Александр Македонский. Пределы мира - Манфреди Валерио Массимо. Страница 30

ГЛАВА 24

Александр осмотрел дворец Дария только на второй день. Он встал поздно и огляделся вокруг со странным выражением, словно очнулся от кошмара. Его товарищи уже выстроились возле трона, при оружии, словно ожидая приказаний.

— Где Парменион? — спросил царь.

— Его нет в городе, он в своем лагере с теми из солдат, кто не участвовал в грабеже, — ответил Селевк.

— А Черный?

— И он тоже. Говорит, что чувствует себя нехорошо и просит прощения за отсутствие.

— Они бросили меня, — прошептал царь, словно про себя.

— Но мы с тобой, Александр! — воскликнул Гефестион. — Что бы ты ни совершил и что бы ни случилось. Не так ли? — добавил он, обернувшись к товарищам.

— Так, — ответили все.

— Пока довольно, — сказал Александр. — Возьмите патрули из штурмовиков и пройдите по городу с объявлением. Все солдаты — греки, македоняне, фессалийцы, фракийцы и агриане — все без исключения должны покинуть Персеполь и вернуться в лагерь за городскими стенами. Здесь останутся только «Острие» и мои телохранители.

Товарищи удалились выполнять только что полученный приказ.

Александр, Евмен и Каллисфен в сопровождении толмача и нескольких перепуганных евнухов начали осмотр дворца. Они прошли от ападаны до тронного зала. Это было необъятное помещение шириной более двухсот футов, с сотней кедровых колонн. Стены были расписаны золотом и пурпуром, а капители и потолок украшены резьбой и картинами. Трон был деревянный, с мозаикой из слоновой кости, а позади него, прислоненные к стене, стояли зонтик и опахала из страусовых перьев, которые в дни приемов брали роскошно наряженные слуги.

Оттуда завоеватели прошли прямо в сокровищницу, которую открыли четверо евнухов. Массивная бронзовая дверь медленно повернулась на петлях, и перед новым владыкой предстал обширный зал. Здесь в стенах не было окон, и Александр в первое мгновение смог рассмотреть лишь тот участок, на который упал свет из открытой двери, но увиденное потрясло его. Здесь лежали тысячи золотых и серебряных слитков с клеймом державы Ахеменидов — изображением царя Дария, посылающего стрелу из лука. И такое же изображение красовалось на монетах, которые поэтому назывались «дариками». Ими до краев были наполнены десятки кувшинов, стоявших на полу и на полках вдоль стен.

Евнухи принесли лампы, и тысячи гладких или разукрашенных поверхностей засверкали в полумраке помещения, следуя за движениями ламп.

Царь, Евмен и Каллисфен шли по проходу в середине зала, и с каждым шагом их изумление возрастало. Здесь находился не только металл в монетах или слитках: один сектор заполняли драгоценные вещи, скопленные за двести лет завоеваний и господства над территорией от Инда до Истра. Они увидели драгоценности в неправдоподобном количестве, корзины полнились самоцветами всевозможной формы и цвета, белым и черным жемчугом. Сокровищница содержала бронзовые ожерелья, шандалы, статуи и предметы поклонения, прибывшие из древних святилищ, всевозможное диковинное оружие, как боевое, так и парадное: панцири, копья и мечи, шлемы, украшенные замысловатыми гребнями, кинжалы с насечкой и прямым, изогнутым или извилистым клинком, бронзовые посеребренные или золоченые щиты, поножи и портупеи, пояса из золотых ячеек с пряжками, украшенными ляпис-лазурью и кораллами, эмалевые плитки с золотом и серебром, маски из черного дерева и слоновой кости, индийские, ассирийские и египетские ожерелья из золота с эмалями. А еще — короны и диадемы, некогда опоясывавшие лбы египетских фараонов, греческих тиранов, скифских вождей, индийских раджей, скипетры и командирские жезлы из черного дерева, слоновой кости, бронзы, серебра и янтаря…

И ткани: египетский лен, сирийский бистр, ионийская шерсть, финикийский пурпур и другие, роскошные, переливающиеся разнообразными, редкими оттенками. Эта ткань прибыла из далекой страны, объяснили царю, из земли, лежащей за центральными пустынями и даже за Паропамисом. И еще имелись лоскуты материи, которую делали в Индии, — прохладная, как лен, она поддавалась окраске еще проще льна, но была несравненно легче.

