели Джонс, Картер, Валенти, Стафтон — фотограф президента наконец отвоевал себе место в машине вместе с другими опоздавшими — и насмерть перепуганный полицейский из Далласа. Все они прекрасно понимали, каким безумием был этот бросок напрямик через летное поле. Однако за последние полчаса человеческая жизнь значительно подешевела: оставляя бумажный мешок, содержавший часть одежды Коннэли, на попечение медсестры, Картер услышал от нее признание, что «губернатор, вероятно, не выживет». Поэтому никто не возражал, когда Джонс, первоначально решивший, что самолет президента перевели на юго-западную площадку, где приземлялись частные самолеты, вдруг заорал:

— Черт возьми! Мы не на той стороне поля. Поехали наперерез.

Дежурные на диспетчерской вышке в изумлении глазели на то, как мчавшаяся с пронзительно завывающей сиреной на огромной скорости машина с Джонсом и его спутниками пересекла по диагонали запятнанное машинным маслом обширное бетонное пространство поля и, круто развернувшись, остановилась у посадочного трапа.

— Какой из них нага? — спросил Валенти, разглядывая два самолета «боинг-707». Он не мог отличить их друг от друга.

— Вот этот, — ответил Джонс и повел его наверх.

Это была последняя автомашина первого автокортежа президента Джонсона. С прибытием ее на место назначения после бешеного пробега от Парклендского госпиталя спроектированное Янгбладом бегство, как вполне можно было бы охарактеризовать его, было завершено. Однако в Паркленде об этом ничего не было известно. Большинство агентов охраны и помощников Кеннеди в хирургическом отделении находились под впечатлением, что правительственная группа, проделавшая день назад путь от международного аэродрома Сан-Антонио через весь Техас, все еще представляет собой единое целое, И когда позднее они услышали о молниеносном отъезде Джонсона, они остались совершенно бесстрастными. Тот, кого они по-прежнему считали президентом, был мертв. Они не в состоянии были думать ни о чем другом.

Вступление в опои права нового президента было в глазах тех, кто любил Джона Кеннеди, проявлением неоправданной жестокости. Никто не станет отрицать, что переживать это было мучительно. Но иначе быть не могло. Сложившееся положение оказалось неизбежным следствием зверского убийства Кеннеди. Поэтому возвращение в Вашингтон обеих групп в одном самолете не обещало ничего хорошего, а некоторые черты поведения Джонсона, еще не оправившегося от потрясения, могли только усугубить антагонизм.