— В такой одежде, — пояснил евнух, — чувствуешь себя так, будто на тебе ничего нет. — Он держал в руке список и по мере продвижения монотонным голосом читал: — Двенадцать кувшинов по одному таланту с золотыми дариками, отчеканенными в правление Дария Первого, двадцать талантов серебра в слитках с клеймом царя Ксеркса, черепаховый панцирь, инкрустированный слоновой костью и кораллами, принадлежавший радже Таксилы, парадная сабля скифского царя Курбана Второго…

Александр понимал, что на простое перечисление всех этих чудес потребуется месяц, но не мог оторвать глаз от бесчисленного множества прекрасных предметов, от этого ослепительного великолепия.

— Сколько здесь всего в монетах и слитках? — вдруг спросил Евмен.

Евнух сначала посмотрел на Александра, словно ожидая дозволения ответить на такой вопрос, и, получив знак согласия, тихим голосом произнес:

— Сто двадцать тысяч талантов.

Евмен побелел.

— Ты сказал, сто… сто двадцать тысяч?

— Именно так, — бесстрастно ответил евнух.

Они вышли, потрясенные зрелищем величайшего скопления драгоценностей, какое только бывало на земле. Евмен не переставал повторять:

— Не могу поверить, олимпийские боги, не могу поверить. Если подумать, что всего чуть более трех лет назад у нас не хватало денег, чтобы купить сена для лошадей и пшеницы для ребят…

— Вели раздать каждому из них по десять мин [12], — приказал Александр.

— Ты сказал: десять мин каждому солдату войска?

— Да, так я и сказал. Заслужили. Добавь еще по таланту командирам, по пять — командирам больших соединений пехоты и конницы и по десять — военачальникам. Представь мне точный расчет.

— Это будет самое богатое войско на земле, — пробормотал секретарь, — но не знаю, останется ли оно после этого и самым доблестным. Ты уверен, что поступаешь правильно?

— Вполне. Тем более что у них не будет времени все эти деньги потратить.

— Почему? Мы уходим?

— Как можно скорее.

Но они остались. На несколько месяцев. В Персеполе обнаружились архивы и канцелярия Великого Царя, и Евмен сообщил Александру, что прежде, чем идти дальше, необходимо объединить все, что уже завоевано, организовать систему дорог, жизненно важных для снабжения и коммуникаций, раздать сатрапам и правителям всех уже покоренных провинций указания, наладить связь с Македонией и регентом Антипатром. Он также искал документы, которые подтвердили бы ответственность персов за убийство Филиппа, или следы каких-либо их контактов с царевичем Аминтой Линкестидским. Обвиненный в сношениях с Дарием, когда войско находилось еще в Анатолии, Аминта по приказу царя до сих пор оставался под надзором. Но все делопроизводство велось клинописью, и немногим найденным переводчикам для полного и исчерпывающего разбора потребовалось бы несколько лет.

Между тем, как и предвидел Евмен, безделье и бешеные деньги коренным образом изменили поведение солдат, и товарищи царя, поселившись, как и он, в самых роскошных городских дворцах, вычищенных и отремонтированных, жили по-царски. Александр продолжал приглашать их на верховые прогулки и часто, чтобы держать в форме, устраивал игры с мячом. Друзья выезжали неохотно, только для того, чтобы угодить царю, однако, начав играть, снова, как в детстве, наслаждались этим простым развлечением.

В те дни в дворцовых портиках раздавались крики и смех, как когда-то во дворе в Пелле.

— Бросай мяч мне! Бросай, ради Геракла! — кричал Александр.

— Да я тебе уже бросал, так ты его потерял! — еще громче кричал Птолемей.

— Лови, чем болтать-то! Ты что, уснул? — орал Леоннат.

Первым всегда просил перерыва Евмен, не отличавшийся ни атлетическим сложением, ни ловкостью воина:

— Ребята, хватит! Я сейчас сердце выплюну!

— Какое сердце? У тебя вместо сердца учетная книга! — подкалывал его Кратер, самый быстрый и ловкий.